— холодная влажная тьма, вода просачивается сквозь живот ее униформы. Извиваясь, как рождение в обратном порядке, а затем грязь осыпается перед ней, она проваливается во вражеский туннель, ударяется о деревянную опору, рот человека образует букву «О» в тусклом свете фонарей, когда она поднимает свой автоматический…

— Почему ты так долго? — снова спросила она.

— Ну, ты была тем, кто думал, что в «методичном» подходе Либерта что-то есть, — резонно заметил Генрих. Он раскурил трубку и выпустил кольцо дыма в небо, наблюдая, как по нему проплывают силуэты дирижаблей, направляющихся к посадочному полю. — Нам потребовалось так много времени, потому что каждый раз, когда мы захватывали деревню, мы останавливались, чтобы расстрелять всех подозрительных, затем всех, кого полиция Либерта могла выманить, а затем ждали, пока Либерт назначал всех, от мэра до инспектора канализации, и проверял, все ли работает гладко.

— Еще и за пределами Юнионвила останавливали, как ни в чем не бывало, — сказала Герта. — Как Имперцев, во всяком случае.

— Как Бригад Свободы, — поправил Генрих. Он закрыл оловянную крышку своей S-образной трубки и потянулся за сэндвичем. — Имперские беженцы, Санти, несколько Сьерранцев, офицеры Санти, чертовски хорошее снаряжение и так себе подготовка. Но с большим энтузиазмом.

— Ну, и что мы будем с этим делать? —  спросила Герта. — Я работаю связным по внутренней безопасности с тех пор, как вернулась.

— В эту игру могут играть двое, — с удовлетворением сказал Генрих. — Вот, почему я вернулся сюда. Мы собираемся «Добровольно»...

Хлоп.

Тихий злобный треск на тротуаре снаружи был почти не слышен из-за шума уличного движения. Герта вскочила со стула и одним размашистым шагом пересекла половину лужайки; Генрих был слишком крупным мужчиной, чтобы быть таким же грациозным, но на старте он был менее чем в двух шагах позади нее, и они перепрыгнули стену в тандеме, приземлившись, лицом друг к другу, с оружием наготове.

Какая-то женщина налетела на Герту, оглядываясь через плечо. Она отскочила от Избранной, как будто налетела на стену; Герта схватила ее и дважды ударила, нанося удары с клинической точностью. Звякнуло что-то металлическое, и Имперская Протеже рухнула на кирпичный тротуар, ее лицо стало пунцовым, когда она изо всех сил пыталась вдохнуть через парализованную диафрагму. Позади нее плотная толпа рассеялась, как ртуть по сухому льду, оставив офицера Избранных  лежать лицом вниз. Он упрямо пытался ползти вперед, когда Генрих наклонился над ним.

— Лежи спокойно, — сказал он. Приказной окрик прорвался сквозь туман боли; Генрих разрезал ткань и скомкал ее в давящую повязку. — Пулевое ранение слева от позвоночника, чуть ниже ребер. Выглядит отвратительно.

Подошла Герта, ее ноздри слегка раздувались от железистого запаха крови. Запаха фекалий не было, значит, кишечник не был перфорирован, но в этой части тела было слишком много жизненно важных органов и крупных кровеносных сосудов, чтобы чувствовать себя комфортно. Она тащила женщину Протеже за одну лодыжку, а в другой руке что-то держала.

Генрих посмотрел на этот предмет, и чуть не рассмеялся. Он был похож на детский макет пистолета: короткая трубка, проволочный контур рукоятки и еще один кусок проволоки, который действовал как пружина и приводил ударник в действие с единственным патроном внутри.

— Что это за оружие? — спросил он.

— Это не оружие, это орудие убийства. Один выстрел, и ты выбрасываешь его; как раз то, что нужно для убийства временного босса или одного из нас на людной улице.

Черты лица Генриха превратились в маску. Через мгновение он сказал: — Никогда бы не подумал, что Санти до такого додумаются.

— Они отвратительны, когда начинают действовать, — ответила Герта. — Мы находим все больше и больше этого. Проблема заключается в том, чтобы проследить цепочку контактов. Возможно, это животное нам что-нибудь скажет.

— Действительно.

Они подняли глаза: прибыл медик с двумя помощниками Протеже, родившимися в Стране, и мужчиной в гражданской одежде. Длинное кожаное пальто с таким же успехом могло быть униформой: Четвертое Бюро.

— Это было быстро, — нейтрально заметила Герта. Не время для еще одного междусобойчика, как сказала она себе. Это была их территория.

— Недостаточно быстро. У нас была некоторая информация, но ее явно было недостаточно.

Женщина достаточно отдышалась, чтобы распознать того, кто стоял над ней. Она попыталась отползти, а затем закричала, когда он наступил ей на руку.

Крик перешел во всхлип, когда он опустился на колени рядом с ней и что-то держал в руке: металлический шарнир, похожий на гинекологическое зеркало, но с зубчатым зажимом на конце. Герта узнала его — инструмент для допроса, предназначенный для введения во влагалище субъекта, зажатия матки и вырывания ее одним сильным рывком.

— А теперь, моя дорогая, я хотел бы задать тебе несколько вопросов, — сказал тайный полицейский. — И ты хотела бы избежать боли, но ты можешь почувствовать так много боли. Его рука сжала ее челюсть. — Нет, нет, ты не можешь откусить себе язык. Пока нет.

Генрих встал, когда специалисты остановили кровотечение у раненого, поставили капельницу с физраствором и начали укладывать его на носилки. Также подъехала полицейская машина без опознавательных знаков; женщине сделали быструю инъекцию наркотика и бросили в проволочную клетку сзади.

— Мой обет, но возвращение в бой в Союз выглядит все лучше и лучше, — сказал он.

Герта угрюмо посмотрела на кровавое пятно на пустынном тротуаре. — Все лучше и лучше, но к чему это ведет?

— Конечно, мы победим.

— Здесь мы победили.

Генрих колебался. — Знаешь, в чем-то ты права. Он пожал плечами. — За всем этим стоят Санти. Если мы прикончим их, то сможем успешно установить мир.

* * *

— Давай, дружок, ты сможешь это сделать, — промурлыкал Джеффри.

Воздушный бой превратился в клочковатое облако на западе; все, что он мог видеть, — это два столба дыма, поднимающиеся с земли там, где врезались самолеты. Двигатель снова кашлянул, пропустив свой обычный ритм, который вызвал сочувственный толчок в его собственном сердце. Он мягко накренился над зигзагообразными траншеями, изрезавшими землю внизу, разбиваясь на узлы опорных пунктов и бункеров в разрушенных зданиях университетского комплекса к югу от Юнионвила. Даже сейчас он слегка вздрогнул при виде их; зимние бои там были ужасными, остановив последнее наступление националистов на самых окраинах столицы.

— Давай, — повторил он.

Клочья ткани стекали с капота и верхнего крыла его «Либерти Хок II», отрываясь, когда поток воздуха прорывался через пулевые отверстия. Это не было его главной заботой; у «Марк I» иногда, в подобных обстоятельствах отслаивалась вся обшивка крыла, придавая оставшемуся фюзеляжу аэродинамику кирпича в свободном падении, но новая модель была более прочной. Однако ему действительно не нравился звук, издаваемый двигателем. Медленно, осторожно он развернул маленький истребитель и начал снижаться к посадочному полю. Осталось всего миля или две…

И двигатель снова закашлял и заглох. — Черт, — сказал он со смирением и дернул за рычажок, чтобы перекрыть подачу топлива. Затем: — Черт! когда он посмотрел вниз и увидел густеющую пленку бензина на дне кабины. — Я ненавижу, когда происходят подобные вещи!

— Сделай пометку, чтобы написать команде конструкторов, — подсказал Радж. Если бы это был Центр, он бы воспринял это буквально…

Несколько черных клубов зенитного огня расцвели вокруг него. Дружественный огонь, который был так же опасен, как и огонь противника. Это прекратилось; кто-то, должно быть, заметил красно-бело-синие круги на его крыльях, знаки Воздушной Службы Бригад Свободы. Затем над низким гребнем появилась Х-образная форма поля, неудобно близкая к неподвижной части шасси. Он сосредоточился на белой полосе извести по центру грунтовой взлетно-посадочной полосы, не обращая внимания на мчащийся ему навстречу спасательный грузовик с людьми, цепляющимися за его борта и стоящими на подножках. Зенитка в круглой яме у края взлетно-посадочной полосы внимательно следила за ним, и ее двойные шестифутовые стволы выглядели раздутыми в своих водяных кожухах.  Но, по крайней мере, эта группировка, казалось, только внимательно наблюдала — одиночный истребитель конструкции Сантандера с неподвижным пропеллером было трудно спутать с самолетом Избранных или националистической рейдерской группой, но время от времени это удавалось боевикам с активным воображением.