От этой мысли еда стала немного вкуснее. Может быть, они станут мягче.
— Вероятность 87 % ±3, определяющая «мягкость» как значительно сниженную функциональность военной техники, — сообщил Центр.
Джеффри смог уловить подтекст смысла в этих словах только через десять лет, даже, несмотря на то, что они казались выточенными из мысли, как детали двигателя были выточены из заготовки.
— Но? Центр продолжал:
— Значительное сокращение потребовало бы 7 поколений, плюс или минус…
Неважно.
Генрих оторвал еще одну куриную ножку и усадил девушку к себе на колени. — Победа, это чудесно! — сказал он.
— Да, — ответил Джеффри Фарр. Она будет.
* * *
— Ты уверена, что это хорошая идея? — спросила Лола, отрывая последний кусок от нижней юбки.
— Нет, — ответила Пия. — Но единственное, о чем я могу думать, — это ждать здесь Избранных. Мой Джованни придет — но посмотри, что снаружи!
Чиано был крупнейшим городом в мире; на протяжении веков он был столицей мира, когда Вселенская Империя была тем, что требовало ее название, ведя человечество на Визагере назад от Падения. Теперь он умирал, и в основном от своих собственных рук.
* * *
— И мы должны найти в этом бардаке какую-то бабенку? — спросил Гомс.
— «Вероятно, пару часов назад здесь было больше народу», — подумал Джон.
— Господи, — закончил морской пехотинец, кашляя в густом воздухе, состоящем из дыма и измельченных взрывом частицах кирпича и камня.
— Назад! Назад! — крикнул водитель, когда полдюжины мужчин в Имперской форме бросились к машине.
Они проигнорировали его, если вообще услышали; на их лицах было застывшее, как вырезанное из дерева выражение крайнего отчаяния, видящего шанс на выживание. Морской пехотинец поднял винтовку, выругался и снова опустил ее.
— Если они доберутся до машины, нам всем конец, — сказал Джон.
— Это точно, — сказал Гарри. — Черт…
Винтовка прогремела в неприятной близости от уха Джона. Он стоял неподвижно, положив руку на ветровое стекло. Это был предупредительный выстрел; он слышал отвратительный вой рикошета, видел яркую мгновенную искру там, где металл в оболочке ударился о булыжники. Имперцы проигнорировали это. За ними следовали другие из толпы; никто из них, похоже, не был вооружен — Имперская армия считала это место тыловой зоной еще день или два назад, — но их было много, и все они были убеждены, что машина представляет им шанс выбраться. Вероятно, они не думали о чем-то большем, чем это.
— Черт, — тихо сказал морской пехотинец и передернул затвор.
— Пять выстрелов быстро! — приказал капрал Уилтон.
Морские пехотинцы ждали, держа средний палец на спусковом крючке, а указательный — под затвором. БАЦ — и пять пуль в полете. Щелчок, и указательный палец поднял рукоятку затвора винтовок. Натяжение пружины отбросило затвор назад на полпути его цикла, как только поворотный затвор освободил стопорные выступы; быстрое оттягивание назад, и гильза выброшена; удар ладонью и чик-чак! — начался следующий цикл. Хорошо обученные люди могли таким образом производить двенадцать прицельных выстрелов в минуту, а у всех морских пехотинцев на плечах были знаки «меткого стрелка».
Застыв с замершим лицом, Джон наблюдал, как первый Имперец согнулся пополам, как человек, получивший удар в живот, — даже в упор морские пехотинцы целились в центр массы, как их учили. Имперец повалился вперед и сполз лицом вниз, кровь потекла по булыжникам. Затрещали выстрелы, быстрая осторожная стрельба с полусекундной паузой, чтобы прицелиться. Ему не нужно было приказывать, чтобы прекратить огонь, когда выжившие Имперцы повернулись и побежали.
Уилтон передернул затвор своей винтовки и вставил в магазин обойму с пятью патронами. Цинковая упаковка, в которой были патроны, звякнула о борт машины. Толпа хлынула прочь, от машины, бесцельно толпясь.
Джон не думал, что кто-то еще попытается задержать его на какое-то время. В одном из узких переулков, ведущих на большую площадь перед вокзалом, стояла толпа; само здание вокзала не горело… пока. Но взрывы бомб оставили на площади ряд воронок, ведущих к двадцатиметровым колоннам фасада, как стрелки на карте. Площадь была запружена повозками, запряженными мулами и лошадьми, машинами скорой помощи, машинами снабжения и даже несколькими штабными машинами.
Большинство экипажей были брошены, некоторые сгорели или перевернулись. Раненые животные кричали, их голоса пронзительно перекрикивали крики сотен — тысяч — изнутри огромного здания, добавляя последний штрих ада. Раненые люди высыпали из высоких порталов из красного дерева на площадь, все, кто мог двигаться. Или могли бы шататься, хватаясь за стены, или поддерживать друг друга, или ползти. Зловоние смерти и гангрены волнами накатывало на них, настолько сильное, что даже несколько морских пехотинцев подавились им.
— Сэр, — сказал Генри, — мы бы никогда не добрались сюда, если бы выехали на полчаса позже. И мы ни за что на свете не проедем обратно в посольство.
— Нет, — сказал Джон, слегка улыбаясь, проверяя свой пистолет, а затем сунул его обратно в наплечную кобуру под сюртуком. — Но я не думаю, что у нас будет много проблем с поиском моей жены.
Он кивнул в сторону левой башни. Кто-то наверху натянул две полосы яркой ткани от угловых окон до середины передней части, а другую — прямо вниз от точки, где они встречались. Вместе они образовали стрелку, указывающую вверх на вершину башни. Он достал бинокль из отсека приборной панели и сфокусировался на крошечной фигурке, машущей рукой в верхней части изображения.
— Пошли, — сказал он.
* * *
Водитель откашлялся. Джон отпустил Пию и отступил назад; даже тогда, в этом похожем на склеп месте, морские пехотинцы ухмылялись. Пия покраснела и заправила пряди волос под капюшон.
— Сэр, — сказал Генри, — мы не собираемся возвращаться в посольство.
— Нет, мы должны полностью уехать из города, — задумчиво ответил Джон.
Они находились в одном из погрузочных отсеков станции; здесь было меньше тел, меньше стонущих, страдающих лихорадкой раненых. Никто из морских пехотинцев не был тем, кого можно было бы назвать брезгливым — все они видели боевые действия на Южных островах, — но некоторые из них выглядели бледными. Так же вела себя и подруга Пии; солдаты вежливо протянули ей английские булавки, чтобы помочь застегнуть ее разорванное платье.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — снова спросил Джон.
— Настолько хорошо, насколько это возможно, — решительно заявила Пия. — Мы не можем отправиться в посольство?
Джон покачал головой. — Пожары вышли из-под контроля, и на улицах идут бои. Избранные тоже находятся недалеко от западной части города.
Пия вздрогнула и кивнула. Джон слегка повернул голову.
— Синдерс, — сказал он, — разве ты не говорил, что работал на Северной Центральной Железной Дороге до того, как вступил в корпус?
Синдерс моргнул, глядя на него. — Господь любит вас, сэр, так и было, — ответил он. — Машинист локомотива. Вроде как немного поссорился с бригадиром участка.
Кто-то сказал вполголоса: — Ты имеешь в виду, что немного поссорился с его дочерью.
— Следуйте за мной, — сказал Джон. Он спрыгнул с платформы; под его сапогами захрустела зола. Они передали женщин, и перешли через рельсы на другую сторону огромного помещения. — Вот, этот. Не могли бы вы вести его?
Паровоз и его топливный тендер стояли, повернутые на восток; из нескольких мест сочился пар, скрывая зелено-золотую эмблему линии «Империал Пада Вэли».
— Конечно, сэр. Во всяком случае, он сделан в Сантандере — стандарт 4-4-2, перестроенный под Имперскую широкую колею. Если только у нас будет время, чтобы поднять пары, это может занять некоторое время.
— У него подняты пары, — ответил Джон. Центр нарисовал тепловую схему в его зрении.
— Но куда мы на нем поедем, сэр?
— По крайней мере, немного на восток.
Морские пехотинцы выглядели неуверенно. — Ах, прошу прощения, сэр, — вмешался капрал, — Но разве эти ублюдки Страны не повсюду?
