– Пока нет, – ошалело проговорила я, совершенно забыв, что пару секунд назад мои руки были чуть пониже спины руководителя. Я даже лопату без напоминания подобрала. Хоть и держала ее теперь у правого плеча обеими руками полотном кверху и пошла дальше за мастером бочком на подрагивающих ногах. Хотелось бы думать, что это была дрожь восхищения, но инстинктивно я выбрала такое положение и расстояние, чтобы в случае чего было удобнее вломить.

Очередной проход все тянулся и тянулся. Камня по стенам сделалось больше, стало влажно, пахло прелью, плесенью, грибами и… да, этот сладковатый душок гниения органики не спутаешь ни с чем. Няшка Эмильен Нику, проводивший у нас практическое по степени разложения, самолично изъял у всех пузырьки с отбивающим нюх зельем, а хитрецов, успевших глотнуть, пока очередь не дошла, антидотом напоил. А потом два часа на примерах объяснял, как без алхим-анализа, реактивов и амулетов определить, сколько времени с момента смерти прошло. По запаху. Зато после занятия у него значительно поубавилось поклонниц, выжили самые стойкие.

– Может уже определишься, наконец? – съязвил Холин, голос был почти нормальный, но оборачиваться он не стал.

– С чем? – на всякий случай уточнила я, продолжая держать стратегическую для замаха дистанцию.

– Снова бросишься с объятиями или быстренько лопатой тюкнешь и сбежишь?

Затылком он видит, что ли? Хотя, если он сейчас частично в нематериальном мире…

– М-мастер Холин, – я старалась быть поувереннее, но вышло как вышло, – это боевая трансформация?

– Она самая. Боишься? – Меня снова осияли потусторонним взором. Бррр.

– Нет, б-благоговею.

– Тогда почему дрожишь?

– З-замерзла, – честно ответила я, подземельная сырость давно пробралась под одежку, лопаткам было особенно неуютно.

– Скоро согреешься, – пообещал Холин, – почти пришли.

Хоть я уже и не держала лопату навскидку, но прямо смотреть на мастера остерегалась. Костяк просвечивал сквозь кожу, словно мышцы и сухожилия сделались полупрозрачными, плечи раздались, а руки стали длиннее и когтистее. Ухмылка обзавелась внушительным набором клыков. Жутик еще тот. Одно дело, когда ты точно знаешь, что это нежить или немертвый, то и воспринимаешь его соответственно, но когда из живого человека тьма смотрит, хочется подальше отбежать до того, как тебя жрать начнут.

– Что это за место?

– Старый город. То, что от него осталось. Если стенку поскрести, можно найти надписи и рисунки.

– Как вы тут вообще ориентируетесь?

– Тсс, – шикнул он и погасил светляки.

Коридор оканчивался очередным проходом, только в отличие от предыдущих в нем гнилушечно светилось, а еще скреблось, шебуршало и курлыкало, как если бы обычного городского голубя подрастили до размеров лошади. И… пахло. Источник вони был совсем рядом. В неверном свете было видно, как размазавшийся в тенях силуэт Холина, с приподнятой отведенной назад правой рукой и сложенными щепотью пальцами (из этого положения удобнее всего швыряться проклятиями и пульсарами) скользнул в проход.

Учитывая, что колдовать я сегодня не могу, оставаться одной в коридоре было капельку неуютно. Раздавшееся очередное “урррр” тоже не способствовало спокойствию, но там был Холин, который колдовать мог. Перехватив лопату, двинулась следом. На что только не пойдешь ради зачета.

Я терпеть не могу городских голубей. Гули, в отличие от них, и то честнее – сразу за ноги грызут, без всяких реверансов и курлыканья. Наглые твари эти голуби, скажу я вам, и хитрые. Работают бандой, прикидываются придурками. Вы их глаза видели? Девственная чистота, ни единой мысли, а лапка между делом – шкряб, и упитанное тельце уже на пару сантиметров ближе. Булка есть? А если найдем? А с каким злорадством они разлетаются от тех, кто пернатую братию шуганул без подношения? Думаете, счастье с небес само по себе на шляпы и плечи падает? Я не отвлекаюсь, просто именно городские голуби мне в голову пришли, когда раскатистое “урррр-гл-гл-гл” отразилось от волглых стен пещерки.

Уставившийся на меня круглый желтый глаз с двойным веком украшал повернутую боком уродливую голову с прижатыми ушами и топорщащимся на макушке хохолком из серых влажных перьев. Такие же редкие перья венчали сутулые плечи. Тварь стояла на кривых когтистых ногах, кожистые крылья двумя грязными тряпками спадали до пола. Руки беспрестанно шевелились, оглаживая находящиеся поблизости яйца, больше похожие на икринки. В каждой, под полупрозрачной оболочкой, покрытой слоем слизи, словно биение сердец, пульсировали желто-коричневые огни. Мерзкий гнилостный запах исходил оттуда, из гнезда. А еще от самого банши. Он пошевелился, растопырил крылья, чтобы казаться больше. В узкую щель, рассекающую противоположную стену пещеры наискось, дохнуло ветром, а мои глаза съехались к переносице от непередаваемого амбре.

– Уррр-рра! – выдал он и, чтобы закрепить произведенный эффект, выдвинулся чуть вперед и растопырил леталки во всю ширь.

Тьма и все ее твари! Я зажала нос рукой и шарахнулась в сторону. Вот уж действительно сногсшибательный мужчина. Банши, как голубь, глядя одним глазом, поцокал за мной, держась так, чтобы заслонить кладку. Он не бросался, не старался напасть, просто не пускал к гнезду. Защищал.

Кстати, о защитниках. Где надежда и опора 2-го Восточного мастер-тьма-Холин? Опять меня на передовую, а сам в засаду? Под потолком фосфоресцировал не то мох, не то какая-то плесень, пульсировали яйца-икринки… Я плюнула на осторожность и намагичила слабенький желтоватый светляк. Обзор это не сильно улучшило, а резких густых теней стало на порядок больше.

– Уррр-хшшш! – среагировал банши на появление светляка, в неверном свете фигура твари казалась гротескной, больше похожей на кривую картинку из древней книжки про нечисть.

Он же вроде дальше был? Или показалось? Пасть распахнулась, задергалась грудь и кадык на тощем горле.

– Хш-хш-хии!

В ушах засвербело, в глазах на мгновение поплыло, тварь, стоявшая в трех метрах от меня, вдруг оказалась совсем рядом сбоку…

Бздынь! Руки сработали раньше мозга. Вибрация от удара пробежалась по черенку и отдалась в пальцах. Банши затянул глаза пленками и рухнул. Выступивший из тени некромант взмахнул руками, развеивая белесые ленты непригодившегося заклятия, добыл из ушей беруши и, не глядя, сунул в один из карманов. Вид у него был озадаченный.

– И не стыдно вам, студентка Ливиу.

– Мне? – возмутилась я.

– Реликтовая тварь, а ты ее лопатой, – задумчиво произнес Холин, сплел средний и указательный пальцы крестиком, поджав остальные, крутнул запястьем и валяющийся в глубоком нокауте банши оказался спеленут тонкими черными нитями. Сверху шлепнулся выуженный из кармана артефакт, расползшийся поверх еще одной ловчей сетью и надежно зафиксировавший челюсть. Теперь точно не запоет, даже если очнется.

– А вы, я смотрю, любите ловить на живца, – вкрадчиво проговорила я, наблюдая, как мастер пускает под потолок пещеры десяток светляков. Ведьминская натура бунтовала и требовала устроить скандал, вот прямо сейчас и немедленно. Пальцы сжались на черенке.

– Так же, как и вы, мисс Ливиу.

– Вы о чем? – слегка опешила я от того, что Холин уже второй раз за вечер вспомнил о вежливости и перестал фамильярно тыкать. Возмущен и негодует? Да ладно!

– Я об утренних расшаркиваниях и преференциях от начальства. – Он как раз подобрался к кладке и вдумчиво рассматривал одно из яиц. С ладони, которую некромант держал над оболочкой, сочилось темное марево.

– Думаете, полежали с девушкой в кустах, значит имеете право интересоваться, кто ее утром домой провожает?

Заклинание сбилось, зародыш внутри яйца задергался, а у меня к горлу подкатило. Холин удивленно посмотрел на мою перекошенную физиономию, злорадно ухмыльнулся и поманил.

– Сюда иди.

– Зачем?

– Я обещал, что ты согреешься.

В гнезде оказалось больше двадцати яиц. Следующие полчаса мы с лопатой усердно трудились, протыкая плотные оболочки и отсекая лысые серые головы практически сформированным зародышам. Сначала мастер беззвучно шевелил губами, окутывая яйцо туманом, потом вступала я со своим орудием убиения. Где-то после первого десятка мой пустой желудок попытался вывернуться наизнанку, тогда Холин сжалился и протянул носовые фильтры – технологичный аналог зелья, отбивающего обоняние. Дышать сразу стало легче, даже в голове прояснилось. Теперь понятно, почему ему начхать на эту запредельную вонь, которую, казалось, даже пощупать можно. Щель в стене совершенно не спасала. Когда титанический труд был завершен, я, взобравшись на груду камней, приникла к пролому вплотную, просунула наружу гудящие руки и положив голову на прохладный камень с упоением втягивала сладкий воздух и носом, и ртом.