Но делала она это так словно не хотела обидеть. Вообще когда я смотрел и анализировал её поведение, то выходило что она очень противоречивый человек. Мы болтали с ней иногда, особенно на уроке биологии, которую я знал хорошо и которую она знала далеко не на пять. А потом я пригласил её на свидание, которое назвал «просто погулять». Она внимательно на меня посмотрела и сказала:
— Зачем?
— Ну просто, — сказал я потупив взгляд, сделав вид что засмущался. — Погуляем, может сходим куда-то.
— Только как друзья, — сказала она.
— Да, — ответил я.
— На большее не надейся, сразу говорю...
— Я и не надеюсь, — сказал я, состроив невинное лицо. Сам же решил её немного проверить: как много она позволит Михаилу Финееву.
И вот случилось воскресенье. Я подъехал к общежитию при университете, где жила Маша и чуть этим не спалился. В ипостаси Михаила Финеева, я не спрашивал где она живёт. А потом подумал пофиг, если спросит скажу что как-то узнал, чрез третьих лиц…
Она нехотя подошла к мотоциклу с кислым лицом и спросила:
— Куда поедем…?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Давай в парк.
— А мне не будет холодно? — спросила она.
Будет ли холодно при минус девяти с такой влажность как в Петрограде, да ещё и встречный ветер? Я оценил её зимнее бежевое пальто из шерсти, с меховым капюшоном…
— Будет но не очень, — заключил я, показывая как можно сделать крышу у коляски мотоцикла. — Видишь?
Она неуверенно села в коляску. Я накрыл ей крышу, закрепил на переднем стекле сверху. Показал как застёгиваются боковые двери из прозрачной клеёнки и сказал:
— Сама сможешь снять, когда будешь выходить?
Она сострила презрительно лицо, словно я в чём-то виноват и сказала:
— Ты поможешь, если не смогу… я вообще-то не должна с тобой никуда ехать, я не твоя девушка и никогда не буду. Это одолжение, поэтому если нет удобного транспорта, то нечего и приглашать…
— Понятно, — покивал я и дёрнул стареет зажигания. Не спеша мы поехали, иногда я пытался её высмотреть через клеёнчатые боковые окна коляски. Вроде всё было нормально.
Привёз я её в Павловский парк, где гулял с ней под своей личиной. Мы поставили мотоцикл у входа, заплатили и пошли гулять по заснеженному окультуренному лесу. На лице её виднелось удивление. Наверно всё из-за того места куда мы с ней приехали, наверно в этом парке она была только со мной настоящим и эти воспоминания наложили на неё определённый эмоциональный отпечаток. Мы молча шли по убранной от снега дорожке. Рядом почти никого не было. Лишь какая-то компания ребят маячила далеко впереди.
Мы молча шли вперёд, а рядом замерли вековые сосны, слегка припорошенные снегом. Словно мёртвые исполины. Тишина, почти как в глухом зимнем лесу. Я посмотрел на немое, серое небо и понял, что скоро начнёт темнеть.
Вдруг Маша спросила:
— Почему ты привёз меня именно в этот парк?
— Нравится он мне, — сказал я. Что ещё было добавить? Я спросил, что бы как-то завязать разговор: — Что ты вообще любишь?
— В смысле? — выпала она из задумчивости. Неужели точно меня вспоминала ту нашу встречу в этом парке…
— Читать, петь, плясать… какое у тебя хобби? — уточнил я.
— Читать, а сейчас тренирую магию и физическую форму.
— Зачем тебе это, ты же девочка? — деланно удивился я. А сам порадовался, что будет моя подруга не просто, а боевая подруга.
— Надо, — коротко сказал она.
Разговор не складывался. В универе было иначе, темы про биологию хотя бы, а здесь… И тогда мне пришлось вести себя более естественно, а это значить быть не Михаилом Финеевым, а Михаилом Буровым. Только тогда удалось её разговорить. Каждый раз когда она смеялась иил просто радовалась, то почему-то удивлённо вглядывалась в моё лицо… но рассмотрев что перед ней всё тот же Финеев, разочарованно шла дальше. В такие моменты мы замолкали… но затем я начинал разговор заново. Обсудили кстати постановку Феллини «Дорога», которую он прочла прежде чем пойти тогда со мной..
— А сейчас что читаешь? — спросил я, пытаясь сделать так что бы разговор опять не провис.
— Тургенева, книгу «Пропасть».
— Это про что? — спросил я, что-то припоминая из школьно программы. Но кроме Достоевского никого я особо не читал во внешкольное время.
— Это про то как паренёк из род Зеленой Росомахи полюбил волчицу.
— Разве бывают роды с таким названия, — заметил я.
— Это же условность что бы не падала тень ни на один из родов.
— А то что он росомаха это совсем не важно…, — саркастично заметил я.
— Ой отстань, — нахмурилась она. — Не хочешь слушать, не надо… не буду рассказывать.
— Так о чём там…
— Отвали, — грубо сказала она и чуть ускорила.
— извини, — сказал я искренне опять тоном Михаила Бурова. — Мне правда интересно, расскажи пожалуйста...
— Отец парня Василия был против, и отец Милавы волколюд тоже был против. Но они всё равно поженились тайно, в деревёнской глуши обвенчались, по христианским обычаям… Они стали жить вместе и всё шло хорошо. Потом Милава родила мальчика, потом девочку. Дети стали подрастать, Василий работал чистильщиком снега магией — он раздувал его на сельских дорогах стихией воздуха. Так они и жили… пока дети не стали взрослеть.
— Мальчик всех убил? — зло пошутил я. — Каким надо быть упоротым что бы жениться на волчице. Автор большой фантазёр…
Маша опять нахмурилась:
— Это основано на реальных фактах, такое было…
Услышав это у меня чуть челюсть не отвисла…
— Прототип видать был конченый, — только и смог проговорить я. Хотелось блевать от таких историй, зная волклюдов. А узнать я их успел… и отношение к ним только ухудшалось.
— Да, — вдруг подтвердила маша. — Людям с неокрепшей психикой и моральными устоями я бы не разрешил читать такую книгу. Но факт есть факт, такое случалось, хотя крайне-крайне редко. И рода в этом замешанные стараются этого не афишировать.
— А сейчас такое не случается?
— Никто про это не слышал уже лет тридцать, как минимум. Волки не те…
— Подожди! — вспомнил я. — А что стало с детьми, они дали потомство и стали полу одарёнными и волколюдами?
— Нет конечно, — вздохнула Маша. — Их убили в книге. И в реальности тоже с такими парами и их потомством всегда происходило подобное. Тут кстати автор пытался сделать так что бы книга вышла с таким концом, что мол они сбежали и там где-то продолжили свой проклятый род. Но цензура встала на дыбы, особенно совет родов…
— И правильно сделали, — сказал я.
— А знаешь, — вдруг сказала она. — Ты похож на одного человека…
Ага! Речь явно про меня настоящего — Михаил Бурова. Ну что? Что она там скажет сейчас?! Стоило больших усилий сохранить равнодушное лицо. Но я смог.
— Он плохой или хороший? — спросил я, улыбаясь про себя, и соблюдая каменное лицо внешне.
— Не знаю. — помолчав, сказала она.
— Он плохой человек? Просто так убивал людей? Грабил старушек…
Она недовольно посмотрела на меня:
— Ты дурак?
— Нет, а что? — сказал я. — Просто пытаюсь выяснить степень её сволочизма…
— Я имела ввиду: хорошим ли он был для меня или нет. А если ты хочешь знать мою оценку хороший ли он человек… то да, хороший.
— Слава богу хоть так, — сказал я. — Так а кто это? Я его знаю? Он из универа?
— Его зовут Михаил Буров. Вряд ли ты его знаешь.
— Так он хороший был для тебя или нет? — спросил я чуть не сбившись от главного.
— Да наверно, — сказал наконец она и отвернулась.
— Опять «наверно».
— Отстань! — резко сказал она. — Всё поехали назад. Ты мне надоел!
— Стой! — вскрикнул я. — А хочешь позову Михаила Бурова?
— Тупые шуточки, — сказал она и пошла в сторону выхода, потребовав: — Вези меня обратно...
— Я сейчас я позову, только мне надо уйти в кусты.
— Иди куда хочешь! — крикнула она. — Я сама доеду на поезде!
Чертыхнувшись, я бросился в кусты. Но там везде не было давно листьев, пришлось найти особо толстый ствол сосны, спрятаться за него, сесть, лечь. И там снять посмертную маску Михаила Финеева. Тут же я вскочил и помчался за удаляющейся фигурой Маши.
