Чуть погодя пришел и отец со Святославом, они принесли улов и должны были, пообедав, сразу понести его на ярмарку продавать. Мы вышли из-за стола и пока нам не дали никаких дел, закрылись шторой ото всех за спальным местом, уселись на лавке и ждали поручений. Матушка занималась отцом и старшим сыном, мы шептались о последних новостях. Ты была ошарашена моей новостью, ибо никаких «замуж» в твои планы не входило.

– Не переживай, можно запросто развестись. Вот ты не готовь, не убирай и он сам с тобой развестись захочет, – предложила выход из ситуации я. – К сожалению, такая причина, как «я его не люблю», здесь не прокатывает.

– Вообще печаль…

– Ну а что, это даже забавно, понарошку замуж выйти, а?

– Да, если за того, кого любишь.

– Мне то, все равно, я никого не люблю, мне кого угодно подавайте, – рассмеялась я, – только не страшного и не горбатого.

Но ты моего оптимизма не оценила.

– Но я не хочу замуж за кого попало, – повторила сурово ты.

– Насть, это игра, опомнись.

Но ты обиженно окинула меня взглядом. Я печально вздохнула.

– Насть, он тебе не подходит по сословию. Вы не сможете быть вместе. Если только он сам этого не захочет. А мне что-то кажется, что он такой тугодум, что этому никогда не бывать. Ну, или подговори его… Что ему сложно жениться на тебе?

– Он ведь не женат? – вдруг сотрясла ты воздух.

– Эээ, мась, это ты с ним на коне каталась, тебе виднее.

– Думаю, не женат, так бы он не стал меня спасать. Его могли бы оговорить.

– Ну, знаешь, мужчинам тут многое дозволено…

– Ты меня поддержать хочешь или расстроить? – не выдержала ты.

– Я просто рассуждаю.

Наш разговор прервала матушка. До вечера она нам все показывала и рассказывала. Мы мели избу, опять ходили за водой, мыли посуду, грели воду, потрошили рыбу, запекали её с какими-то корешками, потом пили травяной чай с ковригой, играли с детьми, немного отдохнули, и потом матушка нас познакомила с прялкой и народными колыбельными. В шесть вернулся довольный и уставший отец, он продал всю рыбу. Матушка так и не рассказала ему про то, что мы пропадали полдня. Поужинав и помыв посуду, уже был восьмой час, мы с тобой валились с ног. Мы готовы были лечь хоть так на деревянный настил, лишь бы нас не трогали до утра. Но тут матушка заявила:

– В девять начнутся гулянья у костра, собирайтесь. Только для начала сходите в баньку.

– В баньку париться? – с неприкрытым интересом спросила я.

– Паримся мы раз в неделю, а в остальные дни моемся простой водой из бочек, что нагрелась за день, – растолковал отец.

– Я боюсь спросить, мужчины с женщинами хоть не вместе моются?

– У нас баня делится на две части – мужскую и женскую.

– Фуф, это радует, – облегченно вздохнула я.

– Хорошо, но, а можно хоть не идти на костер? Мы просто валимся с ног, – взмолилась ты.

– Это неуважительно по отношению к нашим традициям, мы всегда все собираемся в новолуние – первый день по приезду и завершаем нашу воссозданную здесь жизнь в полнолуние – спустя две недели. Это наша традиция. К тому же это очень весело. Совсем необязательно там быть долго, часа будет достаточно.

Я посмотрела на тебя замученным взглядом и поняла, что нам не отвязаться.

– Где полотенце? Мы пойдем в баню, – безрадостно, но покорно проговорила ты.

– Сейчас все вместе пойдем, – сказала Василиса и стала собирать Ярославу с Глебом. – Мы ходим в баню здесь семьями.

Баня оказалась довольно просторная, разделенная на две равные половины. Каждая половина делилась перегородкой, где можно было переодеться, там так же было высокое узкое окно, через которое пробивался свет и давал освещение. А в самой парилке была подвешена масляная лампа, где горел фитиль. В слабом освещении и проходило купание из бочек с помощью подручных средств – ковшей. Всего было четыре бочки до метра в высоту, одна бочка рассчитывалась от трех до пяти человек. Помимо нас из других бочек мылись еще две семьи по три и два человека. Максимально там вмещалось 10 человек, так что остальные ждали своей очереди. Нас было пятеро, пока матушка справлялась с детьми – Глебом и Ярославой, мы зря время не теряли и поспешили поскорее разделаться с этим омовением. Тем более нас с тобой ужасно смущало, что здесь всё так открыто, я не привыкла демонстрировать свою наготу, причем совершенно незнакомым людям. А ты еще более целомудренная, слишком переживала по этому поводу. Поэтому мы хотели расправиться с этим как можно скорее. Сам шампунь именуемый щёлоком, по-простому это вода с золой, мы зачерпывали из небольшого глиняного сосуда, он напоминал слабо – мыльную воду. А потом из другой кадки мы ополаскивали волосы водой с отварами ромашки. Щёлоком мы мыли и тело с помощью самодельных грубо – волокнистых липовых мочалок. Нам показалось всё это странным и не внушающим доверия. Мы опасались, что после такой процедуры наше тело покроется прыщами, а волосы слипнуться на веки вечные. Кое-как расправившись со всем этим, мы побежали поскорее одеваться. Не зря мы пошили для себя еще простые рубахи, они очень кстати нам пригодились в качестве сменного белья. Оставалось только надеяться, что наши рубахи высохнут к утру.

Дождавшись, пока матушка помоет детей, мы помогли им одеться, и пошли с ними домой, оставив её там домываться и замачивать грязное белье в кадушке. Зря я переживала, что наши волосы слипнутся и станут безжизненными сосульками, а потом отпадут. Даже напротив, они стали более воздушными и мягкими.

В девять часов матушка стала нас поторапливать на вечернее празднование у костра. Началось все ближе к половине десятого. Как только мы услышали из дома звук бубнов и флейты вперемешку со струнными и барабанами, мы с тобой сразу оживились и поспешили из дома. Я не знала, что у нас имеется свой старославянский оркестр. Костер расположился прямо у окраины нашего поселения по правой стороне рядом с могучим дубом. Довольно большой костёр получился, и народ вокруг него усаживался кто на деревянные лавочки, кто на льняные покрывала. Здесь, похоже, собрались настоящие музыканты, они настраивали свои инструменты и проверяли их в действии. Под оживленную суету мы с тобой пробрались к костру и уселись на покрывало, что нам дала матушка, которая вместе с отцом и детьми заняли места чуть поодаль от нас. Наконец полилась красивая этническая музыка в сопровождении флейты и лютни. Через некоторое время в ход пошли ударные. И следом сильный женский вокал, пела наша Василиса, что не могло нас не удивить. Она исполняла песню Хелависы, солистки группы Мельница. Я любила эту группу, и моё сердце было покорено. Пела она бесподобно, очень похоже на неё. Я уставилась на костер, прижав колени к груди и обняв их руками. Наверное, именно в этот момент произошло моё полное перевоплощение в дочь зажиточных крестьян племени Кривичей. А ты, блуждая взглядом по людям, собравшимся возле костра, отыскала того, кого хотела… Он стоял позади всех, прислонившись к стволу дуба, в глубокой тени могучей листвы в сгущающихся сумерках, твой доблестный воин. С вьющимися темными волосами и дьявольски красивыми завораживающими глазами.

Наше утро началось с пения первых птиц. Когда я проснулась, я не сразу поняла, что происходит, почему меня толкают в плечо и заставляют встать. Спать хотелось неимоверно как, хоть спички вставляй в глаза. Я попыталась поплотнее укрыться в тонкий вязаный плед, чтобы его не стянули с меня, я старалась вымолить пять минуточек, я просила слёзно и жалостно, но матушка не хотела от меня отстать ни на минуту. Её взяла, я заставила своё сопротивляющееся тело приподняться на постели, оторвав голову от соломенной подушки. Но глаза мои были по-прежнему закрыты.

– Наааасть, – осипшим голосом позвала я. – Сколько времени?

– Настя уже пошла в туалет, – ответила мне матушка.