— Но? Не томи!

— Ты понимаешь, он очень странный. Мальчик-сирота. Появился из ниоткуда, его приняли в обнищавший дворянский род, и он сразу становится одаренным, затем на его проверке ломается малый шар-анализатор. Сегодня я одним только взглядом должна была залезть к нему в голову и получить доступ к его памяти… Если бы он был обычным новиком, я бы получила полный контроль над его воспоминаниями. А вместо этого, он не только успешно сопротивлялся моему все усиливающемуся давлению, но и остался стоять на ногах, когда в конце он, как минимум, должен был бухнуться на колени. Ты только представь: новик успешно сопротивлялся архимагу!

— Ну и что? Значит, есть еще мужчины в русских селеньях! Тем более, у него, кажется, стихия разума? Может, у него аспект абсолютной ментальной защиты?

— Чтобы она была у новика? Катя, ты сама-то веришь? В общем, он очень подозрителен. Я организовала проверку сотрудницей твоего фонда, которая знала его еще в детском доме.

— Чего ты там себе навыдумывала? Мне кажется, все гораздо проще! А чтобы ты не мучилась, иди и пригласи его на танец! По разговору сразу все поймешь, что он за птица!

— Но ведь это против всех правил и традиций! Чтобы второй человек империи обратил внимание на вчерашнего простака? Как это воспримет Свет?!? — Лиза опять покраснела.

— Ой, гляньте, мой железный Канцлер засмущался! Когда это тебя беспокоило мнение этих светских куриц? Ты и я — мы сами задаем правила и нормы поведения! Тем более, что здесь такого — потанцевать с молодым человеком? Ты же женщина, а не какой-то член на ножках! Бери от жизни все! — видя не проходящее сомнение в глазах сестры, Катерина поднажала: — И это вполне ложится в концепцию объявленного нами конкурса «Лидеры Российской империи»: вчерашний уличный парень стал одаренным-дворянином и уже отмечен самим Канцлером! Чем тебе не реклама социального лифта? Пусть подданные стараются и верят в сказку про «Трубочиста»! Так что, вот тебе мое императорское повеление — иди и потанцуй с Шонуровым-младшим!!! А мы это потом преподнесем обществу в подходящем свете.

Приемного отца я нашел в курительной комнате уже совсем тепленьким в компании таких же наклюкавшихся боевых старперов. Они собрались вокруг седовласого усыпанного орденами графа Ржевского, сидевшего в клубах сигарного дыма и травящего байки из своей жизни:

— Спрашивает меня как-то на балу Лопухин, царствие ему небесное, «скажи, а вон та дама сосет или нет?» Посмотрел на нее внимательно, отвечаю: сосет. Отвел он ее, значит, в кабинет, возвращается: «действительно, еще как сосет, а вон та, как считаешь, сосет или нет?» Посмотрел на другую, долго так, внимательно смотрел, потом говорю: сосет. Лопухин отвел и ее в кабинет, убедился и спрашивает: «а как ты, Ржевский, это определяешь?» Отвечаю: я им в лицо смотрю, если есть рот — значит сосет!!!

Взрослые дяденьки покатились со смеху. Ой, не могу! Если есть рот — то сосет! Ржевский, вы — бесподобны!

Я шепнул в ухо пьяненько хихикающему бате, дескать, пора по хатам. На что получил ответ: сынку, бери пример с нас — уже скоро будет светать, а мы ни в одном глазу! И вообще, до отбытия Императрицы с Бала даже не мечтай! Иди, в общем, подумай над своим поведением, девицу какую пощупай, а мы тут государственные вопросы обсуждаем!

В зале для танцев опять простоял у стеночки, ловя на себе полные превосходства взгляды кружащихся в танце девиц, пока не объявили заключительный полонез. Нас опять построили в две шеренги, встал между Куракиным и Разумовским. Митя со светящимися от удачно проведенного вечера глазами и выпитой шампаньезы попытался поддержать. Ты, Ярослав, не менжуйся, если никто в пару не встанет, спокойно отойди и подожди окончания, уже немного терпеть осталось! Куракин же с видом объевшегося сметаной кота подначил. Славик, ну и что, что никто тебе не дает! Ты, вроде, парень неплохой, кому-нибудь да сгодишься.

Утешил, блин. С такими друзьями Дмитрию и врагов не надо! Опять зашуршал платьями девичий ручеек, распределяясь между кавалерами. Как я и ожидал, остался стоять в одиночестве. Главные же зачинщицы бойкота решили до конца насладиться своей местью: рядом в пару к Куракину встала Лопухина, а к Разумовскому — Юсупова. Стоим, чего-то ждем. Смотрю прямо и неожиданно чувствую эмоции девчонок. Со стороны Аньки полыхает злорадством, а от Ирины веет коктейлем беспокойства, вины и жалости, что ли? Интересно, это я начал чувствовать только направленные на меня эмоции одаренных или теперь со всеми так?

Вдруг по рядам придворных пронесся ропот, рядом раздалось одиночное цоканье каблуков, и в мое поле зрения вплыл женский силуэт. Я моргнул, фокусируясь на лице Канцлера. Все, пиздец котенку, видать мое эротическое путешествие в этот мир закончилось — сейчас меня повяжут и в застенки. А потом, здравствуй дыба и испанские сапоги! Интересно, меня сначала четвертуют, а потом сожгут, или наоборот? Я не сразу понял, чего от меня хочет Романова, присевшая в реверансе, пока на меня не шикнул Митя. Руку! Руку подай!

Протянул Канцлеру руку, и тут же зазвучало вступление полонеза. Я еще успел уловить эмоции растерянности от Лопухиной и беспокойства от Юсуповой, когда выразительные карие глаза напротив завладели всем моим вниманием.

— Как тебе сегодняшний Бал, Ярослав? — Канцлер первой начала разговор.

— Ваше Высочество, у меня просто нет слов, одни междометия! — я наконец-то отошел от первоначального шока, и обратил внимание на женщину. В первый раз я ее не сильно смог разглядеть из-за ослепивших меня источников архимагов, а сейчас был буквально поражен ее красотой. На полголовы ниже меня, точеная шея, королевская осанка и необычного фасона светлое тяжелое платье с затейливо вышитыми узорами. В отличие от бальных платьев девушек, оно было более строгим и не таким декольтированным.

— Зови меня Елизаветой, мы не на приеме. И разрешаю на «ты», все равно нас никто не слышит.

Я оглянулся на колеблющуюся в такт танца пленку защитного барьера, поставленного магессой. — Неожиданно!

— А что ты хотел? Мои слова слышат только те, кому они предназначены.

— Да я ничего не хотел, но вот стал всем должен.

— Все мы кому-то должны, — философски заметила Елизавета. — А дворяне должны вдвойне.

— Да я без претензии. Надо, так надо.

— Если надо, почему отказался служить в имперской канцелярии?

— Служить бы рад, прислуживаться тошно!

— А ты у нас из вольнодумцев? Считаешь, что империя держится только на лижущих зад придворных?

— Никак нет! Я за сильную власть в одних руках!

— А чего так? Это же стало модно в молодежной среде критиковать Императрицу и центральную власть.

— Вот так, я глубоко уверен, что демократия — это верный путь развалить империю. Нашей стране нужна сильная авторитарная власть. Елизавета, ты от меня критики в свой адрес не услышишь. Конечно, у меня есть вопросы, на которые я не могу найти ответы, но критиковать? Я — практик. Критикуя — предлагай. Предлагая — будь готов внедрить. А что я могу предложить, если не в теме?

— Ну, что ты можешь предложить, это мы позже решим. Ты же получил приглашение на конкурс "Лидеры империи"? — дождавшись моего утвердительного кивка, продолжила: — А на какие вопросы ты не смог найти ответы?

— Например, почему министерство финансов обещает двузначную инфляцию, если рубль привязан к золоту, а золото растет в цене быстрее, чем инфляция? Или почему при растущей экономике и высоких кредитных ставках есть всё возрастающий отток капитала на рынки с меньшей доходностью? Или почему одна красивая и влиятельная женщина пригласила на танец никому неизвестного бедного дворянина?

Елизавета усмехнулась, и в ее глазах заплясали веселые искорки: — Хм, необычный выбор тем для симпатичного молодого человека. Обычно, финансы, политика и прочие скучные вещи интересны только женщинам, а парням — войнушка, балы и веяния моды, — она бросила короткий взгляд на чересчур блестящий наряд танцевавшего рядом кадета. — Я отвечу на последний вопрос. Ты — загадка для меня. А я люблю разгадывать тайны… Ты и правда считаешь меня красивой?