— Рауль, милый, что случилось? — Спросила баронесса взволнованным голосом, как только внук закончил все необходимые для приветствия дам манипуляции. — На тебе лица нет!
— Что-то не так с моим флаем. — Отозвался Рауль с легкой досадой. — Я едва дотянул до дома. Беда в том, что я не знал том, что у нас гости и отправил Жермона на здешнем флае за мастером.
Тетушка заметно побледневшая при новости о неполадках с флайбусом, быстро взяла себя в руки.
— Ничего страшного, — улыбнулась тетя Гасси. — Мы можем попросить прислать за нами флай из поместья. Или даже пройтись пешком.
— Пешком? — Ахнула баронесса. — Гасси, ты сошла с ума!
— И это говорит мне Фике, которая бегала в юности туда-обратно по три раза на дню, — беззлобно поддразнила подругу тетушка. — Или возраст уже берет свое? Конечно, ведь мы уже не юные пансионерки…
— Как это бестактно с твоей стороны — говорить мне о моем возрасте! — Фыркнула в ответ баронесса. — Можно подумать, что теперь я не в состоянии дойти до твоего дома пешком, не запыхавшись!
— Решено! — Кивнула тетушка Гасии. — Милочка! Мы идем домой пешком!
— Мадам, — неожиданно вклинился в разговор Рауль. — Позвольте мне привести себя в порядок и составить вам компанию?
Отсутствовал он недолго, и появился чуть более встрепанным, но умытым и в свежей одежде. Я, вспомнив о сражении с фраком, которое Рауль вел в лодке, и понимая, что именно Жермон, улетевший на флайбусе баронессы за мастером, должен был помогать и поддерживать своего хозяина в его неравной борьбе с одеждой, с трудом подавила улыбку. Боюсь, что мистер Файн понял её превратно, потому что, оглянувшись на тетушку, я краем глаза заметила, как приотставший Рауль остановился у зеркала и окинул себя придирчивым взглядом. Я поспешно отвернулась, чтобы Рауль не узнал, что я видела это. А потом настала моя очередь смущаться. Завязывая перед зеркалом широкие ленты моего новенького фетрового капора я, что уж скрывать, разглядывала, как тонкое, поначалу показавшееся мне слишком простым платье из шерстяной ткани цвета молочного шоколада, название которой я так и не могла запомнить, выгодно подчеркивает мою фигуру. И все бы было ничего, если бы я случайно не встретилась глазами с отражением мистера Файна. В этот момент я была безмерно рада, что мгновенно запылавшие уши скрыты под шляпкой. К чести Рауля глаза он отвел первым. Я же… А я воспользовалась этим, и принялась украдкой разглядывать его отражение.
В темно-синем пальто с пышной пелериной, подчеркивающем талию, в серых брюках, заправленных в высокие черные сапоги с белыми отворотами, кокетливо украшенными красными кистями и цилиндре он казался иллюстрацией к моему вечернему сентиментальному роману, или исполнителем главной роли в очередном костюмированном сериале, которые так любят домохозяйки всего звездного союза. Однако, в Рауле было то, что выгодно отличало его и от героя романа, и от персонажа сериала — он был настоящим. Это ощущение было трудно сформулировать или как-то облечь в слова, но это чувствовалось — мистер Файн был живым человеком, со всеми его достоинствами и недостатками, к которым прекрасно можно было отнести гадское, пренебрежительное высказывание в адрес девушки — подростка.
Воспоминания об этом эпизоде отрезвили меня и немного испортили мне настроение. Решительно отведя взгляд от мистера Файна, я убедилась, что новенькое пальто цвета гречишного меда сидит идеально. Поправив белоснежный батистовый шарфик так, чтобы он выглядывал из под воротника пальто красивыми волнами и проверив что широкий кофейный бант плотно удерживает на голове капор песочного цвета, я натянула перчатки, всем своим видом демонстрируя, что готова к прогулке.
Пару дней назад я поняла, что жизнь на Мейфере положительно сказывается на моей самооценке: впервые за несколько лет, прошедших после свадьбы Ксава, я чувствовала себя привлекательной. Смогла я и оценить несомненную выгоду существующих на Мейфере условностей: ни один уважающий себя мужчина не смог бы попытаться форсировать наше с ним знакомство. Да что форсировать — даже намек на подобное развитие событий от мужчины был бы нарушением этикета, и поводом для крупного скандала. По-прежнему пересказывавшая по утрам мне новости из жизни соседей Прю в таких случаях любила приговаривать: «Пусть сначала женится». На Изначальной, ожидание неизменно наступающего в моих отношениях с мужчинами момента, когда они стремились сделать отношения ближе, а я просто не могла ответить им взаимностью, и вынуждена была говорить «нет», висело надо мной дамокловым мечом. Теперь же я могла флиртовать и наслаждаться мужским вниманием безо всякой опаски. Увы, именно теперь с мужским обществом было не слишком хорошо: если не брать в расчет слуг и Мика, оставался лишь мистер Файн, да время от времени наносящие визиты вернувшиеся из Веллингтона соседи. Какая ирония судьбы: флиртовать с тем-самым-Раулем, чья злая фраза столько лет отравляла мне жизнь, мешая почувствовать себя женщиной.
Я вздохнула про себя: как ни крути, мистер Файн хоть и был злом, но злом привычным, знакомым, и, даже немного милым. Особенно, когда он проявлял вполне человеческие черты характера, а я не вспоминала старые детские обиды. Я обернулась к тетушкам и бросила быстрый взгляд на объект своих раздумий. Объект совершенно невозмутимо надевал перчатки, и, казалось, был полностью поглощен этим процессом, как вдруг поднял голову и, поймав мой взгляд, едва заметно улыбнулся, приподняв уголки губ. Я почувствовала, что у меня снова запылали уши, как у какой-нибудь школьницы, и поспешила отвернуться, с преувеличенным вниманием принявшись разглядывать паркет под ногами.
Дорогой, вернее тропинкой связывающей оба поместья, судя по её внешнему виду, пользовались не слишком часто. Тетушки, сначала устремившиеся вперед так, что и я и мистер Файн едва поспевали за ними, углубились в воспоминания, и постепенно все замедляли шаг, пока, наконец, не оказались где-то позади. Об их присутствии свидетельствовали только возгласы: «А помнишь мы тут…» и «Смотри, это же тот самый клен!», доносившиеся до нас. Мы с Раулем молча шли вперед, я периодически ловила на себе его взгляд, но стоило мне повернуться, как он тут же отводил взгляд и делал вид, что ничего не происходит. И если сначала меня эта молчаливая «игра в гляделки» скорей забавляла, то через некоторое время я почувствовала смутное беспокойство, которое становилось все сильнее. Когда я была уже готова взорваться и потребовать объяснений, мне, наконец, удалось поймать взгляд Рауля. Тот заметно смутился, но взгляд отвел не сразу.
— Простите, мисс Дюбо, — повинился он. — Я понимаю, что веду себя неподобающим образом, но ничего не могу с этим поделать. Вам очень идет осень.
Следующие несколько шагов мы прошли молча. Я растерялась, и не знала, как реагировать на это заявление мистера Файна. О нет, это не было дежурным комплиментом, да и тон, которым это было сказано, не подходил для легкого светского разговора.
— Впрочем, думаю, что вам идут и все остальные сезоны тоже, — Рауль при этом чуть опередил меня и взглянул мне в глаза, склонив голову, чтобы увидеть их под широким козырьком капора.
Не знаю, чем бы закончился этот странный разговор, если бы нас не нагнали тетушки, утверждающие, что мы уже на самой опушке.
— Тут один из лучших видов на Адам-холл, — тетушка взяла меня под руку. — Пойдем, ты должна это увидеть.
— Кстати, я давно хотела спросить, — обрадовалась я, уводя тетушку вперед, как можно дальше от Рауля. — Почему у поместья такое необычное название?
— Мой прадед, Костас Адамиди, был весьма амбициозным человеком, — улыбнулась в ответ тетушка. — Когда он построил дом своей мечты, то хотел назвать его просто «Эдемом». Но тут уж взбунтовалась моя прабабка Агата, в честь которой меня назвали. Она заявила, что это настолько затаскано и пошло, что ноги ее не будет в доме с таким именем. Семейное предание гласит, что они крупно повздорили, в результате чего Костас был отлучен от супружеской спальни, и достаточно быстро капитулировал. Однако идеи своей не оставил: с одной стороны Адам-холл напоминает о фамилии его первого владельца, с другой — достаточно непрозрачно намекает на рай, в котором жил Адам. Примирение было не менее бурным, чем ссора, и, через положенное время родился мой дед, Иоаннис Адамиди, первый мальчик после шести дочерей.
