Этот странник напоминал ему престарелого журавля. Весь худой, тонкий, белесый. Пожалуй, внешность его удивляла даже больше, чем род занятий. Во-первых, его длинные волосы, собранные в хвост на затылке были абсолютно седыми, как и борода с бровями. Серебристые, почти белые, нити волос напоминали паутину. Во-вторых, бродяга этот был довольно опрятный. В смысле для бродяги. Те странники, которых ему приходилось видеть мало заботились о своем внешнем виде, а этот в обычном, но ухоженном сером балахоне явно следил за своими вещами. За спиной он держал небольшой мешок, в котором вряд ли могло поместиться что-то ценнее простой репы.

«Впрочем, какая мне разница до этого святоши? Главное пусть будет рядом какое-то время».

– На вас видать благодать божья сошла, раз вы так о защитнике от северных варваров говорите. Любой в наших краях скажет, что хороший корбольдец – мертвый. Эти необузданные язычники настоящее проклятие для честных людей. Вы, наверное, уже отошли от мирских предрассудков, коли вас эти люди не отвращают.

«Я тебе еще и не такую песню спою, чтобы умаслить».

– Мирские предрассудки, эх, как загнул! Откуда слова-то такие знаешь? – старик не повернулся, лишь слегка наклонил голову и скользнул по нему взглядом. На секунду разбойник похолодел.

– Так ведь это… на службе услышал.

– Ясно, – понять поверил он или нет было нельзя. Бевза начало порядком это раздражать – рассматривать седой затылок. – И про благодать, значит, знаешь? Думается мне, плохо люди понимают это слово. Выходит, то, что я не желаю смерти этим людям – это благодать? А что они плохого делают? Они тут вообще есть? Горный хребет надежно защищает местные земли от их войск. Да и был я на севере. Ничем почитай от нас и не отличаются. Богов своих чтят, что плохого в этом? Северяне хотели независимости, свободы. Почти никто из них никогда не покидал своей родины. Я бы не назвал это угрозой – покачал он головой. – За что их убивать?

– Бога нашего же не принимают.

– Если бы они сюда пришли жечь и убивать, и нас обращать в свою веру, ты Алексий захотел бы принять новых богов? Вот и я сомневаюсь.

– Вы же божий человек, своими делами Владыку прославляете. Неужто вам нравится, что они ложных богов восхваляют? И напрасные вещи в их честь совершают? – Бевз решил сделать последнюю попытку. – Ведь, если боги их ложны, значит и дела тоже.

Он изо всех сил старался вспомнить всю ту дребедень, что слышал от немногих священников, которых встречал за свою жизнь. Он их никогда не любил слушать. Но о чем еще говорить с этим старцем?

– Да. Знаю…Божий человек… Сам-то знаешь, что это значит? Ладно, не отвечай. Скажи лучше, если человек зла другим не делает, старается помогать, родных своих любит, это божий человек?

– Ну, думаю, да.

– Значит, и северяне божьи люди. Вряд ли им нужен бог, который принуждает их ненавидеть других. Один мой друг сказал: прежде, чем лезть с советами, посмотри на себя, возможно, тебе они нужнее. С годами я понял, как он был прав. Мы, люди, с такой радостью лезем объяснять другим, как они должны жить, каких правил придерживаться, а за собственной жизнью следить не хотим. И в этом мы как раз очень похожи с северянами.

– Так среди них же есть эти… как их там … Вайдары! Вот. Они-то всех подряд убивают! Ни за что. С севера – иди дальше спокойно, не с севера – башку долой.

– Они фанатики, но они делают это на своей земле. Тысячелетия назад, во времена Рассветной империи, нас всех раскидало по свету. У нас разные традиции, имена и законы. Но что дальше? Разве от того, что ты убьёшь человека, ты станешь прав? Это не значит, что все северяне жестокие убийцы. Так же не означает, что каждый родитель заботливый.

«Блаженный, точно. Да еще и идиот».

Однако, последнее замечание про родителя ему не понравилось. «Уж не заметил ли чего?» Бевз поискал глазами девочку, которая плелась шагах в пяти позади него. Взгляд больших глаз был направлен на него и куда-то дальше.

– Идем, – подогнал он ее, надеясь, что этот тон можно будет принять за проявление отцовских чувств. Словно, прочитав его мысли, старик спросил:

– Алексий, а девчушка не устала? Звать ее как?

Разбойник открыл рот, и тут внутри все похолодело. Он уже хотел сказать Надька, когда понял, что это имя ее матери. «Как зовут девчонку?! Надька же называла имя! Быстрее!» Он с испугом взглянул на девочку. Если он назовет другое имя, та возмутится и скажет, что ее зовут по-другому или будет молчать и дальше?

«Она вообще говорить умеет?»

– Так это, я не говорил, что ли?

– Нет.

– Да быть не может! – Бевз начал чувствовать капельки пота, стекающие по спине.

– Говорю же, нет, – странник остановился и внимательно посмотрел на него.

– Вот как. Странно. Обычно всегда нас обоих представляю.

«Какие там есть женские имена? Марыська? Ленка? Аглая?»

– Скажи дяденьке, я Алёна, – раздался тихий голосок, и Бевз удивлённо на нее воззрился, будто камень и вправду заговорил. Потом он сглотнул и добавил:

– Ну да, Аленка. Я ж говорил вроде. Видишь, отец, какая девочка у меня смелая? Сама сказала. – он приблизился и неловко потрепал ее по голове, улыбаясь, как идиот.

«Все-таки не немая. Это плохо».

– И вправду смелая, – согласился Радомир, нахмурившись. Потом лицо его немного разгладилось. – А годков тебе сколько, Алена?

Бевз повернулся к девочке, ожидая услышать ответ. Та неловко переводила взгляд с одного на другого, но молчала.

– Давай же, Алена. Скажи дедушке, – старик издал какой-то булькающий звук, но Бевз не обратил внимания, если не скажет сама, то он ответит, что восемь лет – вид у нее небольшой, хрен этих детей различишь, сколько им.

Девочка немного покраснела, по-прежнему глядя куда-то между ним и стариком, и выпятила свою маленькую ладонь с растопыренными пальцами, а потом добавила к ним еще три.

– Восемь, – радостно улыбнулся Бевз.

– Ага, я уже понял, – кивнул святой старец. – Считать умею.

«Прекрати вести себя, как идиот! Не орел, а дохлая курица какая-то. Даже этот тупой блаженный странно смотрит!»

– Устала? – спросил Бевз, желая поскорее сменить тему. Девочка робко взглянула на него и очень медленно кивнула. – Тогда давай сюда, на шее понесу тебя, хочешь?

Мелкая, была вроде не против. Или хотела выколоть ему глаз, кто разберет этих детей? Он осторожно взял ее подмышки и, подтянув, посадил на шею, маленькие ручки тут же впились ему в голову, а одна ладошка наполовину закрыла обзор.

– Эй, я так ничего не вижу, убери руку, Алена. Алена! – но девочка держала его довольно крепко, наверное, испугалась. – Я не так уж часто беру ее на шею. Она больше с матерью время проводила, – объяснился он, медленно идя вперед.

«Надеюсь, ты не собираешься сидеть на мне весь день, мелкая говняшка».

– Понимаю. С детьми не всегда просто.

– А у вас есть дети, святой отец? Успели пожить по-мирски? – не смог скрыть он похабной улыбки.

– Нет, у меня никого нет. Я один. Тебе повезло, Алексий, что у тебя есть дочь.

– О, да. Каждый день себе об этом говорю.

Какое-то время они шли молча. Это его полностью устраивало, он с удовольствием взял передышку, чтобы получше все обдумать. Будет нехорошо, если он проколется на какой-нибудь мелочи. «Нельзя себя со стариком вести странно, а то, чего доброго, заподозрит. Придется переломить эту тонкую, жилистую шею, журавлику. А девчонку можно в лесу бросить, все равно толком ничего объяснить не сможет». Однако, это был запасной план. Оба нужны были для прикрытия. Когда он окажется достаточно далеко, вот тогда и оставит мелкую старику, раз она ему так нравится. А он вновь будет носиться по свету – сам себе хозяин, широко расправив могучие крылья. Красота!

Будущая вольготная жизнь, которая стала раскрываться перед ним прекрасными красками и будущими удовольствиями, так увлекла его, что он перестал обращать внимания на маленькую ладошку на глазу, и чуть не проигнорировал вопрос старика.