– Ну что вы, не стоит, – Радомир знал, что иногда учтивость стоит проявить даже с крестьянами. – Ничего особенного ведь не произошло. Странники блуждают везде, а не только по протоптанным местам. Ваша деревня ничем не хуже прочих. И тоже стоит внимания.

– Да-да! – поторопился согласиться староста. – Особо в такие времена, как же. Вон оно шо творится. Всюду война. Царь Девон лютует.

– Дермон, – поправил Радомир.

– Ага-ага. Я и говорю. Все стали бояться. Думають, что здесь тоже война будет.

– В такой-то дыре? – послышался тихий голос сзади.

– Не бойся, Степан. Владыка Небес с нами. Вас это не коснется. Как бишь называется ваше место?

– Серая яма, отец святой.

Даже Анслав не смог сдержать смешка.

– Серая яма будет в порядке, – убежденно заявил Радомир, хотя от этого запаха у него уже начала кружиться голова. Староста выглядел смущенным, и Радомир решил осторожно попробовать:

– Все ли хорошо у вас здесь? Спокойно ли? Все ли здоровы?

– Да, тишь да гладь, отче. Грех жаловаться. Люди они-то больше пугаться любят, – взгляд он, тем временем, опустил. – Здоровы-то почти все.

– Брешет.

– Вижу, добрый человек, тебя что-то мучает. Ты скажи, легче станет.

– Ну… появилась тут хворь одна, отче. Чего греха таить? Авось поможете?

– Расскажи-ка.

– Да воть не знаю, шо и говорить. Все хорошо, а вот Иварь, паренек приболел. Не знаем, шо и делать. И кореньями отпаивали, и к знахарке из Синявой пущи ходили за заговорами…ой – схватился он за рот и выпучил глаза.

– Ты не бойся, Степан. Корить не буду. Все понимаю. За мальца переживали. Я вам тут не судья.

– Не гневайся, отче. У нас и часовенка есть. Просто к нам за десяток лет и не жаловал никто. Ни один святой, ни монах. Растерялися мы.

– Ты про дело говори.

– Дело? Ах, ну да. Иварь. Парень хороший, шустрый был больно, от него только хлопот полон рот был. Мы когда на прошлую зимнюю собиралися тут… Ну да, ну да, понял. В общем, луну тому назад захирел парень. Как лучина истощился. Бегал, прыгал, покоя всем не давал, а тут слег, совсем плох стал и слова странные говорит.

– Какие слова? – напрягся Радомир.

– Не знаю я, странные. Отродясь никто не слыхивал таких. Я вот честно скажу, уж и не чаял, шо сдюжим. Думал, уж яму копать. Парнишка совсем плох. А тут вон вы. Авось и есть еще надежда. С силою Владыки-то справимся. Вы вона, даже возле домика ихнего встали. Как почувствовали.

Он все старался отогнать от себя мерзкий запах, но не получалось. Наверное, стоило бы сказать, чтобы яму все-таки выкопали, но не к случаю было как-то. Нечего у людей отнимать надежду.

– Веди в дом, Степан. Будем смотреть.

Староста послушно двинулся вперед, увещевая о чем-то хозяев. Дверь ему приоткрыла женщина, но впускать не торопилась. Радомир то и дело ловил на себе тревожные взгляды с изможденного лица. Во рту мерзко пересохло.

– Вилман, пойдешь со мной. Постоишь в дверях, мало ли что. Слышишь?

– Ага.

– А вы прогуляйтесь по округе. Вдруг найдете что-то важное.

– Ишь, раскомандовался!..

– Пойдем, – Анслав взял бородача под руку и повел за собой.

Радомир сделал глубокий вдох и, когда хозяйка посторонилась в двери, вошел внутрь. От мерзостного запаха, ударившего в нос, у него чуть не подкосились ноги, и он с трудом заставил себя устоять на них, держась за посох. Домик оплел полумрак, как липкая паутина, в углу плакал младенец, которого держал худой мужчина. Судя по виду, он не спал уже несколько дней.

Все присутствующие, включая старосту, молча воззрились на Радомира. Спиной он ощущал присутствие Вилмана, как и присутствие чего-то другого, лежащее тенью на людях. Чего-то противоестественного. Ему даже не нужно было видеть человека, трясущегося в ознобе под тряпьем в дальнем углу комнаты.

«Наверное, оно к лучшему, что эти люди не чувствуют запаха». Он принялся осторожно двигаться вперед, опираясь на посох. Прикасаться не хотелось, но пришлось. Лоб мальчика был липким и потным. С большой радостью он отодвинул руку.

– Как долго у него жар? – вопросительно глянул он на женщину, которая как бы вся скукожилась.

– Много дней.

– Помочь? – послышался слабый голос Вилмана за спиной.

– Нет. Я справлюсь. Чтобы сейчас ни случилось, ни в коем случае не мешайте мне. Иначе он умрет. Вы поняли? – судя по подавленному виду, спорить они не собирались.

Он еще раз взглянул на бьющееся тело, мальчик даже не обращал на него внимания. «Я должен это сделать». Он взялся покрепче за посох, установив его поудобнее, а второй рукой вновь прикоснулся ко лбу мальчика. И начал шептать известные ему слова, чувствуя, как нечто, что он не мог понять или объяснить, отзывается ему. Человек под тряпками вздрогнул, как от удара, но Радомир не останавливался, он продолжал шептать, пытался ухватить… это. Мальчик начал кричать и извиваться все сильнее, а мерзостный запах начал усиливаться.

– Ему же больно! – послышался женский крик. Или ему показалось? Но остановиться он не мог, только не сейчас. Мальчик продолжал кричать, а вонь все усиливалась, как будто вскрывали застарелый гнойник. А потом в один момент все закончилось. Мальчик застыл и не двигался. Он больше не кричал, да и запах куда-то исчез, будто его тут и не было. Радомир облегченно вздохнул. Получилось.

Он уже хотел отнять руку, когда глаза мальчика внезапно открылись, и Иварь схватился за нее. Хватка у него была не как у больного. И не как у мальчика. Глаза горели тлеющими углями. Радомир подобрался.

– Отпусти меня, Иварь. Мне больно.

– Ты не знаешь, что такое боль, старик, – голос глубокий и вместе с тем, какой-то скрипучий, ни один мальчик не мог так говорить. Сзади послышался вскрик. Но Радомир ни на что не обращал внимания. Только смотрел в два тлеющих уголька.

– Знаю. Отпусти меня.

– Нет, ты не знаешь. Ты только думаешь, что знаешь. Ты жалок. Не тебе остановить то, что грядет. Скоро ты сможешь познать, что такое боль.

Мерзкий смех будто раздирал тщедушное тело изнутри, заставляя волосы на теле Радомира против воли шевелиться.

– Кто ты?

– Хочешь, я расскажу, как ты умрешь? – гаденькая улыбка не слезала с лица, а хватка не ослабевала. – Хочешь, я расскажу, что станет с твоими друзьями?

– Кто ты? – повторил он свой вопрос, переставая сопротивляться. Пусть решит, что контролирует ситуацию.

– Я – ураган. Я – темная ночь. Я – шепот глубоких подземелий.

– Впечатляет.

– Хочешь, я расскажу с кем сейчас спит твоя жена?

– Нет.

– О, она делает это прямо сейчас. Знаешь, как она кричит? На что ты надеешься, старик? Тебе больно? Ты еще не знаешь, что такое настоящая боль. Хочешь знать, сколько их сейчас с ней?

От резкого удара посохом все лицо мальчика исказилось, глаза закатились, а из горла раздался сдавленный хрип. Где-то сзади упало что-то тяжелое. А потом все окончательно затихло. Радомир тяжело дышал. Рука мальчика распустилась и безвольно упала. Но грудь еще поднималась. С великим трудом Радомир смог подняться на ноги, на этот раз обеими руками хватаясь за посох. Лишь сейчас он развернулся и посмотрел на присутствующих. Женщина лежала на руках у мужчины, и тот в ужасе смотрел только на мальчика, второй рукой прижимая к себе младенца. Староста, напротив, опустошенно вылупил свои глазки и смотрел на Радомира.

– Шо это было, отче? В него бес вселился?

– Нет, – отмахнулся он. «Я устал, слишком устал от всего этого». – Горячка. Мальчишка бредил. Теперь с ним все будет в порядке.

– Вы..вы…

«Вы ударили его посохом», – хотел сказать Степан, но только издавал горловые звуки. Радомир спокойно повернулся и увидел отпечаток на лбу у мальчишки. Странно, но это вызвало в нем какое-то удовлетворение.

– Я сделал, что мог. Теперь он в руках Владыки. Если ему будет угодно, то мальчик выживет. И забудет все это как страшный сон. Чем оно все и было. Об этой истории ему лучше не напоминать. Пойдем на улицу, староста. Мне хочется вздохнуть полной грудью.