- Нормально мы. - Сухо отвечаю. 

- А я за цветочком пришла. Помнишь, который Катя сломала? 

Бросаю взгляд на цветок в углу и закашливаюсь от неожиданности. 

- Тетя Зоя, вы выставили пятилетнего ребенка на коридор одного. Чтобы его кто-то украл или обидел? И вам хватает наглости прийти за цветком? 

- Голова так разболелась, потом еще давление подскочило. Я таблетку выпила. Испугалась, что плохо станет. Потом, как я? А что с Катей делать? - Оставляя грязные следы, идет в сторону того самого цветка. 

А ничего что у нее муж есть? Врала бы так хоть правдоподобно. 

- А если бы вам было плохо, то кто-бы вам тогда помог?

- Ну, значит, доля моя такая, детка, ты не обижайся. Не хотела я, чтобы девочка видела, как я умираю. 

Красиво врет, но меня этим не пронять. Тяжело вздыхая, наклоняется и берет в руки горшок, рассматривая цветок. 

- Я рада, что с вами все в порядке, но цветок я вам не отдам. Я отщипну аккуратно и дам вам отросток.

-Ну они-то перевернули не отросток.  Да и тебя их столько, что никто и не заметит.  Одним больше, одним меньше.

- Они? - Хватаюсь за слово, припоминая, что раньше виновата была только Катя. Тетя Зоя  так неаккуратно рассматривает со всех сторон, что вот-вот цветок вывалился из горшка, и молчит. Делает вид, что не слышала мой вопрос.

- Отдайте мне цветок, он очень нежный. - Беру у нее цветочный горшок и тяну на себя, но чувствую сопротивление. 

- Да больно надо, - неожиданно резко  толкает цветочный горшок  в меня и отпускает, что я не успеваю его подхватить, и все падет на пол. Горшок раскалывается на две части, земля рассыпается по черной горкой плитке, а цветок надламывается посередине ствола… Десять тысяч…

- Лучше бы мне отдала, - бубнит  тетя Зоя и, развернувшись, спешит к выходу, - теперь ни тебе, ни мне.

- Оплатите цветок. 

- Ты сама у меня его забрала. Сама и разбила.

- Тетя Зоя,  оплатите цветок! - говорю ей в затылок, понимая, что она собирается сбежать.

- Онежа, такая раньше была хорошая девочка и так испортилась. - Причитает, пытаясь увильнуть. 

Я проскакиваю между цветами, преграждая ей путь.

 - Оплатите разбитый цветочный горшок и сломанный цветок, я вас не выпущу. 

- Выпустишь-выпустишь. – Берет меня за руку, отталкивая.

- Я полицию вызову. 

- Вызывай. И соцопеку вызывай. Расскажем, где ты проводишь вечера, что тебя дома нет так поздно. Что такого ребенок увидел, что перестал говорить? - И я понимаю, что эта наговорит столько, что меня затаскают, проверяя все это. - У тебя телефон звонит, -кивает на мой мобильный, что разрывается под столом. 

- За что вы так со мной? Что я вам сделала?

- Слишком много хочешь. Скромнее надо быть.  

Телефон перестает звонить и снова оживает. Что-то срочное и надо ответить, но и ее отпустить не могу.

Пока смотрю в сторону мобильного женщина меня отталкивает и выскальзывает из магазина. Я как и была раздета выбегаю на улицу, но она уже быстрым шагом скрывается в арке. 

Давление у нее скачет… Размахиваюсь и сбиваю ногой ледяную глыбу, что валяется на тротуаре. 

Черт с ней. Придумаю что-нибудь. Куплю в конце концов на Авито похожий цветок и подменю. Разворачиваюсь и иду в магазин. Надо убраться срочно, а тут как после бомбежки. Только Эллы Геннадьевны не хватает. 

И снова телефон начинает звонить. 

Иду к нему и вижу на экране фотографию воспитательницы. Звонит обрадовать, что ли, что Катю надо переводить в другой сад. 

- Да. 

- Онежа Алексеевна, у Кати сильно болит живот и вырвало. Вы можете ее забрать или нам вызывать скорую?

Беда не приходит одна. Моментально окидываю взглядом цветочный и то, что тут творится. Плевать. 

- Я заберу ее. Минут через пять-десять буду. 

Не дожидаясь ее ответа, сбрасываю вызов и быстро накидываю куртку и сумочку. Оставляю в магазине все как есть, потому терять время на уборку не хочу. Позвоню потом Ане, может прикроет меня. Если ничего серьезного, потом с Катей приду и уберусь. Закрываю магазин на ключ и выбегаю, не застегиваясь. 

Что случилось? Вроде не ели ничего испорченного. Начинаю отматывать время назад, пока не натыкаюсь на субботу и время, когда отдала Егору и что он там делал с ней и чем угощал не знаю. 

Пока спешу в сад, решаю по дороге узнать, что произошло в субботу. Может я чего0то не знаю. Ну ведь здорового же ребенка отдавала. 

- Привет, - расслабленно отвечает. Конечно, у него же всё хорошо, ничего не болит, спортсмен чёртов.

- Что ты с Катей делал в субботу? Я отдала тебя здорового ребёнка. Вчера у неё болели ноги и руки. А сегодня мне звонят с сада и говорят,  что теперь у неё болит живот.

- Уффф, - выдает что-то нечленораздельное и замирает, -  подожди. Мы не делали ничего такого, чтобы ей заболел живот. Походили по дорожке, подтягивались немного.  

- Немного, да? Почему у нее тогда болит все?

- Потому что ребенок должен хоть немного спортом заниматься. 

- Знаешь что, с таким спортом мне сейчас скорую надо вызывать. Лучше уж без него. 

- Серьезно, не делали мы ничего такого, чтобы ей заболел живот. Она не поднимала тяжести, нагрузки вообще не было на живот никакой. Где она?

- В саду. 

- Наш сад? - Я не переспрашиваю, но догадываюсь, что он говорит про сад в нашем дворе. 

- Наш. 

- Какая группа? Я сейчас приду. 

- Не надо приходить, только хуже сделаешь. 

- Группа какая? 

- Ты врач что ли? 

- Не врач. Но отличить болят мышцы или живот смогу. Группа?

- Десятая.

- Я буду через две минуты. 

Сбрасывает. Зачем я вообще звонила? Нужен он там что ли? Я все надеюсь, что ничего серьезного, и я заберу Катю домой. Может ротавирус или небольшое отравление. 

Открываю дверь в раздевалку и вижу Катю, сидящую в коридоре на стуле. Ножки прижимает к себе, а лицо спрятано в ладошках, а любимая кукла зажата в руках.

Скидываю сумку и опускаюсь перед дочкой на колени.

- Детка моя, - беру в руки голову и целую в лобик. Горячий. А Катя поднимает на меня бледное лицо и начинает плакать. Сердце давит, когда вижу, как ей плохо, а боль ее забрать не могу. - Сильно болит, малыш? - Кивает, поджимая губки.  - Дай, я посмотрю, - хочу убрать ножки, но она сильнее прижимает к себе,  а по щеке стекает слезинка. - Катюш, тогда скажи или покажи, где болит? Надо, зайка, иначе как тебе помочь? 

- Мы же просим больных детей не водить в сад. А если это инфекционное что-то. Других хотите заразить? - Оборачиваюсь и вижу нашу нянечку.  

- Утром было все нормально, может это у вас с продуктами что-то?

- Тогда всем бы детям плохо было, а не только вашей. 

- Медсестра ее осмотрела? 

- Как  осмотреть-то, когда она не дается. 

- А она у вас для чего тут сидит? Чтобы бумажки перекладывать. 

- У каждого своя работа, - из группы к нам выходит воспитатель. - Мы сразу вам позвонили. 

- Понятно. - Огрызаюсь в ответ. Сил нет с них. Ребенок плохо себя чувствует, а они его одного посадили и ждут маму. Как будто медработника у нас тут нет. 

Беру из шкафчика Катины вещи и натягиваю теплые леггинсы.  

- Добрый день, - слышу за спиной голос Егора. Я не хотела, чтобы он приходил и эти разводили слухи, кто он такой и что у нас с ним. Потом еще и Катю будут дергать с расспросами.  

- Здравствуйте, - тон воспитательницы сразу меняется на приветливый. - Вы за кем? 

- За Катей. 

Услышав свое имя, дочка поднимает голову и губки совсем чуть-чуть сквозь боль, но пытаются улыбнуться.

- Что с девочкой? – Егор игнорирует флирт воспитательныцы и только сухо спрашивает.

- Живот болит и рвота. 

- Понятно. 

Вот как ему удается всегда выглядеть так, что все женщины теряют сознание. Что в дорогой рубашке и брюках, хоть в спортивных брюках и зимней безрукавке поверх толстовки, хоть вообще без одежды.

- Кать, привет. – Опускается рядом и в носу начинает приятно щекотать от аромата его туалетной воды. - Девочка смотрит на него широко распахнутыми глазами и не верит, что Егор пришел за ней.  – Смотрела? – Кивает мне.