Джереми был тихим ребенком, и, возможно, это связано со всеми демонами, которых он видел, когда мы с его матерью сражались. Он не был таким энергичным, как его маленькая сестренка, которая с младенчества приводила в восторг весь дом, заставляла моих бывших охранников-ветеранов из спецназа гоняться за ней, когда она была маленькой и обводила вокруг мизинца меня, свою мать и брата.

Конечно, когда я дохожу до заднего сада, я вижу, что моя дочь сидит рядом с этим ублюдком, ее рука в его руке, она смеется над чем-то, что сказал Ян.

Мой взгляд переходит на красивую женщину, которая тоже смеется, ее черты лица яркие и приветливые.

Глубокий вдох вырывается из моих легких, когда я вижу ее. Это смесь облегчения и жалкой тоски.

Я женат на этой женщине уже более двадцати четырех лет, и она по-прежнему остается единственным человеком, способным укротить хаос, бурлящий внутри меня.

Единственная женщина, ради которой я готов пожертвовать всем, что у меня есть, лишь бы увидеть, как она вот так свободно улыбается. Я просто никогда не думал, что вместо этого мне придется отпустить свою дочь.

Лия извинилась перед Крейтоном, когда мы взяли его с собой в тот день. Я хотел дать этому мерзкому ублюдку по яйцам за то, что он вытащил эти извращенные воспоминания из моей жены.

Она сказала, что ей жаль, что у него было такое ужасное детство и родители, и она сожалеет, что сыграла в этом какую-то роль.

К моему гребаному удивлению, он извинился за то, что является биологическим сыном человека, который причинил ей боль.

Анника выглядела чертовски гордой. Я сузил глаза, ожидая схему, скрытый мотив, но на его лице не было ни следа ни того, ни другого.

С тех пор Лия фактически усыновила его как своего третьего ребенка. Она легко влюбилась в него и даже начала готовить его любимые блюда всякий раз, когда он приходил.

На днях они переписывались о каком-то дурацком рецепте. По словам моей дочери, он не отвечает на сообщения от своих друзей и родственников.

Очевидно, он не против делать это с моей женой.

Хотя у Лии есть та тихая, завораживающая энергия, когда она может покорить сердце любого, даже не пытаясь. Именно поэтому я старался изо всех сил оградить ее от мира.

Я все еще хочу запереть ее, чтобы никто, кроме меня, не мог ее видеть, где только я — ее мир, так же как и она — мой, но я понимаю, как сильно ей нужно быть на свободе.

Моя награда в том, что она охотно возвращается ко мне каждую ночь, охотно ищет убежища в моих объятиях и охотно хочет побыть одна.

Это лучший подарок, который я когда-либо мог получить

— Попробуй, Крей. Я приготовила это.

Анника зачерпывает то, что выглядит как какая-то закуска, и подносит это к его рту. Этот ублюдок в одолженное время действительно открывает губы и ест. Без изменений в выражении лица.

Ян и Лия вздрагивают, обмениваясь взглядами.

— Что ты думаешь? — спрашивает моя дочь с ожидаемым ликованием.

Я готов повалить его на землю, если он хоть немного изменит выражение лица, но он кивает.

— Довольно хорошо.

— Я так и знала! — она смотрит на Яна. — Видишь? Я же говорила, что кому-то нравится моя еда. Все дело в перспективе.

— Ты действительно в порядке, парень? Хочешь, чтобы я вызвал скорую?

— Ян! — укоряет моя жена.

— Нет, с ребенком что-то не так, Лия. Он действительно ест то, что готовит твоя пищевая террористка дочь.

— Хочешь умереть? — спрашивает моя дочь с убийственным выражением лица.

Этому она научилась у меня.

— Не называй ее пищевой террористкой, — в упор говорит Крейтон, вызывая широкую ухмылку у Анники и улыбку у моей жены.

— Бум, — говорит Анника, не в силах скрыть свое хвастливое выражение лица. — Падение микрофона.

— Этот жалкий хрен слишком влюблен, чтобы понять, насколько ужасна твоя еда на самом деле. Послушай, парень, любовь не спасет тебя, когда тебя отвезут в скорую из-за пищевого отравления.

— Я тебя убью, — объявляет Анника и пытается набить его своими закусками, но Крейтон выхватывает их и начинает есть.

Христос.

У этого маленького засранца, в конце концов, есть желание умереть. В этом доме мы не едим еду Анники, иначе обязательно случится какое-нибудь пищевое отравление, или расстройство желудка, или просто неудобства.

Она склонна использовать то, что, по ее мнению, полезно для здоровья, вне контекста, например, мед с острой пищей или некоторые питательные вещества с морепродуктами. И у нее нет представления о том, сколько соли нужно класть в любое блюдо.

Мы знаем, что она хочет как лучше, поэтому Лия, Джереми и я обычно просим ее не готовить. Коля и другие охранники тоже стараются быть дипломатичными в этом вопросе.

Только этот ублюдок Ян сказал ей правду прямо и уже давно заклеймил ее как пищевого террориста.

Крейтон Кинг — первый человек, который охотно ест ее еду и даже хвалит ее за это.

Тем не менее, я отказываюсь тепло относиться к нему из-за этого жеста. Или из-за того, что именно он заставил Аннику отказаться от суицидальных мыслей, которые у нее были на острове.

Я не рассказывал Лии о том эпизоде и приказал всем этого не делать. Для нее было бы губительно узнать, что темные мысли вторглись в разум нашей дочери и мы чуть не потеряли ее.

Но мы не потеряли.

Потому что Крейтон был рядом и сумел оттащить ее от края небытия.

В основном благодаря ему моя дочь до сих пор цела и невредима. Но также благодаря ему она дошла до такого состояния, поэтому я буду считать этот инцидент нейтральным.

— Как поживает эта девушка?

Лия спрашивает Крейтона, пока Анника гоняется за Яном с цветком, потому что он продолжает называть ее пищевым террористом.

— Девушка? — повторяет он с хриплым горлом — определенно, еда не так сильно влияет на него, как он утверждает.

— Та, которая рассказала нам о том, куда ты отвез Аннику.

— Сесилия?

Моя жена кивает.

— Ты действительно хочешь знать?

Она подходит ближе, ее мягкие черты лица меняются.

— Почему? Что случилось?

— Ты ведь понимаешь, что Джереми не выудил из нее эту информацию, будучи хорошим спортсменом, верно?

Моя жена сглотнула.

— Я так и думала. Он... может быть хладнокровным, это он перенял от отца, но под всем этим я знаю, что у него есть сердце.

— Это то, что моя мама говорит о моем брате, и самое ужасное, что она верит в это, но мы все знаем, что он психопат.

— Джереми не психопат.

— Учитывая то, что он сделал, он, вероятно, хуже.

— Что он сделал?

— Я пообещал ему, что не буду лезть в его дела, если он не будет лезть в мои, и я бы хотел сохранить это перемирие. Не в корыстных целях, а ради Анники. Ей не нравится, когда мы конфликтуем.

Лия кивает в знак понимания, а мне хочется притащить своего сына обратно с другой стороны океана и вытрясти из него всю дурь.

Он не должен был принять Крейтона так легко или быстро, независимо от того, какую сделку они заключили.

Хотя после того, как Анника выстрелила в Крейтона, чтобы спасти его, его неодобрение все равно постепенно спало.

— Мне тоже не хочется, чтобы она уходила, но, может быть, на этот раз нам стоит позволить Аннике сделать свой выбор, папа, — вот что он сказал мне, когда мы виделись в последний раз.

Очевидно, это из-за того, что он заключил сделку с этим маленьким дерьмом.

Этот маленький засранец встает, шепчет что-то Аннике, и она прерывает свои выходки с Яном, чтобы услышать, а затем широко улыбается ему.

Он идет к дому, а я скрываюсь из виду, пока он идет в ванную, вероятно, чтобы умыться или выблевать то, чем она его кормила.

Когда он выходит, я не пытаюсь спрятаться, и он делает паузу, прежде чем направиться в сторону сада.

Я преграждаю ему путь, и он останавливается, подняв бровь.

— Это радушный прием? Или у тебя где-то спрятан пистолет?

— Ты сегодня ужасно разговорчив.

— И подозрительно, что ты не угрожаешь мне телесными повреждениями.