— Стыдно? Знаешь, когда ты опаздывала, отпрашивалась и просила одновременно аванс, проработав всего день, что-то я не заметил стыда.

Чувствую, как улыбается, вспоминая это.

— Думаешь помог бы? Ты когда-то сам говорил, что никому не помогаешь.

— Когда-то говорил, а потом кое-кто заставил меня помогать ему. И, знаешь, затянуло. Денег же тогда одолжил тебе. Чувствовал, что они тебе нужны.

— То есть как одолжил, это же был аванс?

— Зарплата и аванс в определенные дни, бухгалтер не может дать в другой. Поэтому я просто дал тебе тогда денег.

— То есть это был не аванс?

— Аванс был потом. Тебе нужны были деньги и я помог.

— Миш, — я прикрываю глаза, сдерживая слезы.

— Так, только плакать не надо. Или ты боишься, что я потребую их вернуть? — усмехается, стирая слезу.

— Вычти из зарплаты, — шмыгаю носом, не понимая, как вообще мне так повезло с ним и как я сама же оттолкнула его.

С ним хорошо лежать и касаться его. Уже спокойно и надёжно. Не страшно и можно расслабиться.

— Разберемся, ладно, давай спи, тебе отдыхать надо. Потом договорим. Может хочешь что-нибудь?

— Хочу, чтобы тут полежал со мной, мне так спокойно.

— Ладно. Тут все равно лучше, чем на стуле. Только не храпи.

— Я не храплю.

— То, что тебе никто об этом не говорил, не значит, что ты этого не делаешь. — Смеется, поправляя одеяло.

Кручусь и никак не могу понять, почему не поцеловал? Не захотел? А его вот эти все нежности к чему тогда? Миша, Миша…. Ну и что теперь делать?

— Миш, а ты что так дома и не был с самолёта? — шепчу в темноте.

— Не был, не был. Спи давай.

Миша

Страшно спать на одной кровати с хрупкой, беременной девушкой. Даже дышать в ее сторону волнительно. Неловкое движение, касание или дуновение и она может погаснуть. Что-то поменялось. Раньше просто хотелось ее безумно. Целовать и ласкать, потому что знал, как это с ней. Сейчас было хорошо даже просто лежать рядом. Знать, что нуждается во мне и дразнить тем, что не делаю первый шаг.

Даже злиться на нее уже не мог за то, что сделала тогда. Жалко было только утраченного времени, что могли быть вместе. А как бы тогда сложились наши судьбы… Я бы не трогал ее отца, он бы не лез к дочери, все были бы счастливы. А потом что, и знакомство с родителями? Быть милым и приветливым, а за глаза ненавидеть. Теперь мы с ней были на одной стороне. И я мог бы списать свое причастие к его разорению на то, что защищал ее.

В любом случае, сейчас ничего рассказывать я не собирался. Ей все равно волноваться нельзя. А мне надо понять, что он хочет от нее.

Смотрю на сонную. Расслабленные черты лица делают ее такой ранимой, хотя знаю, какая сильная. Одна, беременная против отца. Не прося ни у кого помощи. И даже, если бы не было меня, уверен, что она бы справилась. На то, что ей дорого, она не жалеет времени и сил.

Вижу как ей неудобно спать, но она боится пошевелится и только меняет положение рук. Опускает сонно тыльную сторону ладони на кровать, а я успеваю подставить свою ладонь и поймать ее.

Пропускаю свои пальцы через ее, переплетая как тонкие веточки. Ее пальчики сжимаются автоматически, оказываясь кулачком в моей ладони.

Милее и роднее момента сложно вспомнить. Может будут и ещё, но мне хочется каждое утро так.

Лера мягко и аккуратно потягивается плечами, поворачивая голову ко мне и открывает глаза.

— Ты чего улыбаешься? — кивает мне, прикрывая свободной рукой рот, чтобы зевнуть.

— Нравится просыпаться с тобой, — отвечаю, но пальцы не разжимаю и не отпускаю ее.

— Ммм, понятно, — кивает, и медленно переворачивается на бок ко мне лицом. Я придерживаю, чтобы она не напрягала живот. — А больше ничего не нравится?

Поднимает бровь и следом уголок губ. С ума схожу от этих намеков. Как поджимает губы и скользит ими одна по другой, смачивая. Я бы эти губы увлажнил…

— Мне надо уже идти, хочу съездить домой и душ принять перед работой, — перевожу разговор на другую тему и чуть сильнее сжимаю ее ладонь на прощание.

Озвучиваю все, что собираюсь сделать. Знаю же, что ей нельзя нервничать, а не могу не делать этого. Еле сдерживаюсь, чтобы сохранять такой спокойный и невозмутимый вид.

Я отвожу взгляд, давая ей немножко свободы и шумно выдыхаю, как знак того, что надо заканчивать. Заметить не успеваю, как девушка наконец сокращает расстояние между нами и первой касается моих губ своими. Ладошкой своей накрывает мою шею и притягивает к себе. Мягкие и такие вкусные губы. Обожаю их. Оказывается, скучал по ней сильнее, чем думал. Воспоминания яркими вспышками взрываются в памяти. Поцелуй на набережной, ночь после свадьбы и те несколько дней в ее квартире… Ведь все можно вернуть. Написать вторую часть истории и не дать никому закончить все плохо. Крепко держаться друг за друга и никогда не отпускать.

Свободной рукой скольжу по талии, между лопаток, задерживаясь на шее.

Обнимаю ее и аккуратно переворачиваю на спину, так ее можно неподвижно зафиксировать.

Время останавливается, а обиды окончательно стираются, когда вот так рядом, подо мной. Как впивается ноготками мне в футболку… как руки запускает в волосы и кончиками пальцев ведёт по затылку. Жадно целует, жалея о том, что сама отказалась от этого. Скучала… Чувствую в каждом стоне и тяжёлом выдохе.

— Миш, у тебя было что-то с ней? — шепчет в губы и прерывает поцелуй.

— С кем с ней? — приподнимаюсь на локтях и заглядываю в глаза.

— С секретаршей твоей.

— Нет, кроме одного поцелуя, скрывать не буду. Хотел понять, соскучился ли по женским губам или по твоим губам…

— И что? — часто дышит, надуваясь пузырем, и смотрит в глаза. Что толку обманывать, если она и так поймет, что вру.

— Ну я же с тобой сейчас, а не с ней. Значит, всё-таки по твоим. И это было давно. Ещё до твоей аварии.

Успокаиваю ее, сглаживая шероховатости наших отношений. Как бы не пыталась злиться, но ей приятно это слышать.

— Можешь повторить, что ты тогда сказал: "Зачем мне она…"

— Зачем мне она, — повторяю для нее и усмехаюсь, — если у меня если вы. — Лера улыбается в ответ и снова тянется за поцелуем.

Если бы не ее угроза выкидыша… не уйти мне на работу сегодня. Но я отпускаю увлажненные губы и скольжу вдоль овала лица к уху. Ловлю каждое поднятие груди и тяжёлое дыхание.

Как обхватывает меня одной ногой и заставляет прогуляться руками и там.

Поднимаюсь на лифте на свой этаж в офис и сам с себя смеюсь. До сих пор, наверное, уши красные от того, что нас застукала разносчица еды. Пусть мы всего-то лежали и целовались и ничего не вышло из-под контроля, но момент, когда тебя словили, как подростка, теперь будет моей личной взрослой травмой.

— Михаил Егорович, я могу зайти? — вырывает из мыслей голос Вероники. И меня как на отпущенной резинке рогатки возвращает назад. Решать такие проблемы придется сразу, а не откладывать в надежде, что само как-нибудь разрулится.

— Да, Вероника, заходите. — Иду мимо нее и не закрываю за собой дверь. — Вы написали заявление? — Киваю вдогонку через плечо, когда слышу позади семенящий стук каблуков.

— Я как раз по этому поводу. Я хочу извинится. Я вела себя некорректно в пятницу. Я не должна была этого делать. Михаил, этого больше не повторится.

— Прекрасно, что вы все осознаете, Вероника. И если бы вы говорили о ком-то другом, тогда я бы еще подумал, но про Леру нет. Я не могу вас оставить.

— Леру?

— Да, Леру, а что?

— Когда это она стала Лерой?

Замечаю, как кривится, когда всего лишь произносит ее имя и вскидывает руки вверх.

— Отчитываться перед тобой я не должен, но говорить так о своей девушке не позволю.

— О своей девушке? — Ее руки, жестикулирующие активно до этого, опускаются от безысходности. — О какой своей девушке? Ты меня целовал. Я думала…

— Ты не то подумала… — перебиваю Веронику. — Тогда мы с ней были в ссоре и я…