Начальником отдела кадров НИИ Планирования был товарищ Иван Степанович Егоров. Раньше он был начальником какой-то исправительной колонии или ГУЛАГа (так говорили), но об этом я узнал гораздо позже.

Я был вторым по успеваемости, и для меня было кристально ясно, куда я хочу распределиться, – конечно, в НИИ Планирования, где я уже практически закончил диплом, который был очень высоко оценён в Новосибирске, и я собирался продолжать эту интересную работу с целью последующего углубления в науку.

Если не думать о занятиях наукой, то НИИ Планирования был совсем незавидным местом работы – закрытый, охраняемый, практически режимный объект с минимально допустимой зарплатой для молодого специалиста в сто двадцать рублей. Ира, например, распределилась в РНИИРП (Рижский НИИ радиоизотопного приборостроения) – да, объект режимный, но московского подчинения, то есть в перспективе командировки в Москву, да и начальная зарплата сто пятьдесят рублей плюс двадцать процентов, то есть сто восемьдесят рублей в месяц – сумасшедшие деньги по тем временам!

Я обратил внимание, что Егоров подходит к разным парням из нашей группы и рассказывает им о прелестях НИИ Планирования (если такие были), пытаясь привлечь их на работу, и совершенно игнорирует меня. Я даже сам подойти к нему не смог, он как-то неуловимо исчезал.

Итак, началась процедура предварительного распределения. Вызывают студента, он говорит, куда бы хотел пойти работать, после чего слово предоставляется представителю названной им организации и другим желающим «охотникам за головами». После короткого обсуждения фиксируется, куда планирует распределиться студент. Меня вызвали, я вышел и сразу сказал, что я прохожу практику в НИИ Планирования у Михаила Фабриканта, что моя работа, проделанная под его руководством, заняла второе место в СССР и что я собираюсь продолжать эту работу и поэтому хочу распределиться в НИИ Планирования.

Тут с места вскакивает Егоров и почти кричит, что «Абрамович» им не подойдёт! И вот тогда из-за стола медленно и величественно поднимается во весь свой двухметровый рост Вульф и громко, практически рыча, заявляет низкорослому Егорову, не отводя от него своего стеклянного взгляда (точно удав Каа из «Маугли»):

– А вас никто не спрашивал! Сядьте на место! Будет нужно – спросим!

Обалдели все.

В НИИ Планирования никто, кроме меня, не захотел.

На следующий день я встретился с Мишей Фабрикантом и всё ему рассказал. Он загрустил. Объяснил мне, в чём тут дело. Оказывается, за полгода до описываемых событий один из сотрудников НИИ Планирования уезжал в Израиль и, как положено, его исключили из комсомола и на собрании пожурили, мол, он плохой, бросает Родину и тому подобное, – обычная рутинная процедура. Так этот идиот обиделся и, уходя, уничтожил всю базу данных чего-то важного – или классификатора капитального строительства, или населения, не суть. Но администрация при слове «еврей» или мутном пятом пункте сатанела.

Миша честно мне сказал, что не может мне помочь в данной ситуации и знает только одного человека, который, наверное, способен принять меня на работу в НИИ Планирования при таком раскладе. Так я познакомился с Асей Марковной Маргулис, которая работала заведующей сектором в отделе информационного обеспечения и сыграла огромную роль в моём становлении. Она была кандидатом технических наук, плотно работала с Москвой, с ГВЦ Госплана Союза. Была членом редколлегии всесоюзного журнала «Классификаторы и документы» и прочее, и прочее, и прочее. Что и говорить, Ася Марковна была глыба.

Я перешёл к ней в отдел информационного обеспечения, где познакомился с Женькой Шихманом, с которым мы поддерживаем близкие отношения и по сей день – уже более сорока лет. Через какое-то время начальник отдела кадров, мой «любимый» Иван Степанович Егоров ушёл в отпуск. Тогда-то Ася Марковна пошла к заместителю директора НИИ Планирования Роберту Сомсу и сказала, что ей для того, чтобы успеть сдать какой-то союзный проект в срок, необходимо срочно принять меня на работу. Через день я был зачислен в штат, а ещё через пару дней получил пропуск – очень солидное красное удостоверение, которое до сих пор у меня хранится. Всё это – ещё будучи студентом, где-то в начале мая 1980 года. Защита диплома должна быть в самом конце месяца, потом военные лагеря и только в сентябре – нормальный плановый выход на работу.

В конце мая, перед защитой диплома, на окончательном распределении декан Вульф вызвал меня к доске и спросил, куда бы я хотел пойти работать. «В НИИ Планирования», – ответил я. Тогда Вульф дал слово Егорову, тот вскочил и ледяным тоном сказал, что этот молодой человек им не подходит. На что я вынул из кармана служебное удостоверение НИИ Планирования и сказал, что я там уже работаю на полную ставку. Надо было видеть выражение лица Егорова, и теперь совершенно понятно его удивительно «чуткое и нежное» отношение ко мне до самого окончания его трудовой карьеры в НИИП. С другой стороны, это даже хорошо: как щука в пруду, чтобы карась не дремал. Карась в данной ситуации – это я.

После второго курса, летом 1977 года, мы поехали в стройотряд. Он назывался «Гайсма», что означает «свет». В него собрались ребята из АСУ, Прикладной математики и ЭВМ. Располагался стройотряд в посёлке Лиепа, километрах в шести за городом Цесис. Там находился завод по производству кирпичей и дренажных труб. Командиром был Сашка Копытов, а комиссаром, по-моему, его девчонка – Света Молоток.

Сначала на место отправилась небольшая группа квартирьеров, человек шесть-семь. Нашей задачей было подготовить всё к приезду отряда. В первый же день мы – квартирьеры – напились до полной потери сознания, ну, по крайней мере, я именно так. Потом мне рассказывали, что я ходил по несчастному посёлку с криками, что мы мушкетёры, а я д’Артаньян… Потом выяснилось, что весь этот посёлок – место вольного поселения бывших зеков, и в общем-то нам крупно повезло, что на нас не обратили внимания в тот вечер. Несколько дней квартирьеры обустраивали спальни в школе, собирали и расставляли кровати и так далее. Девчонки спали на втором этаже, ребята – на первом этаже в большом классе, а мы, квартирьеры, в маленькой комнатке в стороне от всех.

Был шанс, что Ира приедет на день раньше всех остальных, и я ходил её встречать на станцию… Шёл дождь, поезд пришёл и ушёл, из него никто не вышел, и я, мокрый и грустный, поплёлся по лужам обратно в школу. И даже написал какой-то отчаянный стих о том, как я её встречал, а она не приехала… А на следующий день, шестого июля, прибыли все наши стройотрядовцы. С тех пор мы с Ирой отмечаем этот день как начало наших отношений. Я встретил её, и мы ушли на какой-то луг, полный полевых цветов, валялись в траве, целовались и любовались бесконечным куполом неба с редкими проплывающими облаками.

Надо сказать, что врачи не хотели пускать Иру в стройотряд из-за риска совсем лишиться зрения, но мы их уговорили, пообещав, что Ира будет избегать нагрузок… И действительно, в первые дни подбирали очень лёгкие задания: например, на обесточенной подстанции надо было вывинтить контакты, промыть их спиртом и затем завинтить обратно – простая работа, не требующая физических усилий.

Но через несколько дней Ира и еще четыре девочки разгрузили грузовик с кирпичом. Как потом выяснилось, там было одиннадцать тонн. Щадящий режим…

Мы с Ромкой очень серьёзно готовились к стройотряду: ходили в строительный техникум на занятия бетонщиков, даже сдали какой-то зачёт и получили удостоверения. У обучения был только один недостаток: мы никогда не видели бетона, все занятия были исключительно теоретическими.

И вот картина в первые дни в стройотряде: Ира чистит спиртом контакты на подстанции, Ромка и я в новых хрустящих комбинезонах и в сапогах сидим рядом с Ирой и болтаем. Нам сказали, что сегодня должны подвезти бетон. Его-то мы и ждём. За окном как из ведра льёт дождь. Вдруг открывается дверь и появляется какой-то мужик с криком: