Борис Кадиш
МОЙ МИР заботится обо мне
Корни и крылья Бориса Кадиша
Существует два вида стойкого наследства,
которые мы можем надеяться передать своим детям:
один – это корни, второй – крылья.
Ходдинг Картер, журналист и издатель
Пожалуй, я не знаю менее пафосного человека, чем Борис. Читая книжку, которую Вы держите в руках, я частенько покатывалась от смеха и даже назвала ее про себя «Приключения шалопая». Но закрыв ее и размышляя об авторе, я готова растрогаться: так много в этом человеке того, что дорого, близко и ценно лично для меня. Я благодарна ему за честные и искренние наброски к портрету времени, которое было наполнено возвышенными мечтами, а потом перевернуло жизнь нескольких поколений с ног на голову, безжалостно исковеркало судьбы, лишило многих точки опоры, а порой и достоинства. Это время, как неласковое Балтийское море, выплеснуло на берег и обломки могучих деревьев, и смрадные водоросли, и янтарные самородки; оно вычистило прибрежную полосу для чего-то нового, но все же это остался тот же берег, который бесстрастно впечатывал оттиски человеческих шагов и сто лет назад, и теперь. У кого-то появилось обманчивое впечатление, что эта новая реальность принадлежит ему и он-то точно знает, что с ней делать и как в ней жить. Но время снова путает карты, заставляя оборачиваться назад и задумываться: а каков мой след в этом пространстве? Как удержать в памяти то, что позволяло мне не падать духом, творить, просто быть человеком?
Мемуарный жанр коварен. В одной крайности он подталкивает людей выгородить себя, раздуться от важности, представив современников и события, как прозорливо продуманную и сыгранную шахматную партию. В другой крайности он нивелирует действительно значимое: мол, не было в моей жизни ничего особенного, что стоило бы упорно запечатлевать на бумаге; это мало кому интересно, кроме небольшого круга родных и друзей. Да и им, возможно, придется читать опусы из вежливости.
Сюжеты этой книжки избежали мемуарных ловушек: проплывая перед взором читателя, они приглашают к соучастию и к сопереживанию ровесников и позволяют молодым ощутить устремления, вкус и краски ушедшей эпохи.
СТРАНА ИДЕАЛИСТОВ
Мы росли в стране идеалистов. Появившись на свет всего через какие-то пятнадцать лет после самой страшной в истории войны у родителей, которые эту войну вынесли на своих плечах и «пол-Европы по-пластунски пропахали», мы ощущали ее эхо кожей и душой. О том, что значит сражаться за правду, справедливость, как верить в победу, радоваться жизни, мы знаем от папы и мамы.
Израненная, но возродившаяся страна подарила нам счастливое детство, на наших глазах возводя благоустроенные городские микрорайоны и прокладывая шоссе, открывая школы и проводя олимпиады и состязания самых умных, веселых и находчивых, собирая нас в домах культуры, на стадионах и футбольных площадках, создавая задушевные песни, фильмы и книги.
У каждого из нас остались сладкие воспоминания детства. «Утро воскресенья – это обязательно общий завтрак, вкусный. Мама великолепно пекла. Обязательно совместные вылазки: или в интересные места, или осенью – за грибами, когда мама, Сашка и я собираем грибы, а папа сидит с газетой в машине и ждет…» – обращается мыслями в прошлое Борис.
Дружбу и взаимовыручку мы узнавали в дворовых ватагах, где старшие воспитывали младших и разыгрывали бесконечные сценарии проверок «на вшивость», воспитывая бесстрашие и твердую волю. Отличники и двоечники не разделялись по «элитарным» и «пролетарским» школам, а мирно сосуществовали под одной крышей, частенько удивляя взлетами талантов. Бывало и так, что именно закаленные бытом двоечники учили интеллигентных отличников быть принципиальными и смело смотреть в лицо опасности, в том числе навыкам выживания – как разжечь костер в лесу, поймать рыбу или натопить воды из снега.
Наша страна не была идеальной, но порождала идеалистов. Конечно, рядом существовали и торгаши, и приспособленцы, и лицемеры, но идеалисты покоряли атом и космос, ехали за тридевять земель в поисках своего жизненного пути и прогрызали гранит науки, создавая решения, опередившие время. Историк новейшего времени и политолог Андрей Ильич Фурсов утверждает, что разработки советского академика Глушкова в конце 1960-х могли обеспечить Советскому Союзу структурные реформы, которые бы окончательно обеспечили лидерство социалистической экономики и крупнейшей державы, каковой был СССР. Госплан Союза, а значит и Научно-исследовательский институт планирования Госплана Латвийской ССР (НИИП), а значит и Борис развивали именно эту тему. Именно здесь, в НИИПе, он стал самым молодым заведующим отделом систем банков данных – в двадцать семь лет, сразу после защиты диссертации на соискание ученой степени кандидата технических наук. С системой централизованного введения классификаторов, разработанной командой Бориса под руководством замечательной Аси Марковны Маргулис и утвержденной как типовая на Союз, рижане объездили все институты Госпланов республик. И эти контакты потом пригодились и в бизнесе.
Я спросила Бориса, благодарен ли он Советскому Союзу? Он однозначно ответил: «Да» – и добавил: «Думаю, практически невозможно доказать мне, тебе, кому-нибудь еще – и не потому, что я такой тупой и упертый, – что выбранное ныне в качестве строя или мировоззрения – лучше того, что у нас было запланировано. То, что это был прорыв на фоне всей истории человечества, по-моему, даже обсуждаться не может. И я знаю, что, хоть при нашей жизни еще нет, но мы, человечество, вернемся к чему-то такому, где люди совместно увлечены, стремятся и стараются – не потому, что это надо, а потому, что иначе невозможно ощущать себя человеком».
Когда он понял, что потерял ту страну? «Когда потерял, тогда и понял, – отвечает Борис. – Потому что пока она с тобой, ты ее не ощущаешь. Мы же все уверены, что все хорошее, что нас окружает, нам положено, мы это заслужили и так оно и должно быть. А когда оно пропадает, ты начинаешь удивляться и теряться. Это была страна для людей».
СТРАННЫЙ БУРЖУИН
Кадиша можно считать бизнесменом поневоле: он согласился на уговоры друзей нырнуть в «мутные воды предпринимательства», воспринимая всё это как какую-то забавную и временную игру. Через пару лет он стал серьезным предпринимателем.
Что побудило его развивать интеллектуальный бизнес, собрав под своим крылом прежних сотрудников, которых пачками начали увольнять из советских НИИ? Он их называет «Знайками», отсылая собеседника к веселым историям Николая Носова про коротышек из Цветочного города, отправивших ракету на Луну. Но кандидаты наук были вынуждены мотаться на рынки в Польшу и что-то привозить на продажу, чтобы кормить своих детей.
«Мы стали организовывать много разных компаний, куда привлекали ключевых ребят, – буднично комментирует Борис. – Но это не потому, что мы были человеколюбы. Мы понимали, что есть актив, который бессмысленно выбрасывать, который надо беречь. И мы этот актив стали пытаться собирать.
Мне повезло: я стал заведующим отделом, то есть человеком, от действий которого во многом зависит жизнь других, еще в советское время, когда, что бы ни случилось, никто из них на уличной помойке не умер бы. Если бы чувство ответственности за других впервые легло на меня тогда, когда я начал заниматься бизнесом, я мог бы и не выдержать, у меня мог хребет поломаться. И вот эта ответственность за людей, которые тебе доверились, своим умом или волею судьбы, вынуждала вести себя определенным образом. Бизнес – он сложная штука, взлеты и падения».
Чуждый духу стяжательства, но верный духу идеализма Кадиш в 1991–1992 годах совершал алогичные поступки. Вложил деньги в первую деловую русскоязычную газету Прибалтики «Бизнес&Балтия». Вместе с партнерами из космического научно-производственного объединения (НПО) «Энергия» участвовал в создании первого спутника с солнечными парусами. Провёл первую и единственную международную конференцию по проектированию баз данных, уговорив партнёров потратить на это сумму, эквивалентную стоимости пары особняков в Юрмале – при том, что ни один из организаторов никаких особняков не имел. Сейчас он называет это бредом и признает: «Шалели от нас просто все». А поступок-то на деле был героический и патриотический: Латвии дали шанс прославиться на весь ученый мир благодаря ассоциации ACM (Association of Computing Machinery), в которую вступил Борис и под эгидой которой прошло мероприятие. Никому не известную новоиспеченную республику с трудом находили на карте, но откликнулись на идею ученые из разных стран, в том числе из США, Австралии, Великобритании.