— Ты… ты — мама… — Огневик в испуге спрыгнул с лавки и забился в темный угол колонны.

— Да. Вижу, ты рад меня видеть.

— Что… как я тут оказался? Почему мое тело такое? Где этот идиот?

Женщина встала и не спеша подошла к этому темному углу.

— Я вырвала тебя из него. Ты слишком опасен для него…

Удивление, перемешанное страхом и радостью при виде матери, сменилось на негодование и гнев. Он скрючился и встал, обнажил клыки.

— Я опасен?! — завопил он, — да я этого идиота спасал из всех передряг, в которых он был. Если бы не я, то он бы давно в канаве гнил!

Женщина сохраняла спокойствие.

— Почему… почему ты молчишь, мама? — голос Огневика стал ломаться. Он жался в стену, как мог, боясь мать как огня.

— Ты же не такой злой и дикий, верно? Ты не был таким сначала.

— Нет!!! Я и есть зло. Я сгусток ненависти. Я был порожден ей. Во мне ничего нет…

— Ты лжешь себе… — она подходила всё ближе и ближе. Он со страхом в пустых белых глазах продолжал жаться.

— Что ты хочешь? — боязливо спросил он, — убить?

— Нет. Очистить.

— По-моему, одно и тоже. Зачем я сдался тебе. Я даже не твой сын — лишь его темная сущность. Мне не место ни в одном из миров!

— И снова ты лжешь. Ты жил во лжи, мраке и злости. И это привело тебя к поражению. Ты здесь, где смертные оказываются только по велению богов.

— Нет… нет… нет, нет, не-е-е-е-т!!!

Истерика поглотила Огневика. Вокруг него крутились извилистые темные щупальца. Он сжался в клубок и истерил, укрыв голову. Женщина остановилась.

— Я один… один… Таков мой путь. Почему у всех них есть семьи и близкие? Почему они улыбаются?! Я хочу, чтобы они сдохли, сдохли, сдохли! Хочу их смерти! Убить, убить!

Женщина вновь зашагала. Щупальца вдруг дернулись в ее сторону. Быстро и агрессивно пытались пробить это легкое и красивое тело. Но только касались красной ткани одежды, мигом сгорали… бесследно. Огневик кричал, махал руками, пытался ранить ее. Она так же невозмутимо шла к нему. Двор всполошился: ветер взбушевался, птицы попрятались, облака закрыли солнце. С каждым шагом женщины тьма расплывалась по стенам, пожирая каждый участок. Она встала перед ним, лежавшим на холодной плите, рыдающего и сокрушенного…

— Ты не виноват, — вдруг нежно произнесла она, аккуратно присев на колени. Губы сложились улыбкой. Огневик немного стих.

— Не ты виноват в том, что Смауг умер, — щупальца шарахнулись и судорожно стягивались обратно в угол. — Не ты причинил боль всем этим мартинцам, — крик и плачь стихли. — Ты не изгнанник, — Огневик повернулся к ней. По черному лицу текли кровавые слезы. Белые пустые глаза жалобно смотрели на улыбчивую женщину.

— Ты не монстр, — нижняя губа его задрожала. Он медленно полз к женщине, как змея послушно ползет к человеку с дудкой.

Далеко, далеко в тени…

Живет мелкий, мелкий зверек…

Мелкий, мелкий зверек.

Людей он боится

И пугает он их

Мелкий и жалкий — страшится,

Глубоко прячет чувства внутри

Ему по ночам не спится.

Да… этот мир в ужас погребен,

На скорую гибель он обречён

Скоро конец твоей муке,

Ведь вижу я свет, в твоём мелком духе.

Бледные пальцы перебирали смольные волосы из черного сгустка. Женщина напевала песню, а Огневик медленно закрывал глаза, лежа у нее на коленях. Голос ее был тихий и сладкий. Она вдруг наклонилась и поцеловала Огневика в макушку. Тот окончательно уснул.

— Bli kvitt mørket, — тихо прошептала она над его ухом.

Тень, в которой был Огневик, начала сжиматься в одну точку, пока и вовсе не пропала. Он сам стал линять — темные сгустки вздымались вверх, как пепел. На смену его черноты пришел свет. Он уменьшил тело зверька, до ребяческого. Малыш зашевелился, сел на колени и потер заспанные глаза своими мелкими кулачками. Сначала он юрко замахал головой, а потом уставился на женщину. На лице его появилась улыбка…

— Не спиться? — добро спросила женщина, улыбаясь ему. Тот захихикал и вцепился в нее.

— Мне теперь так хорошо, мамочка! Я легкий, как перышко, смотри!!!

Он вдруг стал прыгать и показывать всякие трюки. Женщина же смеялась, иногда хлопала ему. Когда малец угомонился, то снова припал к матери.

— Мне теперь снова надо уснуть? — мальчик состроил жалостливое личико.

— Негодник, — она нахмурила брови и ехидно улыбнулась, — используешь грязный трюк! От отца научился такую милую моську строить, а! А ну колись!

Женщина стала щекотать его, заключив в свои объятья. Малец же пытался вырваться, дрыгал ногами, визжал прекратить и заливался слезами от смеха. Женщина тоже смеялась… Но они прекратили… нужно было прекратить…

— Ты уже многого натерпелся… теперь тебе пора хорошенько выспаться, — она гладила его белые волосы, одновременно дергая за щеку.

— Но я же вернусь? Вернусь же?! — с трепетом спросил он.

— Конечно-конечно. Когда придет время, ты выйдешь и будешь вместе со всеми…

— Правда-правда? Не врешь?! — он засветился пуще прежнего.

— Обещаю. А теперь пойдем… остальные уже ждут тебя…

Он послушно кивнул. Взяв его мелкую пухлую ручонку, женщина провела его к Игграсиль. Они оба коснулись его ствола.

— La min søvn være stille og fredelig… (Пусть сон мой будет тихий и спокойный…) — шептал малец.

— Og la deg finne et sted for deg selv (И пусть место ты найдешь себе).

Парнишка стал рассыпаться, как это было с чернотой. Частички его световых осколков собрались в один световой шарик, отливающий тусклым зеленоватым цветом. Он игриво покружился вокруг женщины и устремился высоко… к макушке древа. Женщина улыбалась ему вслед, а когда он скрылся, закрыла глаза и тихо выдыхала давно задержанный воздух. Спокойствие снова вернулось к ней… Но чьи-то спешные шаги по плитке прервали конец обряда.

— Ты вмешалась… — сердито пробасил нечеловеческий голос. Из-за древа вышел рогатый мужчина, одетый в черную мантию. Его лицо было острым, хитрым и суровым. Его рога отличались от рогов женщины, и величественно тянулись к верху, как рога оленя.

— Иначе Венефицию не спасти, Вельзевул… — спокойно ответила женщина, нехотя отходя от Иггдрасиль.

— Думаешь, оно того стоило? — демон взглянул на древо и сморщился от солнечных лучей.

— Тебе напомнить, для чего Аид посадил его?

— Я прекрасно знаю, что он посадил его для моста между ранеными душами и миром смертных.

— Да. И после его смерти, к которой ты приложил руку (Вельзевул недовольно рыкнул) обряды прекратились, ибо только Аид был проводником. Я же исполняю свой дружеский долг.

— Ты тоже по уши в крови, Ельске. И не тебе меня укорять… и добрыми поступками не искупить смерти наших собратьев.

Женщина смиренно смолчала. Вельзевул тяжело вздохнул, потирая переносицу.

— Прости… Я беспокоюсь, что он накажет тебя за это…

— Я осознаю риски, Вельзевул, — Ельске подошла к нему и положила руку на плечо. Улыбка успокоила демона. — Но без рисков мы не сможем добиться желанной цели… Так что без твоей поддержки не куда… Только ты и Доминус остались у меня…

Вельзевул снова тяжело вздохнул.

— Ладно… ладно, — улыбка блеснула на его бледном лице. — Я постараюсь помочь тебе…

— Что это за взрывы?!

— Доносятся сверху! Быстро туда!

Солдаты с нижних этажей всполошились на взрывы, походящие на раскаты грома. И с каждым таким взрывом тряслись стены и пол, сыпалась штукатурка и в ушах звенело. Орава мужиков в доспехах приближалась к источнику этого хаоса, как вдруг весь коридор, по которому они бежали, был охвачен черным огнем. Крики и лязг железа заполонил помещение. Трупы, смешанные с жидким железом, дымились на черном от копоти полу. Проход, из которого повалило это пламя, был тут же разрушен на здоровые куски. Кто-то вылетел — собственно, и был этим снарядом, сломавшим стену. Вслед за ним вышел еще один, размахивая черным мечом, испускавшим черный огонь. Улыбка этого мечника была неестественно широка и блестела в тени, как и его красные глаза, полные безумия. Первый поднялся и откашлялся. Утерев кровь с рта, он сгорбленно отошел на пару шагов назад и ловил воздух. Его хриплое дыхание было жалким и резало слух. Однако веселый смех мечника перебивал это дыхание.