Как и в тот день, впервые обнажающий ту самую, новую сторону их отношений – и, как позже оказывается, и Геральта самого.
Жаркий августовский день, предсказуемый в этом донельзя. У них обоих выдаётся выходной, и ленивая, мирная суббота тянется медленно и неторопливо. С утра они решают разобраться с постройкой беседки в саду, над которой корпели всё последнее время. С Регисом вообще оказывается увлекательно делать что угодно, даже ставить стремянку и подавать ему гвозди, пока тот с видом бывалого плотника закрепляет ими доски на крыше.
– Ещё три штуки, будь добр, мой дорогой, – командует он, и Геральт подчиняется, поднимая кулак с торчащими шляпками гвоздей.
Между делом он успевает свободной рукой облапать бледные икры, открытые под краями закатанных до колен домашних брюк. Со стороны крыши доносится тихое шипение, но скажи ему кто, что оно недовольное – Геральт и в жизни не поверит. Так они приколачивают пять или семь досок, пока с хлопком Регис не исчезает со стремянки, воплощаясь сзади. И мстит. В своей манере, незаметно для посторонних глаз ущипнув его, взрослого мужика, хозяина целого чёртового поместья… надо сказать, вовсе не за икры.
За что, конечно, получает в ответ порывистую хватку объятий. Обманчиво дружеских – если не опускать взгляд на то, куда приземляются его, Геральта, руки.
Так и стоят они, тискаясь, как хреновы мальчишки, в тени недостроенной беседки. Чего стоит представить их здесь вместе, когда та будет готова… Или Региса вместе с Цири и Лютиком, хохочущих над старыми приключениями. Или Региса с Йен, пьющих молодое вино и ведущих заумные беседы. Или – да просто Региса, читающего трактаты о каких нибудь язвах или грыжах с видом, будто это самое увлекательное чтиво в мире. Образ в воображении выдаётся на редкость славный, и Геральт скалится в ответ мыслям – наверное, как полный осёл.
Вот только Регис так же широко улыбается ему в ответ, и от этого вида становится наплевать на всё остальное.
Уставшие от дел, они даже успевают подремать в кресле на террасе, разморённые летним жаром. Вздрогнув, Геральт просыпается первым – и долго смотрит, как тихо сопит Регис у него на плече, рассыпав по ткани рубашки кольца уже местами потемневших волос. Ох, скажешь кому, будут смеяться до колик: притомились, как две почтенные матроны. Впрочем, в Туссенте и в августе всё ещё стоит изнуряющий зной, и, чего таить, Геральт сам переносит его с трудом.
Наверное, оттого, стоит вампиру проснуться, как на ум начинает приходить один план. Тёплый от сна, тяжело моргающий Регис лениво перебирает складками его рубашки, случайно приподнимая её край, и в памяти всплывает старое, далёкое воспоминание. Холера, а он же давно хотел выбраться к воде, хотя бы посидеть на берегу Сансретура. Так что, не раздумывая, Геральт поднимается на ноги и без объяснений тянет Региса к конюшням.
Потому что они идут купаться. Здесь и сейчас.
Речной берег встречает их безмятежной прохладой, впрочем, куда теплее, чем любое из каэдвенских озёр. Хотя – кажется, это Регису нравится куда больше. Чудо, но Геральт даже не успевает его упросить: тот раздевается сам и неторопливо заходит в воду. А потом начинает творить вовсе что-то невообразимое.
За те годы, что прошли без их связи, кто-то умудрился научить Региса плавать.
– Отнюдь, – возражает он, когда кое-как стряхнувший удивление Геральт спрашивает его о том в лоб. – Мне вполне хватило и собственного рвения. Но, если ты переживаешь о своей затронутой гордости, – добавляет он с ехидной улыбкой, – Я не слишком научился правильно нырять, и, кажется, у меня есть на примете один учитель с выдающимися на то… способностями.
Врёт он, конечно, без зазрения совести, лукаво сверкнув антрацитами глаз. Нырять Регису удаётся легко, будто он родился в воде; правда, хватает его только на пару раз. Так Геральт узнаёт, что и страх глубины – смею возразить, это не имеет и доли отношения к страху! – всё ещё никуда не делся. Впрочем, ему есть, чем занять Региса и без ныряний.
Например, усадить его на здоровенный валун посреди реки, пока он сам нарезает вокруг него круги.
– Порой мне кажется, что, помимо всех прочих мутагенов, ты отчасти обзавёлся и мутагенами сирен, – фыркает Регис, с видом судьи сверкая на него прищуром глаз.
– Ну у тебя и наблюдения, – ухмыляется Геральт, подплывая ближе. – Ты хоть сирен-то видел, Регис? У них, между прочим, сиськи водятся. И шерсти на роже нет.
– О, но разве кто-то отменяет факт особенных подвидов? К тому же, насколько мне известно, эти очаровательные создания имеют склонность к пению. И, думаю, та песня про девиц из Виковаро вполне… Геральт?
На миг всё утихает, и ответом Регису служит только шорох волн, бегущих по речной глади. Правда, только на короткий миг. Всё равно у Геральта нет желания долго прятаться в воде; да и идея в голову, в конце концов, приходит отменная.
С оглушительным плеском он выныривает – и кусает Региса прямо за длинное бедро, так удачно вытянутое на валуне.
–…Геральт!
– Мутагены сирен, – урчит он, стаскивая вампира обратно в воду, – Как тебе такой подвид?
Ещё долго они плещутся в воде, как малые дети, хохоча и с удовольствием расслабляясь в прохладе волн. Брызги поднимаются вокруг них сияющими каплями, переливаясь в солнечных лучах. В отблесках их мокрый, донельзя довольный Регис подплывает к нему и украдкой обнимает за талию – и выглядит в тысячу раз лучше, чем тогда, в горах Каэдвена, в их далёкой юности. По одной до смехотворного простой причине.
Этот Регис – с вымокшими седыми прядями, щурящийся от солнца, счастливый – теперь по-настоящему с ним.
От простой мысли сердце стискивает теплом, и, потянувшись, Геральт наконец его целует. Невольно повторяя то, что уже когда-то делал, но переписывая этот миг заново. Зараза, иногда до сих пор трудно осознать, что всё это было с ними… как и то, что было после. То, что и вспыхивает в голове, крутясь настойчивым воспоминанием, и, похоже, не у него одного.
Иначе не объяснить, почему после возвращения в Корво Бьянко, череды мелких дел и неожиданной поездки в Боклер, причину которой Геральт так и не успел выпытать, Регис заявляется вечером в их спальню, полный решительной уверенности. С двумя небольшими рулонами лент. Конечно, шёлковых.
Как и халат, снова надетый им на мокрое тело. Только другой, не зелёный, но тёмно синий, расшитый серебряными нитями. В нём Регис, собравший влажные волосы в низкий хвост, кажется ещё выше и худее. Тёмные цвета и без того всегда были ему к лицу, делая по-настоящему похожим на вампира, но сейчас… контраст с ним, Геральтом, лежащим на кровати всё в тех же простых льняных штанах, такой сильный, что невольно становится не по себе.
Особенно, стоит подойти и как следует рассмотреть, как тщательно вышиты серебристые узоры. В форме цветков маков, кстати говоря.
– Опять? – изгибает бровь Геральт, проводя пальцем по линии серебряного лепестка на воротнике. – Ты их что, набором закупал?
– И снова ты ошибся, мой дорогой, – фыркает Регис и, как всегда, целует его в уголок губ. – Уже потому, что это индивидуальный пошив. К тому же более новый, чем прежний экземпляр. Это подарок Натанис, – усмехнувшись, добавляет он, – Который она не так давно преподнесла мне в знак старой дружбы.
– Так, значит, за этим ты ездил в Боклер? Вспомнить старую дружбу?
Неприкрытые, почти ребяческие нотки ревности в голосе злят – и вызывают у вампира сочувственную усмешку.
– Дружбу, и не более того, – помолчав, мягко говорит он. – Нас не связывало и не связывает ничего, о чём ты можешь думать, Геральт. Разве что схожие представления о некоторых философских темах. Чувственных удовольствий, – и он медленно берет Геральта за запястье, – В том числе.
Свободная рука находит затянутую в шёлк узкую талию, и Геральт наклоняется за поцелуем. Тысячным из многих, но никогда не успевающих надоесть. В открытом окне медленно садится за горизонтом солнце, и на Корво Бьянко опускается прохлада вечера, за которым последует уже сырая, остывающая от тепла ночь.
