– Всего лишь те из моих интересов, что я посчитал достаточно любопытными и для тебя, – тихо произносит он уже вслух, – По крайней мере, если не ошибся в своих предположениях.

Вздохнув, он поправляет под их головами подушки, и только сейчас Геральт замечает, что простыни сменились на более свежие, а окно открыто для того, чтобы проветрить духоту. Впрочем, и это не убирает из воздуха прежнего, ещё ощутимого жара. Запаха разгоряченных тел и секса. Того, что он ждал так долго, а теперь даже и не знает, чего ждать дальше.

Хорошо бы, растерянность на его лице не приняли за что-то… Чёрт, тёмные брови уже хмурятся в печальной гримасе, граничащей с сожалением.

– Что ж, этого следовало ожидать, – произносит Регис и ласково кладёт ему на щеку прохладную ладонь, приятно холодя кожу. – Прости мне эту поспешность в намерениях, dragul meu. Я ни в коем случае ничего тебе не навязываю. Мне лишь захотелось показать то, что я ассоциирую с крайней степенью страсти. В которой, пожалуй, во мне слишком часто говорят… – и он делает долгую паузу, – Предпочтения прошлого.

– Прошлого? – прищуривается Геральт, – То есть ты по молодости творил ещё и вот это? Воск, Регис?

Холера, да он и не слышал о таком, а тут… От осознания поневоле начинает кружиться голова. Видно, в сравнении с вампиром ему суждено всегда чувствовать себя неопытным юнцом. До конца времён, потому что даже думать о том, в чём ещё искушен Регис, вызывает под кожей дрожь.

Новую дрожь – предвкушения.

– И не только это, – всё ещё напряжённо отзывается Регис. – Как ты можешь себе представить, я пробовал многое, Геральт. То, что в людском представлении считается извращённым и, возможно, даже опасным. Потому я прекрасно осознаю, что не вправе чего-то требовать, – прибавляет он, теперь оглаживая Геральту плечо, – Тем более, чтобы ты, душа моя, испытывал подобное на себе. Так что не воспринимай это как обязательство, прошу. Я лишь…

–…Боги, – перебивает Геральт, – Где я сказал, что против?

Нет, в самом деле, Регисова мнительность когда-нибудь доведёт его до края терпения. Конечно, вампира можно понять: всё-таки после стольких лет существования рядом с людьми тот не раз говорил об их хрупкости, подчёркивая то, какое беспокойство из-за этого испытывает. Но, дьявол, что бы он там ни придумал, Геральт никогда не был против нового. Тем более такого нового, потому что – будь он проклят, если не признается себе, что будет вспоминать каждый из этих образов ещё не раз. Сам. С рукой. Особенно тот, что был последним, и вот об этом надо будет подумать посерьёзнее… но позже.

Сначала надо бы убедить Региса, что он вполне себе разделяет представления об извращённом и опасном.

– Регис, – вздохнув, с усилием произносит он, – Послушай внимательно. Я… в общем-то понимаю, чего именно ты можешь бояться. И всё же считаю, что вполне… заинтересован. Между прочим, у нас уже был подобный разговор. Закончившийся…

Ох, нет. Какого чёрта он решил напомнить об этом? Стоит намекнуть на их договорённость на Скеллиге и всё, что последовало после – спальню, ленты, укус – как Регис тут же начинает болезненно морщиться, прикрывая глаза. Так, что приходится быстро добавить:

–…Более чем отлично. Без последствий, – с нажимом выделяет Геральт, – По крайней мере без тех, что стоит опасаться. Я знаю, каким ты можешь быть и чего стоит ожидать. Думаешь, не заметно, что ты и сейчас изменил облик?

С тонких губ срывается тихий, усталый вздох.

– Верно, – кивает Регис, не открывая глаз, – И здесь я действительно не стану с тобой спорить. Но речь не о том, Геральт. Опасность, о которой я говорю, связана вовсе не с особенностями моей природы. Во всяком случае, не в первую очередь.

– Тогда с чем?

В открытое окно врывается сквозняк, шевельнув их волосами. Тронув седые прядки, подняв знакомый запах крапивы и зверобоя вперемешку с кровью и мокрой землёй. Потянув плечо усталым движением, Регис придвигается к нему ближе – и укрывает их обоих тонким одеялом, обвивая его, Геральта, талию длинными руками. В тёплом, ласковом объятии, окутывая своей заботой и огромной, греющей всё изнутри любовью.

Всем тем, что так хочется дать ему взамен… особенно сейчас, пока он погружается обратно в свои тревоги и теперь смотрит на Геральта с внезапно серьёзным выражением лица.

– Что входит в твоё понимание границ сексуальных практик, любовь моя?

Вопрос застигает врасплох, заставляя нахмуриться. Казалось бы, всё ясно, как день, но… чёрт возьми, объяснять такое? Да и после Регисовых образов вдруг отчётливо возникает понимание того, что, похоже, ни черта-то он об этих практиках и не знает. Потому, не придумав ничего другого, Геральт просто отзывается:

– Лучше бы ты перечислил, а я тебе скажу, да или нет.

Оказывается, делая всё правильно. В антрацитах глаз мелькает понимание – того, что он, Геральт, чётко осознает направление их разговора. Неторопливо Регис прочищает горло, еще раз похмурившись каким-то своим сомнениям.

– Что ж, хорошо. В таком случае я лишь расскажу, что именно считал приемлемым в годы юности.

И наконец приступает к перечислению, сходу заявляя:

– Удушение.

Легко, будто говорит о погоде. Да и выражение лица у него ничуть не меняется, словно он до сих пор занимается чем-то таким на досуге.

– Ч-чего? – округляет глаза Геральт, – Какого хрена, Регис?

– О, ты зря беспокоишься, дорогой мой. Вовсе не в форме насилия, – быстро поясняет тот, – Лёгкая асфиксия такого рода, что позволяет перекрыть доступ кислорода на считанные секунды, вызывая короткую эйфорию. Во многом благодаря работе…

Так, а сейчас начнётся лекция. Несомненно, интересная с точки зрения медицины и, наверное, познавательная. Только едва ли имеющая отношение к делу, и приходится заставить лектора притормозить, с силой сжав худощавое плечо.

– Регис!

– Прости, прости, – опомнившись, вздрагивает вампир. – Словом, я хотел уточнить, что лично мне это действо никогда не причиняло серьёзный вред. Вероятно, благодаря стойкости моей природы к отсутствию кислорода, а, вероятно, и просто случайности.

Охренеть, отзвуками проносится в голове, о-хре-неть. Трудно даже поверить в услышанное, тем более – представить. На Регисе. Который делал это, видно, не один раз, потому что явно не видит ничего такого в, мать его, удушении. Но не доверять ему во мнении Геральт тоже не привык, так что, как бы то ни было, приходится, скрепя сердце, это принять.

– Допустим, – прищурившись, кивает он. – Не слышал о таком, но вполне похоже на правду. Что-то ещё?

Выждав паузу и оценив его намерение продолжать внимательным взглядом, Регис тоже прищуривается – и вдруг усмехается мягко, почти смущённо.

– Кроме того, как ты уже мог догадаться, я предпочитаю связывания. Разной сложности и в не самых простых вариациях. Ленты, верёвки, узлы, – прибавляет он, – Любые ограничения положения тела с дополнительными приспособлениями.

– Ну, тут у меня вопросов нет, – криво ухмыляется Геральт, – Да и возражений тоже. Давай дальше.

Мягким движением он поднимает ладонь выше, запуская пальцы вампиру в волосы, и отводит пряди назад. Чёрт, поцеловать бы его сейчас, такого домашнего, уютного, но не слушать Геральт тоже не может.

– Разного рода болевая стимуляция, – уже увереннее говорит Регис и вдруг облизывает губы. – Шлепки, укусы… Даже порой удары.

– Так, вот с этого места поподробнее.

Что-то в простых, незатейливых словах заставляет напрячься. Хотя об этом-то Геральт, кажется, знает куда лучше, чем обо всём остальном, потому что сам не привык сдерживаться – и никогда не требовал сдерживаться и от других. В порыве страсти вообще-то обычное дело шлёпать и тянуть за волосы, так что вряд ли Регис может его этим удивить. И всё же что-то здесь кроется не то. Особенно странные нотки в мягком голосе, кажущиеся почти незнакомыми.

Глубокими, бархатными. Гипнотизирующими. Иными.

– Проясни мне вот что, – глухо произносит Геральт. – Какой ты видишь боль, Регис? Мне всегда думалось, что у высших вампиров…