– Как бы мне ни хотелось возразить, в этом ты прав не меньше, – мягко усмехается вампир, – В таком случае мне принимать твой ответ за согласие?

– В таком случае – пошли. Найдём место поудобнее, чтобы тебе превращаться.

Со двора они выходят осторожным шагом, следя, чтобы не попасться никому на глаза. Из всех обитателей Корво-Бьянко о природе Региса знают только управляющий и Марлена; и другим, естественно, видеть в «местном лекаре» нечто большее ни к чему. Хорошо, сама ночь будто благоволит им – тихая и безлюдная, она оставляет их вдвоём, быстро пересекающих сад и ограду поместья в сторону опушки леса.

Небольшая ясеневая рощица оказывается на редкость удобной для их задумки. В центре её обнаруживается просторная поляна, надёжно скрытая густыми зарослями орешника. Заметив её, Регис довольно хмыкает, раздвигая тонкие ветки – и неожиданно… снимает с себя домашний дублет.

Как и рубашку, и ботинки, и брюки с бельём. Ошарашенный, Геральт так и стоит, просто глядя на то, как вампир раздевается на его глазах, и с минуту не находится, что сказать.

– Вот оно что, – соображает он, пока Регис неторопливо складывает вещи в аккуратную стопку, – Надеешься за ними вернуться?

– Не хотелось бы портить вещи зазря, – рассеяно кивает тот, – У тебя были иные предположения?

И бросает ехидный взгляд через плечо, поднимаясь во весь рост. Неторопливо Геральт подходит к нему и оглаживает обнажённые плечи; позволив себе ненадолго отвлечься на одно это ощущение. Тепла бледной кожи в руках и звука медленного биения сердца. Шелеста ветвей ясеней и слабого дуновения ветра, играющего тёмно-пепельными прядями. Самого этого вечернего часа, таящего в себе иного Региса.

Того, что он уже видел, но всякий раз под властью обстоятельств. Никогда – по его собственной воле.

– Так, думал, что мы уже начали с подарком, – хмыкает Геральт, прижимаясь губами к его затылку. – Что дальше? Мне отойти? Может, спрятаться куда?

– О, в этом нет нужды. Разумно будет лишь дать мне немного пространства, душа моя, и только.

Кивнув, приходится подчиниться, шагнув за пределы зарослей орешника – и попросту наблюдать. Сперва не происходит ничего; осторожно Регис садится на колени, опуская голову к земле. И – вдруг начинает меняться. С громким, режущим слух хрустом конечностей, неприятно напоминающем о сломанных костях.

Первыми удлиняются руки и ноги, с треском вытягиваясь в длинные чёрные лапы. Тело стремительно укрупняется, темнеет, покрываясь шерстью; голова сплющивается и искажается в жутковатую звериную морду. Вытягиваются уши, из небольших в выразительные, торчащие в стороны, и то и дело поворачиваются на звуки ночного леса. Резко вырастают длинные, цепкие когти, врезаясь в пучки травы, и – наконец между костей лап растягиваются толстые перепонки крыльев. Массивных крыльев чудовища, размахом не уступающих крыльям ослизга, или того больше.

Поразительно, насколько быстро всё происходит. Там, где только что сидел Регис, теперь неповоротливо разворачивается гигантская летучая мышь. С мощным взмахом расправляются крылья, светясь красноватыми прожилками, и по поляне проносится вихрь, с силой всколыхнув стебли редкой травы.

– Думаю, я закончил, – неожиданно раздаётся в голове голос, – Ты можешь подойти ближе, Геральт.

Вот чего, а этого он точно не ожидал: того, что при всей звериной сути Регис, оказывается, может сохранять рассудок. Впрочем, привычной осторожности это не отменяет. Медленным шагом Геральт приближается к летучей мыши, подбираясь со стороны и избегая взгляда огромных алых глаз. Чертовски знакомых алых глаза, привычных для… Региса, ещё неизвестно, насколько сейчас разумного.

Но он удивляется и здесь. Оказавшись вплотную у гигантской морды, Геральт застывает, оторопев на миг. На душе становится неспокойно: всё же перед ним не то чудовище, не то просто дикий, крупный зверь, которому не слишком-то есть дело до разумных поступков. В голову приходит первая подсказка: стоит дать мыши ощутить его запах, дав понять, что он, Геральт, не несёт угрозы. Осторожно он вытягивает руку, к кромке блестящего кожистого носа…

…И вдруг тот толкается прямо ему в ладонь – коротким, игривым жестом.

– Это… ты? – поражённый, усмехается Геральт, – Правда ты, Регис?

– В отношении здравого рассудка безусловно, – отзывается тот в мыслях. – Понимаю твои опасения, но я действительно способен контролировать эту форму в полной мере. Прошу, прикоснись ко мне как следует, душа моя.

Широкие ноздри жадно втягивают его запах, и, сбросив остатки волнения, Геральт наконец оглаживает нос, отмечая странное ощущение жёсткой кожи. На самом деле вблизи эта Регисова форма кажется почти забавной: алые глаза уже не пугают, светясь, как два гигантских фонаря, и над ними он неожиданно замечает пучки шерсти, отчаянно похожие на знакомые тёмные брови. Пальцами Геральт очерчивает и их, и пушистый лоб, и даже розовые уши, на ощупь будто бархатные. Трогать Региса оказывается до смеха приятно, и Геральт долго изучает его, гладя и пропуская мех сквозь пальцы.

Пока внезапно летучая мышь не открывает пасть, полную острых, как бритвы, клыков – и не издаёт стрекочущий, будто… радостный писк.

– Нравится, что ли? – усмехается в изумлении Геральт, – Что, ещё тебя почесать?

– Не уверен, что мне нравится подобная формулировка, но я действительно не отказался бы. Между прочим, за правым ухом были особенно приятные ощущения. Можно и… чуть сильнее, Геральт. О, благодарю.

Позабавленный, он треплет короткий мех, слыша, как писк становится чуть громче. Мышь так и млеет в его руках, и Геральт прибавляет и вторую руку, пробегая пальцами по мощной шее. Что ж, и в этом Регис себе не изменяет; даже зверем оставаясь удивительно, до странного ласковым.

– Не могу поверить, что ты такая громадина, – замечает Геральт, перебираясь к основаниям массивных крыльев, и с утробным урчанием мышь вытягивает и их, подставляя касаниям.

– К слову, так было не всегда. В юности размеры этой формы были куда меньше, – неожиданно заявляет Регис, – Не говоря уже про детские годы. Из того, что я помню, это было подобно…

В мыслях внезапно вспыхивает образ – нет, ощущение, похожее на то, как чувствуются руки и ноги, как соотносится тело с высотой деревьев и шириной рек. И соотносится, надо сказать, вовсе не так, как он ожидал: совершенно точно Геральт чувствует себя не больше собственной ладони.

– Что? – поражённый, прыскает он, – Вот таким? В самом деле?

Чёрт, и слов не надо, чтобы представить так вампира. Как крошечный, ещё юный Регис превращается в крошечного же мышонка и летит, торопливо хлопая тоненькими крыльями. Не сдержавшись, он так и начинает хохотать – и слышит странный, высокий лай в ответ, не меньше напоминающий смех. Нет, хорошо, что они забрались так глубоко в чащу: невероятное, должно быть, выходит зрелище. Ведьмак, гогочущий на пару с гигантским высшим вампиром, в его руках ручным, как телёнок.

Одно радует: кажется, с этим Регисом они тоже поладили, и вот теперь можно воплощать задуманное.

– Так что, – покончив с хохотом, произносит Геральт, – Не расскажешь, куда собирался меня прокатить?

– О, позволь мне оставить это место в тайне. По крайней мере, совсем скоро ты узнаешь о нём сам, dragul meu. В конце концов, сюрпризы – тоже своего рода часть подарков, не находишь?

Н-да, и всё-таки странное же чувство: говорить с мышью-Регисом, причём Регисом, остающимся привычной занозой.

– Как скажешь, – закатывает глаза он. – Значит, мне уже садиться?

Устроиться на спине у Региса оказывается непросто. Гладкий мех чертовски скользит, и приходится изо всех сил вцепиться в основания волосков, надеясь, что он не причиняет вампиру боль. Хотя, кажется, тот вовсе и не против, и не думая выражать недовольство. С минуту усаживаясь между исполинских крыльев, Геральт прижимается к мощной шее и крепко обхватывает её, чувствуя, как под толстой шкурой перекатываются бугры мышц.

– Плотва из тебя, скажем прямо, так себе, – бормочет он в розовое ухо, – Если что, скажи Варнаве-Базилю, чтобы переписал на тебя Корво-Бьянко. Завещания нет, но…