– Бо… ги! Я… Mă înne… buneşti*, dra…

Хо… лера, с трудом проносится в голове, кто бы… говорил. Кто ещё… сводит кого с ума, чёртов ты демон. С силой Геральт ласкает член, насаживаясь навстречу, чувствуя, как растягивается горло. Ещё и с вибрацией стона, стоит Регису вернуться к стеклянной игрушке – и теперь…

–…Ёбаный же, – посылает он в мысли, – Как хоро… Мх-х, блять…

Ничуть не лукавя, ни секунды. Тело плавится, течёт в жаре бледной кожи; в надрывном дыхании зверя, загнанного в силки. Чудовища – и не чудовища, что он любит, что в нём повсюду. Холера, а ведь и правда, его словно имеют два Региса, два невероятных, потрясающих создания, и он стонет, стонет, не сдерживаясь, отдаваясь их власти сполна.

Да так, что разум окончательно меркнет, оставляя только одно. Ощущение, что ему мало, так мало… Поясница выгибается сама собой, и он насаживается горлом до основания, лишь бы заглушить крики. Толчки игрушки становятся резкими, исступлёнными, и…

– Ре… гис, я… – почти молит он, – Развя… жи…

Шорох, быстрые движения пальцев, и лента с его члена исчезает без следа. Нутро бурлит, переплавляется, сжимается до ощущений во рту и между ног; не оставляя больше ничего за собой, ни рассудка, ни всего, что было Геральтом из Ривии.

Да и – плевать, что он теперь такое. В глазах темнеет, и больше не видится ни черта, только чувствуется, иным уровнем чувств, так похожими на вампирьи. Острые, колкие, сродни эманациям, первому поцелую, первому ощущению этих губ, безумию, безумию…

– Ге… N-naiba… А-ах!

Тело ломает, вытягивает дугой – и внезапно всё меняется, до мелочей, выбрасывая его в другой мир.

В страшный, горящий повсюду мир, где рычит бестия, изливаясь ему в горло, и он глотает почти рефлекторно… И стонет, громко, надрывно, сам чувствуя, как заливает семенем живот. Ноги дрожат, трепыхаясь в путах, и ещё долго Геральт успокаивает их судороги, делая глубокий, выдержанный вдох.

Виски щиплет слабой болью, и под закрытыми веками мелькают разноцветные пятна. Завораживающие в своей красоте, от ядовито-зелёных до тёмно-красных, похожих на отблески вина в бокале. Насыщенных, как запёкшаяся кровь, и вместе с тем изысканных, благородных, и Геральт долго рассматривает их, погружаясь в тягучую, топкую темноту.

Чёрт знает, сколько он там торчит, пока внезапно не возвращается слух.

– Всё… в порядке, Геральт, – доносится слабое на краю разума, – Я рядом, мой дорогой.

Поцелуй, мягкий, нежный – не то в лоб, не то в висок, и хочется вздохнуть от облегчения, узнавая эти губы. Слышится усталый вздох, и знакомые пальцы тут же начинают распутывать ленты, между делом оглаживая его колени. Откуда-то тянет прохладой внезапного сквозняка, липкостью масла… Запахами.

Сандала, мирта, гвоздики и кориандра. Животного, мускусного духа возбуждения и смазки. И – главного, полновесного аромата, затмевающего все прочие.

Запаха крови и мокрой земли.

– Ре…

– Не… говори. Пожа… луйста, любовь моя. Тебе стоит отдохнуть, как следует, – ещё поцелуй, в закрытое правое веко, – Попробуй… вытянуть ноги, если чувствуешь на то силы.

Неведомо как он подчиняется, разгибая колени, и слабо вздыхает, чувствуя, как его вытирают какой-то тканью. Шуршат остатки лент и, похоже, одежда, но большего Геральт не разбирает. Отчего-то клонит в сон, и он даже успевает подремать, пока снова не слышит скрип двери. Прохладная ладонь берётся за его плечо, требуя приподняться, и, не в силах сопротивляться, он садится – и неожиданно получает в руки стакан с водой.

Вот теперь точно надо открыть глаза, хоть и удаётся это с трудом.

– Спасибо, – хрипло произносит Геральт и жадно пьёт, до дна, радуясь свежести воды.

Разгорячённый, он приходит в себя, в сумрак по-прежнему стылой ночи. И внезапно – видит Региса. Растрёпанного и кое-как одетого, сверлящего его внимательным, почти тревожным взглядом антрацитово-чёрных глаз.

– Иди… сюда, – получается прошелестеть, и Регис оказывается на его груди в мгновение ока.

Так, что и получается только прижать его к себе в крепком объятии, слушая, как громко стучит нечеловеческое сердце. В такт его собственному – а можно, оно и вовсе у них одно; неясно ещё, до каких пределов вампир его поменял. Всей этой болью, в отзвук щемящей в груди боли под рёбрами. От которой хочется… сотворить какую-нибудь глупость, что ли.

Например, потереться щекой о темноволосую макушку, прижимаясь к её теплу.

– Надо… завязывать, – бормочет рассеянно Геральт, – Так и… сдохнуть недалеко.

– Признаться, я ожидал… каких угодно выводов, но не подобных, – усмехается ему в грудь вампир. – Впрочем, могу тебя успокоить тем, что ряд медикаментов хранится в этой же комнате. Хотя, пожалуй, ты всё же наговариваешь на себя, мой дорогой.

– Скорее, оцениваю с запасом, – отзывается он – и наконец-то ощущает, как возвращается в рассудок. – Ты сам… в порядке?

И вдруг чувствует, как его челюсть осторожно поворачивают – прямо в долгий, медленный поцелуй.

– Не думаю, что это можно назвать им в полной мере. Знаешь, мне припомнилось, – вдруг говорит Регис тихо, – Будучи в Туссенте в рамках наших странствий, я услышал одно любопытное наименование. La petite mort**, как здесь называют…

…Умолкает и в этот раз он стремительно быстро, даже в мыслях, погружая их связь в глухую, ватную тишину. Да и к лучшему: думать всё равно тяжело, пока рассудок неумолимо клонит в сон. Прохладные Регисовы пальцы касаются плеч, и Геральт углубляет поцелуй, проводя ладонями по его худощавой спине.

– Te iubesc, – неожиданно произносит в голове мягкий голос, – Din toata inima***, dragul meu.

Просто, но так трепетно; говоря то, что знают оба, но каждый раз ударяя по сердцу откровением заново. Какой бы Регис это ни говорил – спокойный и расслабленный, горящий от чувств, принимающий и подчиняющий – какой угодно, он никогда не пожалеет сил, чтобы это повторить. Уж в чём, а в этом-то Геральт уверен однозначно. Как и в другом, не менее ясном чувстве.

–…Тоже, – разорвав поцелуй, выдыхает он, – Тебя люблю. Давай… спать. Что-то я…

– О, это… Полагаю, моя теория с адреналиновым порогом требует дальнейшего подтверждения. Любопытно, зависит ли реакция гормонов от…

Что там Регис думает дальше, он уже не слушает. В сон тянет чертовски быстро, и Геральт просто поворачивается на бок, едва чувствуя, как его укрывают одеялом. На душе становится до удивительного мирно, и уже не чувствуется, как горит кожа на груди и бёдрах; только слегка жжёт между ягодиц, но это попросту ерунда.

Кажется, последнее, что он успевает заметить – то, как тонкие губы задувают свечу, и высокая тень открывает окно, чтобы проветрить спальню, но это уже не важно. Важно только то, что кто-то тёплый и очень, очень родной устраивается рядом, и теперь дышится только запахом крови и мокрой земли.

Ну, и совсем немного – горьким запахом воска, быстро тающим в темноте.

_________________________________________________________

*Ты сводишь меня с ума (рум.)

**Маленькая смерть (фр.) - выражение, обозначающее оргазм

***Я люблю тебя всем сердцем (рум.)

Комментарий к Бордовый

осталась последняя глава, и, я думаю, вы догадываетесь, что именно там будет происходить ;)

кстати, книга, отрывки из которой здесь приведены, вполне себе реальна!

========== Красный ==========

Комментарий к Красный

последняя глава в этой работе, к которой я особенно жду отзывов и комментариев <3 не забудьте выразить мнение после её прочтения, мои дорогие!

Он бы в жизни не подумал, что последний из образов по-настоящему воплотится в ночь Саовины, в самое яркое на его памяти полнолуние.

Да и, честно говоря, не слишком Геральт и рассчитывал, что подобное может случиться в такой день. Чертовски занятой день, полный разных хлопот: в конце концов, весь Туссент давно гудел от приготовлений к Саовинам, а Корво Бьянко и подавно. Сотни, десятки дел валятся на него с самого утра, и чудо, что между ними он успевает разобраться с расплатой за недавние заказы.