– Подобная техника называется «Королевский подарок», – объясняет он, – Такие узлы используются при оформлении даров, преподносимых венценосным особам. Видишь ли, офирцы считают искусство связывания по-настоящему почётным умением. Позволяющим восхититься красотой тела в самых изысканных его позах.

– Вот оно… что, – бормочет Геральт, – Остальные…

–…Вытяни запястья, мой дорогой, прошу, и скоро ты поймёшь всё самостоятельно.

Ноги поджимаются сами, связанные так крепко, что он точно не вырвется из этих пут. Нет, он всегда будет уступать Регису в этом искусстве: так быстро и надёжно связывать могут разве что моряки – и, очевидно, вампиры. Чуть пошевелившись в своих путах, Геральт послушно вытягивает руки вверх, и их ожидаемо охватывает третья лента.

Вместе с опрометчивым, жадным поцелуем того, кто в очередной раз будет им управлять.

– Впечатляющее… зрелище, – выдыхает в его шею Регис, – Но, думаю, я могу довести его до совершенства.

Зараза, всё в голове плывет от низких, урчащих нот его голоса; тех, что обычно слышатся, когда вампир намеревается его – по-другому и не назвать – соблазнить. Впрочем, и соблазнять-то нечего: надо быть совсем идиотом, чтобы отказывать Регису, а уж Регису, настроившемуся идти до конца… Геральт и знать не знал, что можно, оказывается, слепнуть от оргазма за завтраком. В столовой. В штанах. Без единого касания.

Причём, на самом-то деле, это только цветочки. Кажется, будто с течением времени Регис и правда превращается в демона, намереваясь его прикончить. Ладно он, Геральт – его-то умения обычно сводятся к простым лапаньям и поцелуям, со всеми соответствующими последствиями. Но – ох, что способен творить Регис. От того вечера, когда принёс шампанское и удовлетворил Геральта ртом вместе с ним… До дня, когда запретил Геральту его касаться, улёгся в очередном из шёлковых халатов и попросту достал из тумбочки внушительных размеров стеклянное нечто. И начал развлекаться с этим в одиночку – на его, Геральта, глазах.

Словом, на этот голос у него, судя по всему, выработался отдельный рефлекс; можно сказать, в чём-то и ведьмачий. Такой, что всё внизу живота начинает пульсировать прямо-таки нестерпимым жаром. Тем удивительнее видеть напротив Региса – одетого, деланно спокойного, будто тот собрался идти в лабораторию за новым эликсиром… Только обманчиво спокойного.

Потому что алые глаза горят неестественно ярким пламенем, и под тканью брюк отчётливо вырисовывается свидетельство, что Регису далеко не плевать на происходящее.

– Что… дальше, – выдыхает Геральт и кивает на последний рулон лент. – Остался… ещё один. Зачем?

Вздрогнув, Регис будто отмирает от собственных мыслей – и бросает ему широкую, клыкастую ухмылку.

– О, сейчас поясню, – мягко отзывается он и…

…И, развернув ленту, оборачивает её петлёй вокруг основания члена Геральта.

– Ах ты…

В глазах темнеет, и, похоже, из него выливается целое море смазки. Сам того не ожидая, он низко стонет, не отрывая глаз от странного действа; только беспомощно наблюдая за действиями вампира. Закончив с лентой, Регис любовно проводит ладонью по покрасневшей головке, окидывая его, дьявол, восхищённым взглядом.

– Я ожидал, что ты оценишь, – улыбается он, прищуривая алые глаза, – Пожалуй, теперь наименование техники в полной мере соответствует её воплощению. Не передать словами, как ты прекрасен, dragul meu. По крайней мере, из мне знакомого лексикона.

– Что, поиздеваться… решил?

– Отнюдь, мой дорогой. Разве что лишь отчасти, если ты простишь мне эту маленькую жестокость.

Дьявол, вдруг в голове проясняется, зачем это на самом деле. Всё внизу живота вспыхивает таким яростным огнём, что граничит со злостью. Чёртов гад решил устроить ему самую настоящую пытку. Похоже, оргазма ему не видать, как своих ушей; во всяком случае, до тех пор, пока его ограничивают сраные ленты.

Знать бы ещё, зачем всё это устроено, но, может, так даже лучше.

– Если думаешь, что я тебе это не припо…

–…Несомненно, – с ухмылкой перебивает Регис, – Но, кажется, сейчас у нас несколько… иные планы.

Огладив его ещё раз, вампир снова тянется к тумбочке – и садится обратно с маленькой свечой, что всегда зажигает при чтении. Бледные пальцы аккуратно стирают ползущие капли воска, нисколько не опасаясь обжечься. На ум почему-то приходит подкова, которую Регис когда-то без труда вытащил из огня; да и вообще – то, как многого он может не бояться.

Не говоря уже о каких-то простых ведьмаках, которые никогда не будут ему равны.

– Перед тем, как мы приступим, – тихо говорит Регис, оглаживая ладонью его живот, – Мне хотелось бы напомнить тебе об ещё одном аспекте. Постарайся вспомнить те чувства, что я продемонстрировал, мой дорогой, и, возможно, попытаться их переосмыслить.

– Ты про доверие?

– В каком-то роде, но… я говорю об ощущении трансформации, Геральт.

Подвинувшись ближе, он кладёт ступни Геральта себе на бёдра. Мышцы вздрагивают, трепыхнувшись в путах, и вампир тут же оглаживает их – неторопливым, вдумчивым жестом.

– Удивительное явление само наличие боли, – добавляет он. – Эволюционный механизм, позволяющий его детищам выживать при каких бы то ни было обстоятельствах. Но вместе с тем… Боль же и меняет созданий этого мира, dragul meu. Именно этот рефлекс во многом влияет на последующие мутации, от которых…

–…Зависит выживание, – кивает Геральт, – Изменение. Жизнь… в переменах, или как там?

– Не совсем точная цитата, но да, ты абсолютно верно угадываешь ход моих мыслей.

Поцелуй – неожиданно в край его шеи, ниже, по груди, краю соска… Тонкие губы скользят по торсу, опаляя влажным дыханием, пока Регис не целует ямку его пупка. В трогательном, трепетном прикосновении, прежде чем приникнуть губами к головке члена; вмиг спускаясь по стволу и прижимаясь в поцелуе к кромке бедра.

– Моя боль изменила меня, Геральт, – шепчет он рвано, – Кардинально, и лишь оттого, что я разделил её с тобой. В некотором роде я… позволил тебе коснуться моей души, любовь моя, потому как всегда ощущал куда большее, чем просто рефлекс.

И одна эта фраза заставляет подкатить к горлу непрошеный ком. Что-то шевелится в глубине сердца; странное, колючее чувство, продирающееся через привычную страсть, как меч, разрубающий ветви поросшего на стене плюща. Чтобы открыть какую-то новую, ещё неясно куда ведущую дверь.

Дверь к себе самому. Иному, но всегда – себе самому.

– Ре… гис, – получается прошептать тихое, – Вперёд.

Вот только Геральт вовсе не ожидает того, что случится дальше.

Мелькает белая капля, и по коже проносится молниеносный укол боли; вздрогнув, он резко шипит, привыкая к странному чувству. Воск жжёт, но жжёт не раздражающе, сменяясь приятным теплом. И непрошеным возбуждением, потому что на член внезапно ложатся тонкие пальцы, размазывая смазку; успокаивая и возвращая к прежнему настрою.

Прежде, чем воск капает снова. Уже ниже, к коже у соска, и Геральт дёргается в хватке пальцев. Охренеть, несутся друг за другом мысли, я точно схожу с ума. Боль смешивается с удовольствием, будоражащим, пробивающим на дрожь, и он резко вдыхает, когда горячие капли теперь падают на мышцы торса.

– Это…

–…Почувствуй, – шелестит мягкий голос, – Почувствуй их, мой дорогой. Как ни странно, но части мозга, отвечающие за плотское влечение… Поразительным образом граничат и с теми, что отвечают за боль в том числе. Полагаю, в участках, что и определяют…

И с новой каплей Регис целует его бедро, добавляя:

–…Подобные ощущения.

Тут же капая воском между ключиц. Невольно рисуя на нём не то узор, не то картину: капли падают в разных частях тела, и по странности Геральт чувствует, как наполняется жаром до самых корней волос. Тонкие пальцы невесомо оглаживают кожу – и вдруг щипают соски, с силой, без лишней жалости. Так, как делал он сам, Геральт, никогда не щадя вампира.

– О-ох, с-сука…

– Прекрасно, – урчит Регис и капает воском между шрамами на животе, – Приятно видеть, что мои усилия окупаются в полной мере. Думаю, я… мог бы наблюдать за тобой вечность, Геральт. Если ты бы позволил, душа моя.