И наступает темнота. Мешком он валится на кровать, не чувствуя ног, и с трудом делает вдох, чтобы прийти в себя.

– N-naiba-a, – доносится до слуха отчаянное, и вслед за ним – глухой, надрывный стон.

Пара глубоких вдохов, и он оборачивается, глядя, как Регис с силой сжимает себя ладонью. Быстрые, жёсткие движения руки на члене почти граничат с жестокостью… До тех пор, пока не выпускаются когти, и вот теперь уже нельзя прохлаждаться. Рывком Геральт тянет вампира к себе, слепо впивается в него поцелуем – и торопливо его ласкает, чувствуя, как Регис меняет облик.

Вздох, стон, резкий, почти болезненный. Поцелуи приходятся куда попало: в лоб, скулы, веки… Ещё пара мгновений, и дрожь худощавого тела превращается в судороги – и Регис резко толкается ему в ладонь, изливаясь до конца. Слабо, глубоко в груди что-то сжимается от тепла, от самой мысли, что они обменялись удовольствием. Выбившийся из сил, Регис роняет голову ему на плечо, и Геральт находит губами седой висок.

– Ре… гис, – с трудом произносит он сиплым шёпотом, – Ты… как?

Слышится усталый вздох, и знакомые ладони тут же оглаживают его талию, обнимая с привычной лаской.

– Поразительно, что даже сейчас тебя волнует… что угодно, кроме собственного состояния. Как ты себя чувствуешь, мой дорогой?

Убравшие когти пальцы касаются его бёдер, и вдруг Геральт ловит себя на странном – и не особо радующем чувстве.

– Честно? Задницу жжёт, будто перца наелся, – поражённый, признаётся он. – Это всегда так, что ли?

– Отнюдь, – поспешно заверяет его Регис, – Лишь некоторое время после первого опыта. Благо, musculus sphincter ani internus* довольно быстро подстраиваются под любые… взаимодействия. В любом случае, если необходимо, я обеспокоюсь этим вопросом, dragul meu.

– Кто бы сомневался, – фыркает Геральт, – Ну, иди сюда.

И подтягивает вампира в крепкое объятие, прижимая к груди. Губы растягивает усталая, и, наверное, идиотская улыбка, наперекор раздражающему жжению кожи. Ну, ничего. Позже попросит у Региса какую-нибудь мазь, выразительно намекнув, что совсем не против, чтобы тот нанёс ее лично. С последующим повторением того, что вытворял сегодня, а может, и не один раз.

В конце концов, это Регису и удаётся лучше всего – заботиться о нём, и надо быть совсем дурнем, чтобы отказываться от подобного.

Хочется сказать много, так много – от разнородных я люблю тебя до простого, почти забавного сейчас спасибо. Только всё из этого кажется недостаточным, что ли. Хорошо, вместо слов неплохо говорят и долгие, тёплые поцелуи, вместе с комом в груди, щекочущим сердце. Напоминающем о том, с чего всё началось и никогда, на самом деле, не закончится. О доверии и связи, делающих их одним целым; открывающих в десятках новых проявлений.

Наверное, потому после короткого обеда Геральт вытягивает вампира на прогулку в лес за виноградниками. Так, чтобы точно напомнить о том, что он теперь в порядке. С целую вечность они собирают корзину с ломтями хлеба и мяса, флягой воды – никакого алкоголя, dragul meu! – и, конечно, недочитанной книжкой. Чёрт знает, зачем нужной, потому что планы у них выдаются куда приятнее.

Например, устроиться под большим клёном, расстелив покрывало, и утянуть Региса к себе на колени. Украсть с десяток поцелуев с тонких губ… Невольно уставиться на него, в простом коричневом дублете, тонких брюках и хороших кожаных сапогах – первое, что Геральт подарил, как только нашлись деньги, хоть и не без яростных возражений. Но то давно забылось, оставив Региса теперь в его подарке. Заслуживающим ещё тысячу подарков в ответ.

От самых дорогих до самых нелепых – как тот, что приходит Геральту на ум прямо сейчас.

– Закрой глаза, – бормочет он, – Ну, Регис.

– Боюсь, мне не стоит спрашивать, в чём дело? Кажется, ты не говорил, что планировал…

–…Не планировал. Закрыл? И не вздумай подглядывать!

Под тихий, ехидный смешок он тянется к стволу клёна, к россыпи разноцветных листьев. Взгляд давно притягивал один из них, маленький и резной, удивительного, необычного оттенка. Пурпурного, как теперь знает Геральт, хоть и ни хрена не понимая в цветах и художествах. Но здесь он точно не ошибается – и потому легко протягивает листок Регису под нос.

– Для вас, господин лекарь, – ухмыляется он и тут же видит, как поднимаются тёмные брови в ответ.

– Для меня? Но, Геральт, с какой целью…

– Ерунда, – пожимает плечами Геральт, – Просто… напомнило. Забудь, Регис. Выкини его к чертям, если вздумается.

Антрациты глаз округляются в изумлении – и в коротком осознании, мелькнувшем в бездонной глубине. Вмиг сменяющемся медленной, растущей всё сильнее нежностью, отражающейся в чертах бледного лица. Нежностью в маленьких морщинках у глаз и в уголках рта; в широкой, открытой улыбке – из тех, как улыбаются тем, кому доверяют.

Как доверяют вампиры, не скрывая оскала клыков, тем, кого любят всем сердцем.

– О, мой дорогой, – тихо произносит Регис, касаясь губами его скулы, – Сомневаюсь, что теперь я когда-либо от него избавлюсь.

Так среди жёлтых страниц романа про моряка закладкой ложится кленовый лист, в напоминание об этом дне. О всей этой неделе, в которой были они двое – но совсем, совсем другими. Непохожими на себя в юности и, конечно, далёкими от общих приключений; но всё же самими собой. Всегда самими собой, зная друг друга лучше, чем кто-либо.

А концовку романа они оценят попозже. Обязательно оценят, когда вернутся домой.

_________________________________________

*Внешние мышцы прямой кишки (лат.)

Комментарий к Пурпурный

как вам эта смена позиций? любопытно узнать, кто, по вашему мнению, более подходит на роль доминанта :)

========== Бордовый ==========

Комментарий к Бордовый

ура, полноценный доминант-Регис!

Новые вопросы – точнее, один, сочетающий в себе десятки – возникают в момент, когда Геральт впервые берёт в руки восковую свечу.

Впрочем, рано или поздно эти вопросы должны были созреть. В конце концов, боль, которая раскрывает Региса, шевелит и в нём отголоски любопытства, и неудивительно, почему. Раз за разом видеть, как тот выгибается от удовольствия – и удовольствия от того, что вовсе не должно его приносить – до странного будоражит в глубине разума тяжёлое, навязчивое желание. Отзвук тем из образов, что он, Геральт, уже воплотил в жизнь.

Вот только мог бы воплотить и на себе в ответ, узнав, какой боль становится в руках вампира.

По крайней мере, об этом он и думает, когда Регис впервые предлагает использовать свечи. Одной из глухих, сизо-коричневатых ночей раннего октября, после контракта на куролиска, кошеля денег и внезапно – мешочка с конфетами, который они с Регисом уничтожают в мгновение ока. Разговор после них тянется долгий, томный, полный смутных очертаний смыслов и недомолвок, и очень скоро Геральту надоедает и это.

Так и получается, что сейчас обнажённый Регис лежит в их постели на животе, неторопливо поясняя порядок действий.

– Твоя задача, – глухо говорит он в подушку, – В первую очередь, быть осторожным с пламенем самому, потому как обо мне беспокоиться в этом случае нет нужды.

– Слышали, знаем, – раздражённо щёлкает языком Геральт. – Думаешь, я сожгу Корво Бьянко к чертям собачьим?

– Едва ли, но, полагаю, напомнить о том стоит. Кроме того, прошу, следи за тем, чтобы воск не попал на волосы и покрытые ими участки тела. Не сомневаюсь в твоей предусмотрительности, но…

–…Регис! Я что, по-твоему, совсем кретин?

– Отнюдь, мой дорогой, но порой самые большие ошибки совершаются из-за поверхностного отношения к очевидному. Разве ты не согласен со мной, Геральт?

Как же хочется съязвить ему в ответ, да посильнее. Беда лишь в том, что вампир в очередной раз оказывается прав, и Геральт даже не бурчит ничего в ответ, молча кивая. В конце концов, у него есть чёткая цель: он уже внутри Региса, и больше всего сейчас хочется не испортить им обоим настрой нелепыми спорами.

Настрой, который теперь зависит только от него. На всякий случай он оценивает обстановку – тихую, освещённую желтоватым светом спальню – и мягко оглаживает открывшуюся взору спину. Что ж, стоит разобраться, откуда начать и в этот раз: в голове снова мелькает чувство, что каждое из его действий не пройдёт бесследно… По крайней мере, для него самого.