Повод, который предлагает Регис. Его, Геральта, купание.

– Как бы то ни было, – повторяет вампир, мягко вытирая его полотенцем после ванны, – Я намерен отследить реакцию на воду лично, Геральт. Меня всё ещё беспокоит возможная аллергенность токсина, и тебе стоит отнестись к ней с не меньшим вниманием.

Ну, токсин или нет, а прислушиваться в таких вещах он привык, так что спорить не хочется и здесь. Раз за разом теперь он осторожно садится в тёплую воду, наклоняясь к Регису, пока тот старательно обтирает его спину и плечи, следя, чтобы корки ран не размокли от влаги.

Впрочем, до поры до времени. К концу недели от ран остаются только розовые шрамы, и наконец-то Геральт начинает забывать про осторожность. Вспоминая про кое-что другое, когда в один из дней Регис просто устраивается в ванной рядом. Например, про то, что у него, оказывается, есть до безумия привлекательный – и прямо сейчас обнажённый – высший вампир.

Его наречённый. Тот, кто без жалоб ухаживал за ним, отдавая всё своё внимание. Сейчас сосредоточенный на том не меньше, пока вливает в горячую воду какой-то целебный настой, напитывающий травяным духом клубы пара. Окутанный запахами душицы, ромашки, зверобоя и чабреца, Регис намыливает ему мокрые волосы, и Геральт просто наблюдает за тем, как стекают шапки пены по бледным рукам. Перед тем, как вампир наклоняется, подтаскивая бадью с крапивным отваром к бортику ванны – и жестом просит его развернуться спиной.

Так и складывается это стылое, на редкость спокойное воскресное утро. Смыв мыло, Регис наклоняет его голову и ополаскивает из ковша, и Геральт мычит от удовольствия, расслабляясь в убаюкивающем тепле.

– Балуешь меня, – бубнит он, пока ему тщательно массируют кожу головы, – Как какую-то сраную принцессу.

– В таком случае любопытно узнать, с каких пор простые гигиенические процедуры стали соответствовать быту принцесс. Или это твои личные стандарты, душа моя?

Уголки губ дёргаются сами в ответ шутливому тону разговора. Похоже, впервые за долгое время Регис прекращает беспокоиться, и оттого хочется разговорить его и дальше.

– Не ты один читаешь романчики, – лениво выдыхает Геральт. – Йен хранила пару подобных, про королевскую свадьбу, что ли. С описаниями всех этих… ванн, духов… Там и про парадную консуммацию было. С подробностями. Меня аж затошнило, Регис.

– Соболезную твоему пострадавшему чувству вкуса, – фыркает тот, – И, несомненно, искажённому представлению о физиологии. Никогда не перестану удивляться тому, как авторы этих произведений заостряют внимание на явлении сугубо иллюзорном.

– Это ты ещё о чём?

С тихим смешком Регис разворачивает его лицом к себе, теперь принимаясь за губку, и что есть силы растирает мыло по его плечам.

– Если хочешь знать моё мнение, концепция девственности, – замечает он знакомым менторским тоном, – Крайне вредна как с социальной, так и с моральной точки зрения. Не говоря уже о её бессмысленности в анатомическом смысле.

– Ну, тут ты загнул, – кривится Геральт, – Мораль – ещё ладно, не мне судить, но… Как же бабы, Регис? Ради смеха, что ли, придуманы эти показы простыней?

Задумавшись, вампир осторожно садится ему на бёдра, и, холера, нет зрелища смешнее и притягательнее одновременно. Скользкий и мокрый, с разноцветными пузырьками мыла в волосах, прилипших завитками ко лбу, Регис хмурится с видом именитого учёного: ни дать, ни взять, оксенфуртский профессор почище Лютика.

При всём этом он выглядит таким манящим, что Геральт тоже быстро намыливает ладони – и начинает покрывать густой пеной бледную грудь.

– Резонное замечание, – произносит Регис, делая вид, что не замечает его манипуляций. – И, собственно, имеющее отношение к проблеме куда глубже, чем условная чистота, которую так любят восхвалять представители всех религий. Моногамность… Мм-м… Что ты делаешь, Геральт?

– Я? – изгибает бровь Геральт, – Гигиенические процедуры. Вполне себе… стандартные.

И с непроницаемым лицом оглаживает блестящий в мыле сосок, так, что в ответ Регис издаёт едва заметный вздох.

–…Моногамность, Регис. Не отвлекайся.

– Ах, точно, – с трудом отзывается тот, – Я говорил о моногамности… человеческой культуры, которая обусловлена как скоростью вашего размножения, так и размножения вместе с тем сопутствующих заболеваний. Что определяет, между прочим, абсолютно несправедливое пренебрежение к… чрезмерным плотским утехам.

Удивительно, как быстро ему начинает нравиться направление разговора. Настолько, что и сдерживаться не хочется. Теперь Геральт скользит пальцами уже чётче, очерчивая тонкие ключицы – и медленно, медленно спускается ладонью ниже. К началу дорожки тёмных волос, ведущей в воду.

– Непорочность в буквальном смысле, – вспомнив про разговор, кивает он. – Ну, пусть с болезнями так. Но бессмысленность? Ты же… Там же…

Нет, глупо объяснять совсем очевидные вещи: то, что узнает каждый мальчишка с кметкой на сеновале. Вовсе странно, что Регис это критикует, с его-то познаниями анатомии. Похмурившись рою сбивающих с толку мыслей, он так и не находится, что сказать – и невольно даёт Регису воспользоваться заминкой.

Вздохнув, вампир проводит губкой по его груди чуть сильнее, и с вьющихся волос срывается крохотный мыльный пузырёк, опускаясь к воде.

– О, если тебя интересует анатомический взгляд на проблему, – задумчиво говорит он, – Как ни странно, то, что ты можешь знать о девственности – миф, dragostea mea. Миф, основанный на в корне неверном понимании тела.

– Ч-чего? – изумлённый, хмурится Геральт, – Это ещё почему? Видал я это понимание тела, Регис. Все эти…

…И умолкает: о таком-то и вспоминать не хочется, но, кажется, Регис понимает его и здесь.

– Именно, мой дорогой, именно. Не хочется обесценивать твой личный опыт, но… Судя по моим наблюдениям, первый половой контакт в принимающей роли должен быть в норме похож у обоих полов, – поясняет он, – Что, к сожалению, встречается очень нечасто.

Сбитый с толку, Геральт замирает, ни черта не понимая окончательно. Направление разговора разбегается в стороны – в попытках не то поверить, что и не должно быть окровавленных простыней… Не то цепляясь слухом за сухое половой контакт, сейчас приобретающее неожиданно яркие краски. А может, дело и в том, что за неделю он уже успел забыть, каким умеет быть Регис. Например, до неприличия привлекательным для того, кто восседает на его коленях.

Так что Геральт окончательно плюёт на спор – и обхватывает талию вампира в плотное кольцо объятий, притягивая к себе ближе.

– Вот оно что, – прищуривается он, – Какие интересные наблюдения. С медицинской точки зрения… или ещё с какой?

Убрав губку на бортик ванной, Регис всматривается в его черты, и прежнее спокойное выражение слегка меняется. На другое, пока едва заметное… но очень, очень интригующее. Примерно то, на что он и рассчитывал в этом идиотском намёке.

Потому что целую неделю они жили, как два сраных монаха, и не один Геральт изголодался по их привычной игре.

– Смотря в каком отношении, – мягко говорит Регис, заправляя ему за ухо мокрые волосы. – Большей частью безусловно, теоретическом, но при необходимости… и практическом в том числе. А, собственно, почему тебя это так интересует, душа моя? Признаюсь, не замечал в тебе…

И умолкает, сорвавшись на резкий вдох, потому что Геральт приникает губами к его плечу.

В медленном, обманчиво лёгком поцелуе. Губами он поднимается в сторону, к изгибу шеи, чуть прихватывая зубами бледную кожу. Ладони скользят по мыльным Регисовым бокам, оглаживая его плоский живот, спускаясь ниже, и… Сердце в груди напротив пропускает удар, и Регис наконец-то отмирает от оцепенения.

– Геральт, – выдыхает тот – и, с силой обхватив его лицо ладонями, целует с мягким напором.

Как давно было пора. В висках стремительно жжёт, и Геральт рывком прижимает его к себе, сразу раскрывая тонкие губы. Вода плещет через край, и губка плюхается куда-то за бортик ванной влажным шлепком. Ничего, приберутся позже. Сейчас куда важнее мыльный, мокрый Регис на его коленях – одно чувство его тёплой тяжести в мерных, баюкающих волнах, скрадывающих резкость движений.