…И безбожно, просто до безобразия грязный.
– Зараза, – широко усмехается Геральт, окончательно встав на ноги, – Ну мы с тобой и свиньи.
– Что? – вскидывает голову Регис, – Но разве я…
Тут же замолкая, он переводит взгляд на своё тело. Да оба они хороши, будучи по уши в серых клубках пыли. Нахмурившись, Регис брезгливо морщится – и начинает отряхивать предплечья с видом, будто хочет отскоблить с себя кожу целиком.
– Пожалуй, нам стоит устроить ванну, – слышится его недовольное бормотание, – Право, не понимаю, как можно было…
– Твоя инициатива, – поддразнивает Геральт, натягивая рубашку, – В шахте, надо думать, и то чище. Пора бы уже выбираться, а?
С целую вечность они приводят себя в порядок и возвращаются на террасу, к Регисовому конфитюру. Как ни пытается Геральт его отвлечь, а вампир настаивает на уборке, и в усталом молчании они собирают яблочные очистки. Невероятно, как быстро стряхивает с себя расслабленный настрой Регис, вмиг становясь, как всегда, дотошно-серьёзным. Так они убирают банки со специями, котёл, всю хозяйственную ерунду… Пока, в конце концов, не добираются до горячей ванны, второй для Геральта за вечер.
Только в разы приятнее, потому что он делит её с Регисом. Регисом, массирующим кожу головы и едва не мурлыкающим от довольства, пока тот неторопливо смывает с себя остатки пыли и варенья. Домашним, уютным… Удивительно правильным Регисом.
Даже не подозревающим, что от вида его – а, может быть, и всего этого вечера – в голове у Геральта начинает зреть очень многообещающий план.
***
План, на самом деле, простой до невозможности.
Воспоминания возвращаются в голову на следующее же утро, смешиваясь с прежними фразами в шевелящийся клубок мыслей. О весьма и весьма конкретной цели, о которой уже говорил Регис – и весьма конкретной позе, в которой ему хочется это сделать. Причём вспоминает о ней Геральт ровно посреди Боклера, неподалёку от лавки тканей. Чертовски удачно расположенной для того, чтобы заплатить удивлённому торговцу за две небольшие полоски шёлка.
Самого лучшего назаирского шёлка, как уверяет тот. Изысканного, нежного цвета – впрочем, другого и не было. Ещё и с названием, напоминающем о… Нет, не о Йеннифер, но части её аромата, дереве, цветущем ранней весной. Сирени, которую впервые в жизни Геральт увидел, едва ступив на Путь; в год, когда по собственной воле оборвал общение с Регисом, узнав его вампиром.
С Регисом, без которого теперь невозможно представить нынешнюю жизнь. Оттого припрятать ленты удаётся не сразу, сдвинув сундук под кровать в ожидании своего часа. Да и… в самом деле, стоило поразмыслить над планом чуть получше, но будь он проклят, если не признается себе в простой, глупой истине. Слишком часто он, Геральт из Ривии, привык поддаваться воле момента.
Момента, связанного с ещё и вовсе далёкой от секса деталью.
Натыкается он на неё ранним утром одной субботы, ковыляя из спальни на запах со двора. Запах… похоже, мыла и свежего, чистого белья. Стоит выглянуть из окна, и снаружи он находит Региса, занятого очередным из хозяйственных дел. А именно – развешиванием влажных простыней.
– Доброе утро, Геральт, – до безобразия бодро отзывается тот, поймав его взгляд, и остаётся только буркнуть неразборчивое в ответ:
– Угу, – значащее с сотню всего и сразу.
От доброе утро, Регис и чего опять ты вскочил так рано до какого хрена можно так выглядеть с утра. Впрочем, со стороны кому угодно Регис показался бы ничем не примечательным, в простом сером дублете и растрёпанными, кое-как собранными волосами. Вот только Геральт видит в этом другое. Маленькие признаки того, что ночь прошла без кошмаров; что вампир в приподнятом, удивительно благодушном настроении, и от этого вида на лице невольно расползается совершенно кретинская ухмылка.
Пусть. Накинув куртку – с утра часто становится зябко – и лениво натянув сапоги, Геральт приближается к нему и клюёт в щёку колючим, сонным поцелуем.
– Похоже, сегодня мои услуги будут нарасхват, – отмечает Регис с маленькой улыбкой, – Тебе стоит побриться, мой дорогой. Или ты предпочтёшь вернуться к бороде?
– Мелитэле… упаси, – зевает Геральт. – Разберусь. И с каких пор ты занимаешься стиркой?
Ответом ему служит неожиданно приподнятый изгиб тёмных бровей.
– Тебя интересует конкретный срок? Я достаточно давно привык не иметь прислуги, – выразительно смотрит на него вампир, – И не считаю, что моё положение здесь…
–…А вот с этим заканчивай. В самом деле, Регис.
Чего и стоило ожидать, проносится с досадой в голове. Не он один с трудом привык к быту поместья – к одному факту того, что у него, мать его, есть дворецкий, собственная кухарка и с полсотни слуг. У него, ведьмака, которого здесь называют господин Геральт, и это даже звучит… чертовски неестественно. Уже для него самого, насчитавшего на своём веку шесть десятков лет.
Каково привыкать Регису, впервые сменившему привычный быт за столетия, и представить-то удаётся с трудом.
Но проблемы это не отменяет. Их жизни и без того изменялись десятки раз за последние годы, и ничего не оставалось, как подстроиться под новые обстоятельства. Регис и сам говорил об этом, упомянув фразу какого-то офирского мудреца: когда дерево произрастает, оно гибко и нежно, а когда оно сухо и жестко, оно умирает. Что, конечно, значило, что его и самого гнетёт собственная непоколебимость. С которой в равной степени приходится справляться им обоим, – но сейчас только Геральту.
– Знаешь, что, – бормочет он, потираясь носом о Регисову скулу, – Покончим с этой стопкой вместе. По крайней мере, на сегодня. А завтра сам поговоришь с прачками. Идёт?
И это внезапно срабатывает. Точно срабатывает, потому что в ответ вампир улыбается – короткой, почти тайной улыбкой, предназначенной только для них двоих. Улыбкой, в которой прячется облегчение… и бескрайняя, почти неудобная благодарность за ерунду, о которой и благодарить-то нечего. Впрочем, возможно, дело и вовсе в другом.
– Иногда мне не верится, что твоя проницательность не утратила прежней силы, – совсем тихо говорит Регис, – Во всех отношениях, dragul meu.
И закрепляет слова поцелуем – быстрым и лёгким, из тех, что, моргни, и упустишь без следа. Так и выходит, что Геральт принимается ему помогать, развешивая тяжёлые простыни на растянутые во дворе верёвки. Настроение проясняется, и разум просыпается окончательно, начиная подмечать мелочи утра. Мешки крупы у кухни, гогот гусей в амбаре за забором, деревянный таз с мыльной водой и лужи с радужными пузырями… Сырой ветер бодрит, заставляя кожу покрыться мурашками, и, запахнув куртку плотнее, он наклоняется за следующей простынёй.
Пока вдруг не замечает на земле мешок с деревянными прищепками.
Прищепками, от которых снова вспоминает про прежний план, вмиг обрастающий интересными деталями. Например, к чему эти прищепки можно бы прицепить – со слабой, но точно желанной болью. Слышал же он про какие-то подобные приспособы от Лютика, Лютик – от своих знакомых дам, а те… Бес их знает, но по какой-то причине людской мозг до этого додумался, и неплохо бы убедиться, почему.
Словом, поэтому под шумок приходится припрятать часть прищепок в карман. Мысленно Геральт пересчитывает их по одной: восемь, десять, двенадцать… На двадцати он останавливается, прикидывая, что, в случае чего, справится дальше сам. В конце концов, Регис сам говорил, что это вопрос позитивного мышления, а уж в этом отношении Геральту будет точно не отказать. По крайней мере, сегодня.
Заманить Региса в спальню неожиданно оказывается самой лёгкой частью плана. Он заманивается сам, после обеда внезапно задремав, и Геральт терпеливо ждёт, между делом разбираясь с прочими домашними мелочами. На душе теплеет, стоит вернуться к вампиру – уже приходящему в себя, но ещё сонно потирающему веки.
– Который… час?
– Ужин не проспал, – бормочет Геральт, укладываясь рядом, – Может, принести тебе чего?
Под чего обычно подразумевается что-нибудь из съестного с кухни. Кисть винограда и пару яблок, жареные колбаски с ломтём хлеба, даже горькую Регисову бурду, которой тот привык злоупотреблять – что угодно, что можно назвать завтраком в постели. С последующим вытряхиванием крошек и возмущением собственной глупостью. И глупостью Геральта заодно, который обычно в этот момент приканчивает то, что не ест вампир.
