– Только взгляни на него, душечка! Ах, до чего галантный, – обмахиваясь веером, хихикает дородная дама перед ним, – Не припоминаешь, бывал ли он здесь раньше?

– Какая в том разница, – раздражённо отзывается её сухопарая спутница. – Я ещё не видала, чтобы он пригласил кого-то, кроме хозяйки. Неужели ты надеешься с ней соперничать, ma chérie*?

Сбитый с толку, Геральт обходит дам – и выбирается в первые ряды толпы, чтобы сразу же убедиться в их правоте. В самом центре террасы среди всех гостей в масках танцует одна-единственная, её лишённая, в алом платье с глубоким вырезом. Впервые на его памяти Ориана выглядит настоящей красавицей, и вмиг представляется, сколько вампиров когда-то боролись за право разделить с ней танец.

Кроме одного. Того, кто крепко держит её за талию и, наклонившись, шепчет что-то в ухо, так, что она ехидно усмехается в ответ. Прямо в лицо Геральту, не сводя с него внимательного взгляда, пронизывающего насквозь.

Ну и бред мерещится, уверяет голос в голове, и с трудом он моргает; как раз в миг, когда вампиры круто разворачиваются в повороте. Высокие, худощавые, изящные, они смотрятся вместе просто невероятно. Кружатся в воздухе выбившиеся из причёсок рыжие пряди и тёмно-пепельные завитки; чёрное ложится на алое – так правильно, как будто всегда и должно было быть. Как могло быть только в их мире двух чудовищ, похожих друг на друга. Мире, в котором он, Геральт, хоть и существовал, но всегда был лишним.

Как и сейчас, когда стоит, как дурак, и смотрит, как Регис сжимает в объятиях не его.

Регис, даже не поднимающий на него глаз, и словно забывший обо всём. Новый разворот, и Ориана изгибается в глубоком наклоне – так, чтобы во всей красе продемонстрировать глубину выреза декольте. Плачет скрипка, каждым звуком надрезая что-то внутри, и на сердце неясно от чего становится горько до тошноты. Так горько, что Геральт и сам не замечает, как ноги уносят его подальше от террасы, и как, пройдя через одну из арок виллы, он оказывается в саду.

Благо, здесь не слышно ни музыки, ни голосов певцов. Трещат цикады в высоких стеблях разномастных цветов; с деловитым жужжанием на отцветающие розы садятся последние, невесть как дожившие до сентября шмели. Между клумб стелется извилистая дорожка, и Геральт проходит по ней через заросли странных деревьев, увешанных диковинными плодами. Зелёные, морщинистые фрукты задевают плечи и спину, стукая о ткань дублета – и невольно напоминают лимоны не первой свежести. Даже странно, что он это замечает, уловив от них неясный, почти знакомый аромат, да и о том забывает мгновенно. Маска неожиданно давит на лицо, и в раздражении Геральт срывает её, сунув в карман. Без лишних преград глазам становится легче, и он замечает рядом открытый балкончик, подставляя лицо промозглому, холодному ветру.

Какое-то время он разглядывает пейзаж невидящим взглядом. Далёкие очертания гор уже накрывает сизая мгла безлунных сумерек, окрашивая всё в зеленовато-синие тона. На душе погано, и изо всех сил хочется избавиться от липкого ощущения – даже неясно, какого именно, так смешиваются внутри раздражение и злость. С трудом он успокаивает нервы, вдыхая поглубже стылый воздух ночи, режущий ноздри…

…И вместо них ощущает запах пряного парфюма, вуалью окутывающий со спины.

– Признаться, не ожидал, что ты обнаружишь это место, мой дорогой.

Холера, вот и вампирская природа, проявившаяся в самый неподходящий момент. Неслышные до того шаги становятся чуть громче, и затылком он чувствует, как Регис подходит почти вплотную. Интересно, как вампир нашёл его так быстро, словно – и правда успел заметить? Холод в животе возвращается с резкой болью, и от досады Геральт кривится, опуская голову.

– Как потанцевал?

– На удивление неплохо, – осторожно произносит мягкий голос. – Надеюсь, ты тоже провёл здесь время с удовольствием? Хоть и, признаюсь, мне не хватало твоей компании, особенно… Но, кажется, тебя что-то беспокоит, Геральт? Геральт?

Будь у него ещё пара минут, он точно бы взял себя в руки – но правило о рассудке и эмоциях, как обычно, стремительно исчезает из головы. Всё связывается воедино: дурман травянистой горечи, резкие, неприятные звуки скрипки, холодный блеск карих глаз Орианы… Комок в животе ворочается, отравляя своим ядом, и с трудом Геральт сглатывает, отводя взгляд к очертаниям гор вдалеке.

Потому что на самом деле он не имеет право это испытывать. Никоим образом. Нелепая, надуманная ревность – ещё и оскорбление для Региса, зная то нерушимое доверие, что между ними установилось. И всё же её колкое жжение вызывает неприятное чувство ледяных мурашек, бегущих по позвонкам.

Из тех, что обычно заставляют творить полную ерунду.

– Не хватало, – холодно фыркает Геральт, – Что-то я такого не заметил. Похоже, тебе и с Орианой не заскучалось, а?

И тут же мысленно даёт себе затрещину. Да что с ним такое творится! Ещё немного, и Регис снова посчитает его полным олухом – и, вообще-то, вполне заслуженно. Одна мысль о том, чтобы до подобного додуматься, уже заставляет бурлящую внутри злость перекинуться на его бестолковую голову. Не первый десяток лет, и до сих пор не справляться с чувствами… Изо всех сил хочется обернуться, чтобы убедиться, что Регис в нём не разочарован, но сраная гордость не позволяет и этого, и Геральт просто сжимает кулаки, не говоря ни слова.

Пока внезапно – и слишком, слишком нежно – его плечо не оглаживают тонкие пальцы.

– Значит, всё дело, – совсем тихо произносит Регис, – Лишь в моём выборе партнёрши? Возможно, ты будешь удивлён, но во многом я предпочитаю танцевать с Орианой потому, как…

–…Хватит, – вырывается изо рта само собой. – Хватит, Регис.

Рывком он оборачивается, сразу натыкаясь на встревоженный взгляд чёрных глаз – и мгновенно чувствует себя ещё дерьмовее. В сероватых тенях сумрака Регис, тоже снявший маску, выглядит снова прибавившим с десяток лет, так глубоко залегают тени на его лице. Холера, не должно было всего этого случиться здесь. Не на этом маленьком балконе в глубине сада, прямиком сошедшем со страниц вычурных романчиков.

Стоило бы делать здесь предложение руки и сердца, или что там ещё делают аристократские детки, но только не стоять со скорбными лицами в тяжёлом молчании.

– Не надо, – наконец говорит Геральт. – Не обязан ты мне ничего объяснять. Холера, ну я и кретин, – понуро признаётся он, – Да и… видно, перебрал всё-таки с абсентом.

– Похоже на то, – бормочет Регис и вдруг кладёт ладонь ему на лоб. – Во всяком случае, симптоматика слабого опьянения налицо. Иначе каким образом ты бы смог предположить, что я способен… После всего, Геральт?

В антрацитах глаз мелькает далёкая, затаённая боль – и, зараза, от этого на душе становится совсем тошно. Но, вопреки всему, путаный комок в животе неожиданно отзывается ей; с той же болью, пусть и слабее. Может, он и полный дурень, но в одиночку избавиться от навязчивых образов… Как ни хочется стучать по голове в поисках рассудка, но поневоле думается Геральту о другом.

О том, как всё могло сложиться иначе, не случись всей их странной связи. Не сведи его судьба с вампиром, отчасти обрекшим себя на существование в мире людей. Был бы Регис счастлив здесь, на этом приёме, без его компании? Как знать, может, тогда не возникло бы той отчаянной, болезненной записи в его дневнике, что Геральт случайно увидел ещё год назад.

«Я стараюсь жить как человек, но в результате перестаю себя нормально чувствовать как среди людей, так и среди своих. Возможно, я совершил большую ошибку».

Возможно, лишь из-за него, Геральта, одного.

– Не способен, – сглотнув, произносит он, – Но заслуживаешь. Лучшего, Регис. Разве ты никогда не думал?

И представляет сам, закрывая глаза и погружаясь в связь. В другую жизнь, от которой Регис отказался – ту, о которой Геральт знает уже достаточно, чтобы судить. Вихрь бала, смех соратников и круг других, равных ему мыслителей. Фамильное поместье недалеко от Боклера и лица родителей, которые Геральт уже как-то воображал до мелочей. Мир, в котором Регис чувствовал бы себя, как рыба в воде, и…