С этого момента процесс начался. Старейшина подозвал Коннора к себе, усадил его на каменный выступ и принялся за дело. Место татуировки для обоих ассасины выбрали в области шеи. Когда кончик раскалённого докрасна предмета коснулся кожи парня, то в ту же секунду обжёг её до крови. Коннор не выдержал и закричал в голос, стараясь найти какую-то опору, чтобы держаться. Неосознанно Аррани сам подошёл к нему, но ничего не предпринял. Тот сам машинально вцепился в парня мёртвой хваткой. В таком положении будущий глава клана слышал душераздирающие крики, льющиеся прямо в уши. Его сердце билось очень быстро, но мыслей практически не было. Его ждёт то же самое, и ему будет не лучше, поэтому сейчас им оставалось только терпеть морально и физически. И хотя порядки клана запрещали ассасинам иметь близкие отношения и уж тем более демонстрировать их, в этот раз мальчикам это простили. Тем более, что особой связи-то и не было. В конце концов, они ещё в какой-то мере всего лишь дети. Взрослые понимали, что традиция клеймения приносит много страданий, поэтому смягчают свои мысли и не обращают на них внимание. Так, старейшина наконец вывел последний язык пламени на шее Коннора и почти сразу залил татуировку черной жидкостью, которая не только выступала в роли качественного заживителя, но и как средство будущего чёткого проецирования метки. Лекарь клана взяла почти потерявшего сознание Коннора под руки и продезинфицировала рану. Он плохо соображал от пережитого болевого шока, но сумел показать ассасинам, что хочет остаться на месте, рядом с Аррани. Сам брат не придал этому особого значения. И даже тогда, когда «карандаш» коснулся его шеи, он не стал принимать помощь от собрата. Сын бывшего короля просто терпел изо всех сил. И по окончании тоже не потерял сознание, но почти захлебнулся от крови, сочившейся у него изо рта. К счастью, лекарь клана была тут и смогла устранить опасность.

****

После прохождения обряда ребята были отправлены в дом лекаря на дальнейшее восстановление. Они спали крепким сном. Болевой шок не давал им, как обычно, контролировать свой сон, но сейчас это не имело значения. Глава клана официально временно отстранил их от выполнения своих обязанностей как ассасинов. Это было чуть ли не высшим проявлением милости по отношению к новеньким. Советники клана ничего не сказали по этому поводу, потому что глава не дал вставить им слова.

Первым пришёл в себя Коннор. Сразу после пробуждения он почувствовал по-прежнему сильную боль в шее, но решил осторожно прикоснуться к татуировке, сейчас перевязанной бинтом. Она давно понизилась до температуры человеческого тела, но ему казалось, что она до сих пор может обжечь его. Он чувствовал интенсивную пульсацию в этом месте и с трудом принял сидячее положение. Двигаться было трудно, поэтому он остался на месте. Осмотрелся вокруг. Комната для больных в домике лекаря отливала исключительно светлыми тонами. Как-то её внучка говорила, что это сделано для того, чтобы облегчить моральное состояние ассасинов. «Даже притом, что мы каждый день носим белые балахоны?» – подумалось ему. Достаточно простой интерьер не привлекал внимания. Несколько коек, рядом с каждой были табуреты и маленький столик. Их украшали различные виды цветов в вазочках. Коннор также был в курсе, что за ними ухаживала та же внучка лекаря. Наконец, он обратил взгляд на противоположную кровать, где лежал Аррани. Цветы на его столе источали особенный аромат.

– Почему ты снова помогаешь мне и не берёшь что-то взамен? – вслух произносит парень.

«Ты должен был хотя бы накричать на меня! Почему терпел эту невыносимую боль в одиночку? – уже про себя продолжал Саксонский. – Идиот», – было его заключением. Как он теперь может смотреть ему в глаза? С одной стороны, Коннор недолюбливал этого надоедливого блондина, который постоянно лез не в своё дело и, как последний дурак, старался сделать всё возможное и невозможное, чтобы у него что-то получилось, вспоминая ситуацию, когда тот уходил тренировать прыжки с препятствием в одиночку; с другой стороны, Коннор не мог не замечать, что Аррани делал всё для него не из ложных побуждений. Невзирая на то, что он также понимал обоюдную неприязнь соклановца к нему же, то, как он относился к нему, было не просто помощью. По крайней мере, так считал он сам, и ему нравилось так считать. Аррани всё ещё надоедал ему и его существованию, но мирился с его присутствием и даже был рад привыкнуть видеть его рядом с собой. Где-то глубоко внутри он признавался сам себе, что может полностью отдаться бою только с блондином, а его запал разжигал внутри Коннора свечу надежды на лучшее будущее.

Как говорилось ранее, прошёл целый год с тех пор, как оба парня официально стали членами клана Огня. К 11 годам Коннор частично стал понимать для себя, кем ему придётся стать в этой жизни. Если поначалу всё было для него новым, сложным и запутанным, то теперь постепенно всё стало меняться прямо на его глазах. Вечно бесящий его Аррани после всего того, что тот сделал для него, уже не казался ему ошибкой природы и тем, кем парень считал его до этого. Хотя Коннор совсем не помнил, что было с ним раньше и не помнил самого себя, ему думалось, что он всё же не потерял свою сущность как личности. Молодой ассасин сделал такой вывод, судя по тому, как отреагировал на помощь блондина. Ему оставалось только раз за разом понимать свою душу, свои поступки. Он считал, что таким образом сможет вернуться к прежнему себе только посредством изучения собственного «я». Собирая пазл за пазлом, анализируя поступок за поступком, мальчик надеялся понять того Коннора, который был до клана. И в будущем, если он вспомнит прошлое, то сможет сравнить себя настоящего с вернувшимися воспоминаниями. И не захочет расстроиться, если это будут два совершенно разных человека.

И всё же, всё менялось. Глава клана, которого парень приметил первым делом, стал для него кем-то, на кого бы он равнялся. И, несмотря на то, что его часто не бывало непосредственно во владениях, как, в принципе, и положено главному, Коннор каждый раз, когда заставал такового во владениях, незаметно следил за тем, что делает мужчина. Скорее всего, таким поведением ему хотелось компенсировать некое одиночество в своей душе. Мальчик не понимал до конца терзающие его чувства, но старшие быстро догадывались, что его одолевает глубокое одиночество в клане. Это и понятно. Когда ты совсем никого не знаешь в новом окружении, более того, никто особо и не спешит заговорить именно с тобой, ты будешь чувствовать себя подавленно и думать, что не принадлежишь месту, в котором сейчас находишься. Для подростка это очень тяжёлая ноша, которую нужно обязательно разделить с кем-то, но пока что Коннор не мог найти того, кто бы согласился пережить не самый лёгкий период времени вместе с ним.

Всё менялось. Изнуряющие тренировки на каждодневной основе теперь не вызывали в нём ярого отторжения. Да, он понимал, что если попросту не будет являться на них, то ничем хорошим это не кончится. Однако его мысли и настроение стали другими. Сейчас парень принимает их как должное и не противиться самому себе. Ко всему прочему, наставник, которого к ним приставили, был толковый ассасин, поэтому и тренироваться под его руководством становилось даже интересно. Безусловно, всегда было трудно и тяжело: подготовка ассасинов это не простые прыжки и легкая пробежка по лесу. Всё гораздо серьёзнее. После прохождения и выполнения основ на «отлично», ты переходишь на следующий уровень. Только на этот раз уже не физический. Это будет потом. На уровень моральный, когда тебя учат непосредственно владеть холодным оружием и сознательно применять его на людях. На первых этапах, конечно, используя деревья в виде мишеней, но со временем переходя на реальных объектов, которыми выступали, однако, всё же не простые граждане Асонии, а те же ассасины клана, которые должны помогать с тренировками. Как сказал им учитель на одном занятии: «Вы ещё не окрепшие умом и рукой сопляки, которым никто не позволит подходить к гражданским и на пушечный выстрел, пока не освоите все законы, правила и техники ассасинов, доведя своё мастерство чуть ли не до идеала». Впрочем, большинству это было понятно, как никогда. Никто и не спорил или не решался.