– Да, профессор, сейчас я завидую, что у Вас есть свой курс по психологии, а у меня еще нет. И еще я завидую, что Вы работаете на полицию Майами, составляя психологические портреты убийц. Вы еще раз удивили меня, мисс Петерсон.

– Тогда сегодня после лекций не уезжайте домой, составите мне компанию по работе на полицию.

И в мгновение в ее глазах заиграла тьма. Будто я чиркнул спичкой над канистрой бензина. Тьма и похоть. Я вижу, как она на секунду переставляет ноги. Ты возбудилась, милая? Но я же еще даже ничего не сделал? И я вижу, как она берет себя в руки, не буквально, конечно, только глаза ее выдают. Она также стоит, не сжимая руки, не отводя взгляд, она моргает, и как только ее веки приподнимаются, из глаз исчезает все то, что я так люблю, оставаясь небесно-голубыми и будто невинными.

– Благодарю Вас, профессор. А чей портрет Вы будете составлять сегодня?

Не я, милая, сегодня это будешь ты. А я лишь буду проводником для твоих мыслей, в которые хочу окунуться глубже.

– Вы слышали об убийстве Грёне?

Лишь слепой и глухой не слышал об этом. Серийный маньяк, орудовавший по всему США, на его счету уже более тридцати жертв, я давно собираю о нем информацию и, к моему счастью, он был замечен в Майами, похитив двух детей из частной школы менее недели назад. Есть шанс, что они еще живы.

– Да.

Немногословно, милая, но мне нравится.

– Так вот, мисс Петерсон, сегодня нас ждет встреча с полицейскими на тему портрета маньяка Грёне.

Она лишь кивает, будто сейчас у нее в голове другие мысли, которые она не решается озвучить. Ну же, милая, будь смелее.

– Спрашивайте.

Приходится ее подтолкнуть, сегодня уже второй раз мне приходится заставлять женщин действовать. Надеюсь, на сегодня это в последний раз.

– Профессор, а Вы завидуете?

Третий раз Вы удивляете меня, милая София. Возможно, не один я хочу пробраться в Вашу голову. Вы тоже хотите?

– Да, мисс Петерсон, я испытываю зависть.

Или она думала, что я солгу? Но зачем лгать в таких мелочах?

– Кому?

Ее небесные глаза смотрят на меня, интересно, она уже раздела меня мысленно? Думаю, да, еще при первой встрече на улице.

– Не кому-то конкретному, мисс Петерсон, я завидую людям, которые борются со своими демонами и побеждают.

Она опять поднимает брови. Милая, это третий раз за сегодня.

– А Вы проиграли?

С каждым новым словом она становится все интереснее.

– Нет, мисс Петерсон. Я давно победил.

У меня складывается ощущение, что мы говорим об одном и том же. Но разными словами.

– Вы победили своих демонов?

Улыбка появляется на моем лице, а она будто удивлена ей. Первый раз я улыбался сегодня, когда смотрел в глаза мистера Стоуна на своем столе, и второй раз сейчас, когда милая София буквально погладила монстра во мне.

– Я давно принял их. Смею предположить, как и Вы, мисс Петерсон.

А она не удивляется моим словам. София внимательно смотрит мне куда-то в районе левого уха и шеи. Достает из кармана юбки клетчатый серый платок. Я, признаться, удивлен. Зачем? Я вижу, как она подносит уголок платка к своему рту и аккуратно облизывает кончиком языка ткань, смачивая. Но я все еще не знаю, зачем ей это необходимо, хоть признаюсь, движение ее розового кончика языка заставляют меня ощутить опять то, что я недавно оставил в кабинете Розы.

Возбуждение.

Она тянется к моей шее и почти невесомо касается кожи влажным уголком платка.

– Вы, наверное, поранились, когда брились?

Ты знаешь, что я не брился этим утром, это видно по моей короткостриженой бороде.

Я вижу темное пятно на платке.

Кровь.

Очень непредусмотрительно с моей стороны. Но платок нужно забрать. Незачем оставлять даже каплю крови в руках незнакомого человека. Я перехватываю ее руку и забираю платок, но, к моему удивлению, София будто этого и ждала. Я засовываю ткань во внутренний карман пиджака.

– Спасибо, мисс Петерсон, я верну Вам новый платок.

– Незачем, у меня всегда есть запасной, – она вытаскивает еще один такой же. Весьма предусмотрительно. – У Вас на вороте рубашки кровь. Рекомендую использовать соляной раствор или перекись на такого рода пятна. Конечно, если они свежие. Увидимся после лекций?

– Спасибо, мисс Петерсон. После лекций, все верно.

Очень глупо с моей стороны. Очень. Я тщательно проверил все на наличие крови. Все, кроме самого себя.

– Софи – так меня называют друзья. Или София. Как Вам больше нравится.

Мисс Петерсон не ждет моего ответа, она разворачивается на каблуках как раз в тот момент, когда двери аудитории открываются и заходят следующие студенты. Я бы ответил, мисс Петерсон, как мне больше нравится.

А лучше бы показал.

И желательно сейчас.

Отовсюду веет запах боли

Он мне не чужд, таю́ в себе грехи.

Поддаться стоит этой воле?

Костюм скрывал желания мои.

Коль жизнь моя, желаю я так жить,

Во всём, везде мерещится обман.

Огнём их жечь и резать… просто бить,

Забрать их жизнь так, словно я гурман.

Я – чертов Робин Гуд без стрел,

Я болен. Нет. Я жив.

Ох, этот запах свежих тел…

Поверь, отнюдь я не брезглив.

И мысли прерывает тихий звук звонка.

– Свободны. Прочь все с пары, —

Настойчиво решил я разомкнуть уста.

«Покойтесь с миром, твари.» *

Обладая должными знаниями, составить портрет серийного убийцы не так уж и сложно. Нужно знать критерии для определения типа. Всего, как ни странно, их два. Всё множество можно разделить всего на два и получить правильный ответ. Представляете?

Вот так просто.

Организованный несоциальный и дезорганизованный асоциальный. Каждый из них уникален и интересен. Но как понять, какой вид попался мне? Мисс Петерсон пролистывала материалы дела, и я уверен, что она не повела и бровью от вида крови и сгнивших тел, она листала папку, смачивая указательный пальчик языком, чтобы перелистывать страницы – я уже заметил эту особенность. Еще сидя в библиотеке и читая роман или научную литературу, она делала это. Смачивала указательный палец кончиком языка и медленно переворачивала страницы.

В документах по делу есть все необходимое. По соображениям безопасности, полиция не рассылает данные на почту, и ознакомиться с ними можно только тут. Сидя в невзрачном кабинете детектива. Но я в этом кабинете уже был.

Так сложилось, что я уже знаю все необходимое. Единственное, я не знаю имени, но и для его определения мне нужно еще пару дней. Я не уверен, что мне удастся успеть до того, как похищенные дети перестанут дышать. И тут я встаю перед нравственной дилеммой. Рассказать полиции все, что смогу, без привлечения дополнительного внимания к себе, или выполнить свою работу и вычислить убийцу самостоятельно.

Гордыня.

Согласно Фоме Аквинскому, гордыня определяется как «неупорядоченное желание превосходства». Это и мой грех тоже, я хочу быть первым, кто посмотрит в глаза убийце, я хочу видеть, как его руки начнут трястись, я хочу чувствовать аромат страха, который будет возбуждать меня. Гордыня – это моя самонадеянность, вера в то, что я всё смогу и всего добьюсь самостоятельно, а не с помощью Бога или, в данном случае, детектива, который не перестает поглощать сальные пончики и мерзко слизывать с пальцев сахарную пудру, причмокивая. Отвратительно.

Вы знаете, какой это грех?

– Дезорганизованный асоциальный тип серийного убийцы.

Из размышлений меня выводит мисс Петерсон. Неплохо. Что дальше, милая?

– Наш образец обладает низким или ниже среднего интеллектом. Возможно, умственно отсталый.

Первое верно, второе – увы, нет, мисс Петерсон. Она переводит взгляд своих голубых глаз на меня и так невинно смотрит. О, милая, не нужно так стараться быть ангелом, тебе это не к лицу.