Она оскорбленно подняла на него глаза и испепелила, как когда-то испепеляла в лесу при каждом удобном случае, только он начинал грубить.

- Как жестоко! – шипит злым языком, - Да, жестоко, ведь ты знал, как я не хотела быть инкубатором для детей, как не хотела быть привязанной к дому в виде хозяйки. И всё же ты поступил так, как поступал каждый всю мою жизнь.

- Это всё равно, рано или поздно, но произошло бы. Мы ведь столько занимались сексом, Лив.

Голубые глаза были на мокром месте. Её сердце гулко стучало в груди. Морской бриз, трепавший её волосы, больше её не волновал. В животе образовалась пустота размером с пропасть, и это вызывало тошноту. Сейчас она поняла, что брошенный взгляд на его лицо больше не в силах её успокоить. Казалось, Коул выбрал другую сторону, перешёл в команду противником, с которыми она когда-то боролась. Он будто бы предал её, растоптав те ценности и желания, которые теплились в груди.

- Убирайся из моей головы, - с яростью в голосе шепчет и опускает глаза на скрещенные пальцы.

- Увы, тебе придётся терпеть меня, пока Полин не завершит обряд, а затем ты будешь терпеть меня всю свою жизнь. Так что пора начинать сейчас.

Оливия не могла понять, слушая каждое его слово, пропитанное ненавистью, как он всего за несколько часов, проведённых с Бриджит, смог обесценить тот труд и вклад, который они сделали за последний месяц. Ведь испытав к нему такие чувства, которые она никогда ни к кому не испытывала, Оливия всё чётче понимала: они не взаимны. Коул печётся о связи, об идеальных детях, но ничего бы из этого не поменялось, если бы на месте Истинной омеги стояла любая другая.

- Я думала, мы хотели одного и того же, Коул… - она поднимает глаза, наполненные ещё непролитыми слезами, и встречается с его обыденным холодным взглядом. И этот взгляд успел надоесть. Хоть бы раз он показал, что искренне чувствует, - А на деле оказалось, что ты, говоря о других правилах своего Поселения, о свободах о нравах, просто лгал мне.

- Это не так. – Отрезает грубо и неаккуратно.

- Как тогда? Что в моих словах не так?

- Да, я хотел ребёнка, хочу и сейчас, но суть не в том, что я хочу запереть в доме, привязать к себе. Ты можешь получить больше свободы.

- Правда? Я могу получить на час больше прогулок в неделю? Я могу выбрать себе надзирателя на каждую вылазку из дома? Я могу без твоего разрешения и сопровождения выйти за ворота? – язвительно шипела в ответ.

- Это сложно, пока что.

- Нет, Коул. Это называется отсутствием свободы. – Встав с песка, омега отряхивает платье, но помогает это незначительно. Песок мелких фракций прилип к влажной ткани.

Оливия не желала продолжать этот бессмысленный разговор. Развернувшись, она направилась в сторону леса, прислушиваясь, идёт ли он за ней следом. Но он не шёл. Остался стоять на месте. Закованные вдвоём в одной голове, они не хотели друг друга видеть. Гневно топая в попытках исчезнуть, омега пыталась осознать тот факт, что ей придётся стать мамой. И к этому она была не готова. Новость, как удар, повалила её. Она не знала, как смириться теперь с этим фактом, и тем более не знала, как простить Коула. Должна ли она прощать.

Горькая мысль проскальзывает в голове: Пит никогда бы так не поступил с ней, он и не поступал. Год брака прошёл без принуждения к постели, без дотошных разговоров об обязанностях и традициях. Пит уважал её личное пространство, а Коул разорвал все границы и сделал так, как хотел. Поэтому-то Оливия ненавидела альф – за их безнаказанность.

Она села на большой камень. Шершавый и холодный. Взгляд устремила вдаль, стараясь не обращать внимания на Коула. Пусть делает, что хочет. А что он будет делать, когда Полин закончит с обрядом? После столь грубых слов, он ведь всё ещё может её запереть? Оливия съёжилась от этих мыслей.

Ещё ни разу до этого она не мечтала так сильно оказаться дома, рассказать всё маме, просить совета и отречься от своих самостоятельных прав на жизнь, которые сулили всё большей ответственностью. Но она была вдали от дома, совершенно одна, и никто в Четвёртом не знал о её местонахождении. Родители наверняка уже бросили поиски и приняли тяжёлый факт, что дочь пропала без вести. Её сердце сжалось, и через несколько секунд по всему берегу раздался неприятный тоскливый вой. Волчица чувствовала переживания. И это было невыносимо. Оливия прикрыла руками уши и попыталась отвлечься, но волчица с новой силой завыла, заставив зажмуриться сильнее.

- Хей, - она почувствовала тёплые большие руки на своих плечах, - Лив, не переживай. Мы справимся, - Коул начал растирать её руки, которые она прижала к себе.

- Мне больно, - простонала в ответ, когда волной её охватило чувство, что тело пытается что-то разорвать, - Это Полин?

Их взгляды сошлись в тягучем контакте, и сейчас она видела в его чёрных очах переживание, заботу и искреннюю нежность.

- Да, я чувствую её вмешательство. – Качает головой, - Не переживай, Лив, пока я здесь, с тобой всё будет в порядке.

«Из-за того, что ты здесь, уже всё не в порядке», - недовольно фыркает про себя. Тот факт, что она не видит сейчас безразличия в его глазах, должен её приободрить, но этого не происходит. Кажется, уже слишком поздно. И всё же она позволяет его рукам обхватывать себя, позволяет поглаживать плечи с нежностью. Сквозь боль Оливия задаётся вопросом: как Коул может быть одновременно и холодным, как ледник, и трепетным, как любящий, преданный муж. Будто в нём несколько личностей, или две, но точно не одна. И сейчас она вспоминает об их крепкой связи с волком. Коул всегда говорил, что ощущает всё, что думает и чувствует его вторая ипостась. Так может связь влияет только на волка? Может это волк заставляет Коула быть таким заботливым, нежным, осторожным и беспокоящимся? Но тогда это значит, что сам Коул остаётся холодным, безучастным и пренебрежительным к ней. Теперь душевная боль смешивается с той, которую приносит Полин.

- Уйди, Коул. – Просит и одним движением сбрасывает его руки со своих плеч.

- Нет, я тут… - его голос заметно прерывается, когда тело начинает немного колоть.

Ничего подобного Коул никогда в своей жизни не ощущал. Холодок и мурашки пробегают по телу сначала один раз, затем повторяются, и он делает один шаг назад, наращивая расстояние между ними. Что-то щекочет его нос, и он рефлекторно подносит руку. Оливия поднимает свои открывающиеся глаза на альфу и шепчет:

- Мне стало лучше, - и замолкает, когда видит кровь на его пальцах. Из двух ноздрей скатываются две тёмно-красные капли. Медленно, - Коул?

В её голосе сквозил страх. Ведь ей стало легче, а ему стало хуже. Что-то было не так.

- Что с тобой? У тебя кровь, - она видит, как он ни в чём не бывало пытается стереть следы над губой, и при этом глаз не поднимает, - Коул, не молчи.

- Полин нужен был источник силы. Что мне ещё оставалось делать? – на руках остаются следы, пока из носа продолжает течь. Кровь не собирается останавливаться.

Оливия проглатывает сначала первый поток негодования внутри, затем второй, пытаясь вернуть самообладание, которое ускользало очень быстро, а после подошла и тихо произнесла:

- Запрокинь голову, - она положила мягко руку на его затылок. Бархатное прикосновение волос к ладони вызвало тучу мурашек по спине.

Коул, к счастью, послушался беспрекословно. Он слышал, как треснула ткань, и уже через несколько секунд Оливия приложила к его носу влажный кусок своего платья. Она продолжила держать, аккуратно при этом стирая ещё не засохшую, растёкшуюся кровь над губой.

- Ты снова сам создал проблему, чтобы показать себя героем. – Пробурчала недовольно, пока глазами изучала его красивый мужской профиль. Коул не часто моргал, отчего она могла разглядеть его длинные ресницы, которые чёрной каймой обхватывали тёмную радужку глаз.

- Не преувеличивай. – Недовольно отрезает.

- А как ты это ещё назовёшь, а? – едко хмыкает, - Ты сначала спланировал коварный план с театральным, фальшивым похищением, а затем спас меня, как настоящий герой. Появился в лесу и играл роль, как Джулс отыгрывал свою у кареты. Сейчас ты создал эту связь, делая проблему из Пита, которую вновь, как герой, решаешь. Делаешь из себя источник энергии для Полин, иначе я умру. Так вот, Коул, послушай, ты не протагонист, а антагонист в моей истории.