– Да-да, мне бы покушать, – тихо и неуверенно проговорил он. – И воды…

Собравшаяся уходить надсмотрщица остановилась. Окинула Грубанова изучающим взглядом.

– Не покушать, а пожрать. Ладно, уговорил. Скоро притащу, не уходи никуда, – великодушно смилостивилась она. А от следующих слов желудок Николая сжался в детский кулачок: – Уверена, сегодняшний обед ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь.

Испуганно выпучив глаза, Грубанов замотал головой:

– Не-не-не! Я только что подумал – пора начинать худеть! Сейчас как раз самый подходящий момент! Можно просто воды?

– Жди, – расстроилась бабища. – И если я услышу от вас хоть одно слово…

Баба-мужик удалилась.

– А ты молодец, что от еды отказался, – практически беззвучно прошипела Маринэ. – Здесь кормят отвратительной гадостью – живыми червями и личинками, тухлыми яйцами и сгнившей рыбой, корой деревьев… и прочим дерьмом. Нет, со временем, конечно, привыкаешь, особенно когда обед раз в несколько дней… Но дерьмо от этого не становится конфетой.

Николай, мысленно восславив богов, что послали ему абилку «Интуиция», тихо выдохнул:

– Ты так и не ответила насчет предложения, от которого нельзя отказаться.

Минуту стояла тишина. Мужчина даже заволновался, не случился ли с его собеседницей неожиданный эльфийско-сердечный приступ, как рядом наконец раздался знакомый шепот:

– Пусть это будет для тебя сюрпризом.

Больше в тот день Маринэ не произнесла ни звука, оставив Грубанова мучиться в догадках.

Спустя восемь или девять часов за Николаем пришли. Бабища-надсмотрщица в сопровождении двух бабищ поменьше погремела на входе ключами и деловито протопала огромными ножищами в камеру. Вновь «облачив» мужчину в мешок, крепко связала ему руки за спиной и, привычно перевалив через плечо, куда-то потащила.

Николай, который и не думал сопротивляться, болтался на гром-бабе словно мешок с навозом и размышлял о своей печальной судьбе…

Грубая рука бабищи сорвала мешок с головы Николая, и тот зажмурился от ярких всполохов костра.

– Открой глаза, мужчинка! – раздался незнакомый голос, и хлесткий удар плеткой опустился на голую спину пленника.

– Ссука… – беззвучно прорычал Николай.

Он лежал животом поперек некоего подобия «козла». Лежал в одних трусах и в крайне любопытной, но неприятной всякому мужику позе – раком. Тело Николая было согнуто в пояснице буквой «Г», ноги широко расставлены, руки связаны за спиной веревкой и чуть приподняты в воздухе с помощью дыбы.

Стараясь не обращать внимания ни на свою позу, ни на ноющую рану от удара плеткой, он огляделся.

Глухая ночь раскинула вокруг свои извивающиеся щупальца. Огромная багровая луна, висящая над головой, на пару с высоким полыхающим костром освещали церемониальную – как выяснилось чуть позже – площадку с торчащими из земли тотемами. На длинных лавках, расставленных по периметру площадки, сидели обнаженные загорелые девушки, ладонями отбивающие зловещий ритм.

В любой другой ситуации Николай не преминул бы подумать что-нибудь пошлое, но сейчас нагота девушек его ни капельки не интересовала – мужчина был страшно напуган, а бледности его лица позавидовала бы любая готическая вампиресса.

Несмотря на цвет кожных покровов, сердце Грубанова усиленно гоняло кровь, трепыхаясь в груди, будто попавший в силок жаворонок. Связанные за спиной ладони взмокли, а ароматом, исходящем из подмышек, можно было травить комаров, тараканов, клещей и прочих паразитов – например, енотов и тещ. А почему бы и нет?..

Он попробовал глубоко вдохнуть, чтобы хоть чуточку успокоить нервы, но в этот самый миг порыв ветра обволок его ядреным дымом, и Николай закашлялся.

Вдалеке заунывно затрубил горн, забили невидимые барабаны.

– О-о-о, ми-и, я-я-я, – вдруг запели девушки, сопровождая каждое «слово» ударом в ладоши, – ми-и-и, я-я, о-о-о! О-о-о, ми-и, я-я-я, ми-и-и, я-я, о-о-о!

Погруженный в тяжкие мысли Николай вздрогнул от внезапно-начавшегося «концерта».

– Что? Что происходит? Что за капище?! – вертя головой, воскликнул он, и его крик утонул в хоре голосов. – Развяжите меня немедленно, шкуры! Я этого просто так не оставлю!

Гром-баба отвесила начинающему истерить пленнику оплеуху, от которой помутилось в голове.

– Помолчи, хорошо? – шикнула она и почти доброжелательно предупредила: – А то повторю.

Грубанов, почувствовав кровь на языке, решил на время притихнуть. Зубы важнее!

К вздымающемуся в небо костру вышла темная властительница – госпожа Гелигвин. Короткий взмах рукой, и все стихло.

– Сестры! – громко заговорила женщина. – Сегодня днем сестра Иримэ поймала и привела в поселение мужчинку!

Сидящие на лавках «сестры» разродились бурными криками и аплодисментами:

– Ура-а-а!

– И сейчас, в эту ясную полнолунную ночь, мы собрались с вами здесь!

– Ура-а-а! – еще громче захлопали и завизжали девушки.

– И все мы знаем, зачем! Для ритуального подношения семени!

Аплодисменты перешли в долгую и непрекращающуюся овацию.

Госпожа Гелигвин терпеливо ждала, пока сестры смолкнут.

– Да начнется ритуал! – продекламировала она.

– На-чне-тся! На-чне-тся! На-чне-тся! – заскандировали «сестры», и в такт им вновь забили барабаны. – Ри-ту-ал! Ри-ту-ал! Ри-ту-ал!

– Внести символ веры! – торжественно провозгласила госпожа Гелигвин. – Внести золотой ритуальный фаллос!

Николай выпучил глаза – сначала от услышанного, а затем и от увиденного. Рядом с темной властительницей возникла худенькая молоденькая девушка с толстым и длинным искусственным членом. Ярко-золотистая головка фаллоса – размером с кулак Грубанова – угрожающе уставилась в его сторону.

Яички Николая, заподозрив недоброе, поднялись в желудок.

«Что за флюгегехаймен?» – содрогнулся он и, попробовав сдвинуть привязанные к «козлу» расставленные ноги, громко и торопливо заговорил:

– Эй-эй-эй, дамочки! Что это вы задумали?! Чего это вы хотите сделать?! В меня вот это засунуть?! Хренотень вот эту, да?! Нет! Нельзя в меня это засовывать! Никак нельзя! Давайте поговорим, а?! Хотите, я вам денег дам?! А?! Хотите?! Все, что у меня есть! – Он на секунду задумался: – Хотя нет, я же почти голый… Ладно, денег не дам! Но у меня много других скрытых талантов! Я хоть ничему и не учился, но многое умею!.. Эй, ты куда собралась?! А-а-а! Не нада-а-а! – завопил он, когда худенькая девушка с ритуальным фаллосом зашла за спину. Сдернув с него трусы, оставила их болтаться на ногах.

– Ри-ту-ал! Ри-ту-ал! Ри-ту-ал!

Госпожа Гелигвин приблизилась к пленнику. С помощью гром-бабы зафиксировав голову мужчины, уткнулась дурнопахнущими зарослями ему в лицо.

– Правила свершения ритуала требуют, чтобы перед его началом я поведала тебе, что именно будет происходить и зачем, – елозя немытым «бобром» по лицу несчастного, сказала она. – Слушай и запоминай, два раза повторять не буду. Слушаешь?

Николай, стараясь не дышать, в ответ промычал нечто утвердительное.

– Золотой ритуальный фаллос будет введен тебе в анальное отверстие… то есть в жопу. Затем, благодаря многочисленным фрикциям ты будешь доведен до оргазма. И едва семя, оросив землю, задобрит наших святейших богинь, как сестра Катринэ вот этим самым секатором-хренорезом… оттяпает тебе срам.

Грубанов, чувствуя, как жесткие черные волосы госпожи лезут в рот и застревают между зубов, от такого подробного описания предстоящей «экзекуции» едва не потерял сознание. Все тело будто разбил паралич, ноги сделались ватными, а онемевший язык прилип к небу.

А госпожа Гелигвин, не обращая внимания на обмякшего мужчину, заканчивала свой обстоятельный рассказ:

– После ритуальной кастрации ты будешь вылечен с помощью целительной магии, а затем отправлен на находящийся неподалеку остров Глессэ. Именно там, в компании эльфов и таких же обрубленных недомужчинок, ты и проведешь остаток жизни.

Госпожа Гелигвин отодвинулась. Бросив взгляд на бледного поникшего пленника, не подающего никаких признаков жизни, сделала зовущий жест, и возле них возникла Иримэ. «Размахнувшись» ведром, та выплеснула на мужчину ледяную воду. Николай встрепенулся, приходя в сознание.