Но вместо этого прыснула со смеха:

– Отличная шутка, господин! – показав ему большой палец, она повернулась к чаще и быстро пошла прочь, оставляя на песке маленькие следы ног.

Грубанов вновь поспешил следом.

– Так я и не шутил, – почти поравнявшись с остроухой, обиделся он. – В чем проблема-то? Если говоришь, что поклоняешься, то…

– Нет, нельзя, – застыв у края леса, через плечо бросила Хьюсти. – Член священен. До обряда инициации его запрещено трогать всем, кроме матери Льюти. А после лишь… – Пепельноволосая замолчала. – Впрочем, господин, тебе пока необязательно знать эту информацию. Всему свое время.

Эльфийка продолжила щебетать, но Грубанов ее не слушал – в его голове психически-неуравновешенным дятлом стучало слово «матерь».

«Опять милфа, – скривился он. – Бляха-муха, с одной я уже познакомился и мне не понравилось. И вообще, я больше по молоденьким! Вот Хьюсти я бы с радостью завалил, а чью-то мать… Ну уж нет! Если это только не мама Стифлера…»

– У этой твоей матери, – выдавил он, – сиськи небось лет двадцать назад обвисли, как у осла уши.

Эльфийка покачала головой:

– Нет, господин. Матерь Льюти красива лицом и прекрасна телом. Ее лазурные глаза глубоки и напоминают утреннее море, а волосы пушисты, как кроны деревьев…

– А соски тверды, словно окаменелые кораллы, – схохмил Грубанов.

– Верно.

– А колбасиновая щель? – вспомнил Николай название речушки.

– В смысле… ее киска? – чуть замявшись, уточнила пепельноволосая. – О-о, господин, ее киска глубокая, тугая и влажная.

Мужчина сглотнул – по описанию матерь Льюти представлялась той еще горячей сучкой.

– Так что, думаю, она придется тебе по вкусу, – двусмысленно подмигнула Хьюсти.

Парочка углубилась в лес, и вскоре вышла на извилистую тропинку.

– Все равно не понимаю, – плетясь позади и держа остроухую за руку, сказал Николай, – если вы, эльфы…

– Эльфийки.

– …боготворите мужской орган… то почему те, другие эльфийки, пытались его оттяпать?

– Разве ответ не очевиден? – через плечо хмыкнула Хьюсти. – Мы, светлые – боготворим член. А темные наоборот – ненавидят. Для них мужчина – никто иной, как греховное животное, с которым лучше не иметь дела. С мужчиной! Не то что с его членом. Тот для темных вообще кладезь вселенского зла и служит лишь для «поднесения» богиням.

– Бредятина…

Хьюсти пожала плечами:

– Тебе, господин, будет сложно понять. Но издревле повелось именно так. Ведь так сказали Изначальные боги.

– Да уж… – Николай почесал залысину. – А я правильно понял, что темные только в полнолуние члены рубят? На церемонии? Вот мне не повезло, что полнолуние именно сегодня!

– Как понять – именно сегодня? – вытаращилась Хьюсти. – Полнолуние каждую ночь, господин.

– Да? А в моем мире… Чудеса, блин… У меня еще вопросик, даже два.

– Задавай, господин. Но только два, ведь на большее я ответить не успею – мы скоро придем. Прочими вопросами мучай матерь Льюти.

– Ты обмолвилась о некой Стране Потекших Кисок… Где она находится?

– Мы уже идем по ее землям, господин. Та река, что мы переходили вброд – граница двух поселений. Двух стран.

– А-а-а, ясно… А как, напомни, называется другое поселение? Что-то типа… – вспоминая название, которое упоминала Иримэ, задумался он.

– Те земли именуются Королевством Сухих Вагин, – процедила Хьюсти. – Мы давно находимся с ними в состоянии перманентной войны.

– Почему?

– Да из-за разной веры, неужели ты до сих пор не понял? Мы верим в одних богов, темные – в других. Отсюда и все разногласия, и раскол…

– Разве нельзя жить в мире?

– Нет. Мы воюем не одну сотню лет, и только появление избранного может остановить вражду. Впрочем, темные и не верят, что его появление возможно, а значит война будет длиться вечность… И слава богам, что остров делится на две части рекой, пересекать которую можно только в особенных случаях. Например, как сегодня – когда нужно было спасать тебя, господин.

– То есть… мы на острове, – вдруг понял Николай. – А… а как выбраться отсюда? Есть ли у вас корабли? Или они приходят сюда с материка? Вообще до него далеко? И…

– Слишком много вопросов, господин, – засмеялась Хьюсти. – Ты желал задать только два, а я ответила на четыре. С остальными обращайся к матери Льюти.

С этими словами Хьюсти сошла с тропинки и раздвинула высокие густые кусты. В свете горящих факелов Грубанов разглядел поселение, точь-в-точь как деревушка темных.

– К матери Льюти, так к матери Льюти, – согласился он. – Но хотя бы ответь, есть ли у вашей речки-границы название? Страна Потекших Кисок, Королевство Сухих Вагин… Судя по всему, название реки должно быть просто эпическим!

– Смазка.

Николай многозначительно кивнул:

– Как я и думал.

В поселении светлых было пусто. Как объяснила Хьюсти, почти все сестры ушли на спасение его, Николая, шкуры. Точнее, жопы, мысленно уточнил Николай, но спорить не стал. Шкуры так шкуры.

Ровно посередине деревушки располагался шатер, и при его виде Грубанов в первый раз испытал легкое дежавю. Затем, в сопровождении девушки войдя внутрь шатра, он замер, а дежавю из легкого переросло в сильнейшее – все это, почти один в один, уже случалось с ним совсем недавно! Он на всякий случай оглянулся, настороженным взглядом выискивая за спиной кого-то наподобие гром-бабы, но там никого не было.

Облегченно выдохнув, Николай наконец-то смог сосредоточиться на происходящем в шатре. А сосредоточиться было на чем!

Возле дальней стенки, пуская к потолку серый дым, спиной к гостям стояла изящная белокурая женщина. Услышав шаги, она повернулась, и Николай невольно выругался от восхищения.

Прекрасным в женщине было все! Например, грудь примерно пятого размера. А еще – грудь примерно пятого размера. А так же грудь – примерно пятого размера…

Нет, выпирающая из бронелифчика шикарная грудь примерно пятого размера у незнакомки была одна, но Николай никак не мог отвести от нее восторженный взор.

– Вот это, ля, арбузики, – облизнулся он и, нисколько не смущаясь – после всего-то пережитого! – через кожаные трусы потер напрягшееся достоинство.

А вот обладательница «ягодок» никаких восторгов по поводу Грубанова не испытывала.

– Значит, это и есть тот самый «господин»? – оценивающе оглядев того с ног до головы, процедила сисястая и усмехнулась: – С мужчинами у нас, конечно, дефицит… но не до такой же степени, Хьюсти!

– Эй, дамочка! – не отрывая плотоядного взгляда от вздымающейся при дыхании груди, возмутился Николай. – Вы слишком плоско шутите для таких форм!

– А вдруг он тот самый, из писания? – не согласилась пепельноволосая. – Избранный.

Грудастая ненадолго задумалась, с таким удовольствием смакуя дымящуюся самокрутку, словно это была дорогая сигара:

– Может быть, может быть… Хотя в писании, как ты помнишь, сказано, что тело избранного должно ослеплять девственниц красотой и быть подобным телу Аполлона.

– То есть накаченным… и с маленьким членом. Я помню, матерь Льюти.

Николай встрепенулся и оторвался от созерцания сисек, попутно заметив, что из одежды на эльфийке – кроме бронелифчика – только бронетрусики.

– Что? Вы – матерь Льюти? – прифигел он. – Ебушки-воробушки, да вы куда сексуальнее, чем мне описывали! – И задумчиво пробормотал вполголоса: – Я бы вдул…

– Не смей со мной так разговаривать! – огрызнулась «матерь арбузиков» и, стремительно сблизившись… хлестнула Грубанова кожаной плеткой по ляжкам! Чувство дежавю заиграло с новой силой.

– Эй, дамочка, что за дела? – прикрываясь руками от возможных ударов, возмутился Николай и повернулся к Хьюсти: – Ты ведь говорила, что вы поклоняетесь мужчинам!

– Не мужчинам, а членам! – поправила пепельноволосая. – Остальная часть мужчин нам не особо интересна…

– Нам интересен только фаллос! – кровожадно оскалилась матерь Льюти и через трусы схватила Николая за «идола», отчего тот в очередной раз испытал… нет, не оргазм – чувство дежавю. – Хьюсти, оставь нас!