Она не знала. Что, если она не способна по-настоящему полюбить? Что, если после всего пережитого в ней что-то сломалось, разбилось так, что и не склеишь, и, как ни старайся, она не сможет ответить взаимностью, как он этого заслуживает?
Помогая себе здоровой рукой, Киллиан тем временем аккуратно стянул плащ, следя за тем, чтобы не зацепить рукав крюком; встряхнул, избавляясь от осевших на плотной коже дождевых капель. Дождавшись, когда он отвернется и откроет дверцы, убирая плащ в двустворчатый шкаф у лестницы, Эмма торопливо дернула край покрывала, расправляя постель. Получилось не идеально, но все же лучше, чем явные складки, образовавшиеся от проверки ею матраса.
Она не должна была здесь находиться. Она и так увидела больше, чем следовало. Не стоило ей приходить. Было бы проще продолжать обманывать себя тем, что услышанный им дурацкий разговор не задел его так сильно… Но теперь Эмма не была уверена, что когда-нибудь сможет забыть образ уязвимого Капитана Крюка.
Ей хватило бы минуты, чтобы сбежать. Всего-то и надо, что в несколько осторожных шагов пересечь каюту и без оглядки преодолеть лестницу наверх. А уж распахнувшуюся дверь пусть Киллиан себе объясняет хоть порывом ветра, хоть происками привидений.
Внимательно наблюдая за тем, как Киллиан, полускрытый от нее распахнувшейся дверцей, все еще возится в шкафу, по-видимому, расправляя тяжелый плащ, Эмма осторожно, боком двинулась вдоль стены по противоположной стороне каюты. Она умела ступать почти бесшумно, – навык, приобретенный еще в детском доме и отточенный в приемных семьях. К тому же на корабле всегда слышались какие-то скрипы и шорохи, что заглушили бы даже неизбежно возникшие при ходьбе звуки.
Шаг…
Вот Киллиан закрыл правую дверцу…
Черт, что же так рано?!
Шаг…
Наклонил голову влево.
Шаг…
Поднявшись на носочках, потянулся к верхней полке, позволяя Эмме полюбоваться стройным телом и узкими бедрами, восхитительно обтянутыми тесными кожаными штанами…
Шаг, шаг…
Скрип!
Предательски громкий звук заставил Эмму замереть на месте, а Киллиана – стремительно обернуться, сжимая ладонью рукоять притороченной к поясу сабли. Синие глаза внимательно осматривали каюту. Эмма торопливо отдернула ногу с предательски скрипнувшей половицы и замерла в шатком равновесии, затаив дыхание. Ей показалось, что в какой-то момент мужчина посмотрел прямо на нее, но, скосив глаза, убедилась, что магия все еще поддерживает невидимость, так что быстрый обращенный в ее сторону взгляд был не более чем совпадением.
Спустя минуту, что показалась Эмме целой вечностью, Киллиан расслабился. Рука на рукояти сабли разжалась, напряженные плечи опустились, и он вновь повернулся к шкафу. Достав с верхней полки что-то, оказавшееся большим полотенцем, Киллиан перекинул его через плечо, и Эмма тихонько выдохнула, осторожно принимая более устойчивую позу. Она не смогла преодолеть и треть пути до лестницы, и теперь понимала, что выбраться из каюты раньше времени не получится, а значит…
Киллиан наклонился, выдвигая ящик почти на уровне своих колен. От вида крепкой задницы, совершенно непристойно обтянутой этими чертовыми кожаными штанами, Эмма на секунду потеряла способность связно мыслить. Ничего не подозревающий пират тем временем выпрямился, по всей видимости, найдя все, что искал. Подтянув один из стульев к ванне, он небрежно снял с плеча и кинул на спинку полотенце, а на сиденье поставил небольшую глубокую чашу и фарфоровую мыльницу с прямоугольным бруском мыла на ней.
Запоздалое осознание того, что сейчас произойдет, волной жара прокатилось вдоль позвоночника Эммы. Сердце, точно подвешенное на резинке, заколотилось в груди.
Итак, ей придется стать свидетельницей того, как чертов Капитан Крюк принимает ванну!
========== Часть 2 ==========
Застыв, будто олень в свете фар, Эмма хотела сделать хоть что-то, но в этот момент Киллиан спустил с плеч подтяжки и выдернул полы черной блузы из-за пояса штанов. Застежку манжеты у крюка он легко расстегнул здоровой рукой, а после поднес ко рту правое запястье, зубами расстегивая вторую.
Черт!
Эмма резко выдохнула, чувствуя, как поджимается низ живота. То, что Киллиан сделал сейчас, напомнило ей, как он перевязал ее руку своим шарфом в логове великанов. Этот взгляд исподлобья, блеснувшие зубы, теплое дыхание, обжегшее кожу… Это было так неожиданно и невыносимо сексуально, что заставило ее растеряться, а после не раз снилось, заставляя просыпаться среди ночи с бешено бьющимся сердцем, влажным жаром меж бедер и диким возбуждением. Обычно после этого ей хватало лишь коснуться себя, чтобы сорваться в оргазм.
Ох, не стоило ей это вспоминать, особенно сейчас, когда, ухватившись рукой за один край, Киллиан плавным движением стянул блузу.
Протестующий возглас так и не сорвался с губ Эммы. Отчасти оттого, что вид полуобнаженного великолепного тела мужчины был подобен удару под дых, а отчасти оттого, что, объяви Эмма о своем присутствии сейчас, она бы не смогла избежать всех этих непристойных намеков по поводу того, зачем вообще ей пришлось скрываться, да еще и выжидать так долго, прежде чем показать, что она здесь.
Черт! Черт!!
Эмма зажмурилась, чувствуя, как против воли краснеет – ярко, жгуче. Она представила все эти изогнутые брови, лукавые намеки, все непристойности, произнесенные этим чертовски соблазнительным голосом, которым Киллиан будет перечислять причины поступка Эммы. И ведь он не преминет упомянуть об этом во всеуслышание, и тогда не избежать разъяренных воплей Дэвида, грозящего к однорукости пирата добавить, например, одноглазость, и растерянного смущенного лепета Мэри Маргарет, и понимающих ухмылок Руби, и обескураживающей прямолинейности Бабушки, и…
Эмма твёрдо решила, что ни одна живая душа не узнает, неожиданным свидетелем чего она оказалась.
А раз так, почему бы не получить удовольствие от происходящего?…
Чувство вины и неловкости боролось в ней с любопытством, но схватка была неравной, и любопытство победило.
Эмма открыла глаза.
Склонив голову, Киллиан правой рукой неторопливо ослаблял ремни, что, перехлестывая предплечье, удерживали скобу протеза. От них на коже остались глубокие вдавленные следы, даже со стороны выглядевшие болезненно покрасневшими. Аккуратно убрав скобу на стол, Киллиан медленно провел рукой по культе, массируя, растирая кожу, разминая мышцы. Меж его бровей собралась складка, на челюсти заиграли желваки. Эмма, затаив дыхание, смотрела, как его длинные сильные пальцы постепенно скользят от локтя вниз, где гладкая кожа менялась на другую, рубцеватую. Она уже видела его искалеченную руку там, в больнице, и помнила вызов в глазах сбитого машиной Крюка. Он точно говорил тогда – ну, смотри! Вот он я, сломанный и изуродованный. Что скажешь на это?
Он словно ожидал увидеть на ее лице отвращение или жалость, только вот ни тогда, ни сейчас Эмма не видела в нем ни калеку, ни инвалида. Однорукий Капитан Крюк был одним из самых цельных людей, что Эмма знала. Да и самого Киллиана Эмма знала достаточно, чтобы понять, что сопливой жалости к себе он не примет. В этом они были похожи. Если она и жалела его, то отнюдь не так, как порой брезгливо жалеют увечных. Ей было жаль, что ему пришлось вынести столько боли. Он заслуживал лучшего. И это было еще одной причиной, почему Эмме не стоило подпускать его ближе. Ей не хотелось добавлять собственные шрамы к шрамам Киллиана.
Может, исчезни она из его жизни, со временем он забыл бы о ней? Да, наверное, так было бы проще для них обоих. Только вот слишком хорошо Эмма помнила его взгляды, – и те, что он дарил ей открыто, и те, которые, как он думал, она не замечала.
Нет, по своей воле он не отступит. Так хватит ли ей сил, способна ли она причинить ему вновь боль своим отказом?
Ловкие пальцы Киллиана меж тем неторопливо трудились над застежками и завязками его штанов. Эмма сглотнула ставшую вдруг вязкой слюну, оглядывая гибкое, ладное тело пирата. Под светлой кожей бугрились крепкие мышцы, говорящие о тяжелой работе, а не часах, проведенных в спортзале. Волосы на груди… Черт, те самые волосы, что, дразня воображение, виднелись в вечно расстегнутом вороте, обильно росли на груди, откуда узким ручейком спускались по мышцам подтянутого живота, а в районе пупка вновь разрастались, многообещающе прячась за поясом. Эмма смогла в этом убедиться, глядя на то, как постепенно расходятся в стороны клапаны штанов.
