— За что?

— За то, что они с вами сделали, — удивилась Сэнди вопросу.

Юнипа сжала губы и погасила свечу.

С воспитанницей женщина всегда держалась холодно, не подпуская её, как и всякого другого, к себе на близкое расстояние, стреляла в неё суровые взгляды, разговаривала отчуждённым голосом.

— Фанеса оттает. Она не справилась с горем. Она оттает, — всем сердцем верила в неё Сэнди и тянулась неприветливой опекунше.

На свадьбе Сэнди Юнипа была её посаженной матерью, девушка и её жених умоляли женщину переселиться к ним в просторный крепкий дом.

— Я хочу жить одна! Не трогайте меня! — взъелась Юнипа.

— Она оттает, — вздохнула Сэнди.

Юнипа, дичась всех в округе людей, стремилась помогать попавшим в беду. Скромные заработки шли на помощь сиротскому приюту и в чашу храма, двери дома, запертые для болтливых соседей, были открыты для замёрзших путников. Когда в постель слегали одинокие старики, Юнипа кормила и даже мыла их. Она постоянно подбирала выброшенных щенят, котят, из леса приносила выпавших из гнезда птенцов и раненных зверят, ломала охотничьи ловушки.

Но ни наедине с собой, ни отдаваясь заботе о нуждающихся, сердце Юнипы не знало покоя. Иногда в храме или на берегу шумного гулко-протяжного моря ей становилось чуточку спокойнее.

— Унылость, — сквозь зубы шептала Юнипа, смотря светлую голубую даль.

Скала, на которой она стояла, звала вниз, влажно-холодный ветер обвевал лицо, заставляя его почувствовать хоть какое-то прикосновение за многие годы. Тщетно, ожоги ничего не чувствовали. Душа изнывала, рыдала, Юнипа упрямо запрещала слезам появляться на глазах. Так забавно, отметила Юнипа, если она бросится со скалы, её тело обласкают воды. В прошлой жизни был огонь, в этой — вода. Когда же она встретиться с зубами псов Создателей? Когда?

— Я буду жить! — взревела Юнипа, поднимая отцветшие глаза на небеса. — Простите меня, — она рухнула на колени. — Простите!

Крики затихли, губы выдавливали бессвязные слова, Юнипа проводила рукой по обожжённой лысой голове, сорвав с себя платок. Ей всего лишь пятьдесят девять лет, а жизнь уже прожита, закончена. Но она дала слово своему спасителю, что будет жить. Спасителю и в то же время палачу.

Спаситель обещал ей, что она начнёт новую жизнь, искупит боль, станет возрождённым иным человеком. Прошлое навеки останется в прошлом. И боль утихнет.

Спаситель солгал. Боль возрастала, жгла сильнее, сердце кололо так, словно его пронзали тысячи игл. Что такое прикосновение огня перед пыткой души?

— Простите, — вздыхала Юнипа. Руки, покрытые буграми, царапали землю. — Простите… Боги, передайте им мои слова! Придите во сне, скажи от моего лица, что я прошу прощения. Я каюсь. Я согрешила.

Юнипа спокойно бы умерла прямо сейчас. Но клятва держала её в мире.

«Я буду жить. Я исцелюсь». Так же она пообещала в тот день, когда Санпава катилась в яму смерти?

Или то сон?

Она родилась изуродованной Юнипой Гиллин, не было прошлой жизни, мужа, сыновей, балов и слуг. Она никогда не покидала Дренго. Всё — ночной кошмар.

А боль? Удушающая боль тоже кошмар?

— Фанеса Гиллин, вас тут, это, путница какая-то зовёт, — вырвал Юнипу из плена мыслей фанин Батт.

— Что за путница? — она подняла голову.

За её спиной, испуганно топчась возле края скалы, стоял плюгавый тощий рыбак. Он вздрогнул, поймав на себе бесцветные глаза, пронизанные ядом отчаяния.

— Да какая-то не санпавская, не местная. Одета причудливо, разговаривает странно. Блаженная что ли…

— Пусть сама идёт ко мне.

— Так эта, блаженная, заблудиться боится. Она у причала.

— Что ж, отведи меня к ней, — Юнипа, прикусив губу, поднялась на ноги. Спина, стоило ей распрямиться, загудела от спазмов.

Юнипа с фанином Баттом по сыпучей грязной земле дошла до причала. Работа стояла в самом разгаре — рыбаки закрепляли лодочки, вытаскивали сети, полные рыбы, их уже поджидали толстые, но вечно голодные кошки, кричали чайки, вороны нагло прямо из рук выхватывали рыбу. Возле мужчин толпились и женщины, и маленькие девочки — их жёны и дочери, помощницы на суше. Рыбий запах стоял такой, что хоть нос себе отрезай. Думала раньше Юнипа, что привыкнет к этому зловонию, а нет, не привыкла.

— Вот она, странная женщина, что звала вас, — сказал Батт.

То, что женщина, не от мира сего, Юнипа сразу поняла. Путница пришла на рыболовный причал в белом платье с длинным шлейфом, на плечах алая накидка, на ногах лакированные беленькие туфельки, которые стесняли ноги, седые волосы — короткие, распущены как у молодой незамужней девушки. Женщина стояла спиной к Юнипу и Батту, она была занята тем, что гладила серого урчащего кота, сидевшего на борту лодки.

— Я Юнипа Гиллин, — натянуто улыбнулась Юнипа, обходя сторонкой рыбные объедки. — По какому вопросу я вам нужна, фанеса?

Женщина развернулась и впилась в неё голубыми глазами.

— Я нашла тебя, Юнипа Гиллин. О да, нашла!

Юнипа содрогнулась, словно ужаленная огнём.

— Цубасара?..

И она онемела. Язык запал как у удавленного. В груди внезапно потяжелело, Юнипа схватилась за сердце.

— Королева, четырнадцать лет я не ведала про тебя, — тихо прошептала Цубасара.

— Как ты нашла меня? — выдавила она из себя.

— Я поведаю тебе повесть, королева Эмбер.

Имя болью порезало Юнипу. Уголки рта нервно задрожали, пальцы подрагивали, она почувствовала, что задыхается, а слова незваной гостьи стучат в её голове, разжигая огонь в заледеневшем сердце. Голубые фиалки глаз печально смотрели на неё, беззащитную и вновь сломленную. Она подняла жёлтую высушенную руку, чтобы схватить бы себя за горло и без лишних трудностей прекратить мучения. Имя, имя, одно имя порождало боль и возвращало её в ад.

— Королева, здесе много людей, — в голосе Цубасары сожаление о причиняемых страданиях, — надобно в глухой край отойти.

Она кивнула, смиренно подчинившись судьбе. Цубасара взяла её за руку, прикосновение отдалось будто электрическим ударом.

— Эй, Юнипа! — возле ящика с устрицами закричал фанин Батт. — Кто это? Я ещё нужен тебе?

— Знакомая из прошлого, — пробурчала Юнипа. — Спасибо, оставь меня уже.

Они шли в сторону залива, к мелким кустарникам, гладким камням, тине и вязке. Белый песок под низко нависшим небом грелся под ногами, выл ветер, чувствуя себя полновластным хозяином морей и суши. Юнипа знала место, где всегда пустынно и безлюдно. Небольшая расщелина за утёсом, которую украшают пожелтевшая трава, смоковница и тяжкий валун. Юнипа опасливо, переставляя ноги через острые края камня, озиралась, не подслушивает, не подглядывает ли кто. Ноги с трудом несли её, она горбилась, потеряв прежнее величие, Цубасара, молчаливо шедшая сзади, казалась всё же тем пламенным демоном, явившимся вершить месть. Пусть седая, постаревшая, но абадона пришла к ней как настоящая королева, судия, властительница судеб и создательница новых лиц.

Вымотанная обрушимся ударом прошлого, Юнипа уселась на камень. Цубасара величаво взмахнула подолом платья и уместилась по соседству, её горячее дыхание жгло лицо Юнипы. Женщины смеряли друг друга взглядами, терпеливо и упорно выжидая, кто первым отважиться сковырнуть похороненное прошлое.

— Как ты нашла меня? — голосом следователя, приступившего к допросу, спросила Юнипа.

— Твоё имя Юнипа Гиллин. Юнипа Гиллин, — Цубасара, не отрываясь, смотрела в старческие глаза санпавчанки. — Ты молвила, что наречёшься Юнипой Гиллин. Юнипа аки имя матери твоей Юноны. Я искала тебя по имени. Трудны были поиски, долги. Абадона — человек лише раз в годину. Ныне многажды я обращалась в человека, просила сына своего Уилларда создавать во мне лик человеческий. Всё равно мало времени, дабы отыскать пропавшую душу. Я наняла мага тенкунского, сыщика, призвала его отыскать мне женщину, яко нарекается Юнипой Гиллин. Она будет в Санпаве, она будет в Дренго, вот что ведала я от тебя. И ты оказалось верной слову своему. Юнипа Гиллин, горемычная санпавчанка, нашедшая дом у залива. Ты хранила се имя и се обещание для меня.