Будет тяжело. Но свобода это не прекрасные лепестки, прилетающие с ветром, это крепкая воля, внутреннее чувство покоя, достигаемое кровью.

Незаметно подкрался вечер. Рдело солнце на закате. Нулефер возвращалась на площадь Славы, на которой начинались народные гуляния. К этому времени в столицу приехали сельские жители, затрубили на вокзале поезда, наполненные путешественниками. Как при военной победе играли духовые оркестры, запускали фейерверк, а магические артисты показывали танец воды и огня, воздуха и земли.

Народ веселился, пел и танцевал. Нулефер уже не могла сосчитать, сколько раз её поднимали на руки, хлопали по спине, целовали мужчины и женщины, называли сестрой. День не хотел заканчиваться, он казался вечным праздником, хаосом победы, сравнимым величием с созданием мира. Улыбки не сходили с лиц людей, многие в торжественном крике теряли голоса. Рабы хвастались голыми шеями. Священники в чёрных и серых рясах тоже выходили на улицы и плясали. «Сегодня им можно» — улыбалась Нулефер.

На Нулефер надели лавровый венок, подарили ветви оливы.

— Праздник! Да здравствует праздник! Мы свободны! — горланили люди.

Вдруг мальчишка с высоким и громким голосом закричал:

— Карета короля!

— Карета короля! — подхватили люди.

Из Центрального штаба во дворец Солнца ехал король Фредер Афовийский. Нулефер не могла во второй раз пропустить короля. Она побежала к дороге, раскидывая людей по сторонам. Взвилась водой, обогнала летающие самокаты и встала у самой дороги. Чтобы лучше разглядеть карету, она, как девчонка, забралась на столб.

Король Фредер, король Фредер, только и говорили люди про короля Фредера, называя его доблестным и бескорыстным освободителем. Семь лет король Фредер неизменно трудился ради своего народа Зенрута. Он начал путь с первого закона, направленного на возрождение Санпавы, с объявления пути, по которому Зенрут избавиться от рабства.

Первыми решениями короля было наказывать убийцу и истязателя невольника как за обычного зенрутчанина и покарать тех, кто издевался над рабами во времена правления своей матери. Наказания за издевательства над рабами и санпавчанами не избежало и окружение Эмбер. Судили и лишили всех прав состояния Джиора Сейера, Беонского, генерала Вотсона. Генерала Лендарского ждала более милостивая судьба — отставка, король Фредер учёл его попытки остановить абадон и дальнейшую помощь смятённым солдатам и офицерам, скорбящим семьям погибших. В королевском совете остались только те, кто не участвовал в интригах Эмбер и Огастуса, те, кто не был замешан в заговоре со смертью двенадцатилетнего Тобиана Афовийского.

Показалась королевская карета. Народ заликовал, закричал:

— Хвала и слава королю Фредеру!

Король ехал в карете с открытым верхом. Он сидел рядом со своим братом, принцем Тобианом, напротив мужчин разместились их жёны. Миниатюрная Люси Афовийская, санпавская «сестрёнка Кэлиз», и черноволосая, волоокая, румяная королева Элиза, ласково поглаживающая живот, в котором мирно спал будущий наследник династии.

Тобиан, Люси и Элиза улыбались, махали руками приветствующему их народу, на лице Люси даже скользнула маленькая счастливая слезинка. Фредер был хмур и холоден, что не для кого не было удивлением. Народ за семь лет окрестил его брата Самозванным, не веря, что Тобиан всё это время был жив и скрывался за разными именами. А короля Фредера народная молва называла Суровым, редко кто видел его улыбающимся, смеющимся, таким же весёлым и живым как принца Тобиана.

Король Фредер в красном победном мундире, сидел в карете величественно, гордым взглядом, озаряя толпу. Он поглаживал светлую и густую окладистую бороду. С бородой король Фредер казался немного старше своих лет, Тобиан как-то проболтался Нулефер, что брат отрастил бороду, дабы он, Тобиан, оставался единственным обладателем их общего лица.

Слева от короля на лошади ехала Урсула Двуличница, которая за столько лет не смогла омыться от грязного прозвища. Она жила в Санпаве, как попросил её король Фредер и отвечала за пробуждение магии в земле. Ревностно, страстно Урсула вдыхала жизнь и магию в крошки земли. Урсула заменяла собой двадцать опытных тенкунских магов в создании новых винамиатисов. Тобиан говорил, иногда ему кажется, что Урсула однажды превратится в воду и испарится, так упоённо она работает над магией. «Я служу моему королю и его стране», — скромно она отвечала на советы отдохнуть. Урсула жила в Санпаве, но была любимым гостем короля Фредера в праздничные и обычные дни.

Впереди кареты на грациозном коне восседал капитан-адъютант Уиллард Абадонский в зелёной форме офицера и с наградами на груди за спасение Санпавы и за спасения наследника от покушения герцога. Уиллард зорко осматривал толпу, давал указания офицерам, сопровождающим карету. Уилл казался хмурым, озабоченным, но Нулефер видела огонь в глазах брата, пылкость и жертвенность, с которыми он шёл со своим королём. Герцог Огастус пытался сотворить из Уилла идеального телохранителя, однако боль и страх были не лучшими орудиями для воспитания защитника. Уилла взрастили как мужчину и защитника любовь к королю, вера в короля и в его подвиги, братская привязанность и общая цель, направленная на свержение рабства.

— Король освободитель! — закричали люди.

— Король освободитель! — вспыхнула ликованием Нулефер.

Уилл бросил на неё быстрый взгляд, поравнялся с пассажирскими креслами и что-то шепнул королю.

Фредер посмотрел на девушку с незнакомым лицом и, широко улыбнувшись, кивнул ей.

========== Покаяние ==========

Вчерашний день рождения прошёл для Юнипы Гиллин сыто, пьяно, но уныло и подавлено. Как, впрочем, и каждый день в году на протяжении застывших в безмолвии четырнадцати лет. «Я выживу! Я выживу всем демонам назло!» — неустанно повторяла фанеса Гиллин. И тут же спрашивала себя: «Зачем я живу?».

Ей, уродливой, покалеченной и одинокой женщине только и остаётся, что гнить в новом, в четырнадцатом веке от явления Тенкуни миру. Лица нет — один жуткий ожог, правая рука в рубцах после огня. Когда-то Юнипа была красива и счастлива, но абадоны забрали у неё семью и дом, изувечили, растоптали всю её жизнь. Когда-то она давала балы, слуги крутились под ногами и зачарованно смотрели снизу вверх на госпожу, теперь её пристанищем служил хилый домик на окраине Дренго. Шестьдесят лет ещё не глубокая старость, Юпина же считала, что для неё наступил предел. Сколько же ждать конца? Четырнадцать лет она словно призрак, застрявший в неосязаемой облочке на земле. Боги должны решить, где её место.

«Я буду жить. Я дала слово!» — протестовала против своей природы Юнипа и, закрывая платком лысую голову с редкими седыми волосами, выходила из дома.

Юнипа Гиллин появилась на побережье дренговского села десять лет назад. Её рассказ мало чем отличался от судьбы тысяч санпавчан. В роковую ночь к её спящему городу подошли абадоны и уничтожили дом женщины, на глазах убили мужа, убили и двоих сыновей. Сама Юнипа выжила лишь с помощью чудесного милосердия богов. Но потеряла лицо и всех, кем дорожила. Родственники тоже погибли, друзья не выжили в войне. Юнипа осталась одна. Она была богата, жила в собственном доме, имела рабов, после разрушения Эпела Юнипа скиталась по Санпаве, работала, где придётся, ворочала камни, разрыхляла землю, выхаживала раненных. Она присоединилась к толпе нищих обескровленных беженцев, спала на голой земле, бралась за любую работу, лишь бы прокормиться. Юнипа не умела готовить, чтобы пристроиться на кухне в чужом доме, не знала основ сельского хозяйства, чтобы вырвать крохотный участок плодородной земли, а уродливая, как сама смерть, няня или гувернантка никому не была нужна. Новое правительство, которое возглавлял Джексон Марион, отправило Юнипу и других несчастных обездоленных санпавцев возрождать равнину неподалёку от Чёрного круга. Однажды из глубин земли вырвались токсичные испарения, половина людей задохнулась. Лёгкие Юнипы оказались повреждены, с левой руки слезла кожа.