— Время новым мечтам, чтобы люди, не ведающие свободы, нашли пристанище и цель в жизни. Нет, это не мечта, — голос зазвучал суровее, — это наша с Тобианом, с Фредером, с Уиллардом цель.

Мужчины, мальчики и младенцы возились с собакой, предаваясь шуму и запалу. Нулефер склонила голову за плечо Люси.

— Прости за тот день, — первый грех продолжал давить, хоть и прошло четырнадцать лет.

— Нулефер, я тебя простила. И буду постоянно говорить — я простила. И тебя, и твою сестру, и отца, и маму. Завтра отмена рабства. Пусть вся наша боль уйдёт.

«Люси простила всех», — повторила Нулефер. Она была свидетелем тяжёлой и трогательной встречи мамы и подруги, когда мама, переборовшая в себе гордыню, просила прощение перед Люси за страдания, что причинила её семье. Ханна тоже нашла в себе силы покаяться. Отец загладил вину иначе: он позволил Люси увидеться в Намириане с перевоспитанной Тиной, которая никогда не забывала свою няню и хранила её любовь в сердце.

— Нулефер, завтра ты будешь в Конории? — Люси погладила её по волосам.

— В Конории. Я не пропущу гибель рабства.

— Помни о зорких соколах. Твоё изгнание ещё не закончилось.

«Я всегда буду помнить», — сказала она про себя. Помнить, помнить и благодарить короля, который подарил ей эту жизнь, возможность обнимать родных, любоваться их улыбками, чудачиться, прижимать к груди Юрсана, видеть абадон и стоять твёрдой ногой на Абадонии, проникаясь в древние рукописи, ждущие конца своим тайнам.

***

Нулефер в чёрном платье, с чёрным платком на голове и с чужим лицом — заострённым и длинным — явилась в Конорию. Она проверила наличие винамиатиса, глянула в отражение воды, убеждаясь, что оборотное зелье подействовало, попрощалась с проходящим магом и побежала на площадь Славы. Из дворца никто не объявлял, что сегодня будет особенный день, но люди предчувствовали, что именно сегодня рабству наступит конец, долго ходили слухи, что король издаст свой указ в начале фании, видимо, слухи, пущенные намеренно слугами и приближёнными короля.

Был конечник, выходной день. Люди, свободные и рабы, шли к площади Славы. В толпе не протолкнёшься, глядишь, и задавят. Толпа тянулась длинной рекой, увеличивалась после каждой улицы и переулка. Нулефер протискивалась средь бархатных платьев и чёрных грязных лиц, рабы аж со вчерашнего дня сбегали с шахт и полей, чтобы своими ушами королевский указ. Пусть ищут их хозяева по чёрному винамиатису, скоро ошейник спадёт с шеи! Какой-то мужчина схватил Нулефер, прижался влажными губами ко лбу и закричал:

— Свобода, сестра! Свобода!

— Свобода! Свобода! — доносилось повсюду. — Слава свободе!

Рабовладельцы и сторонники рабства молча и хмуро шли вперёд, боясь выкрикнуть иное, за что их мгновенно растерзают ещё сегодняшние рабы.

Дети махали бело-красными флажками, подбрасывали яблоки, раздавали конфеты, женщины делились пирогами и хлебом, мужчины, поражённые восторгом, кидали деньги, щедро делясь небольшим богатством. Звучала музыка, играли уличные музыканты, танцовщицы зазывали потанцевать с ними. Многие люди с ошейниками на шее рыдали и плакали, и сложно было понять, слёзы это радости или горя, что теперь их жизнь изменится коренным образом, впереди лишь тёмная неизвестность.

Нулефер так и не удалось подбежать поближе к дворцу Солнца, её стиснули незнакомые люди и зажали в толпе. Краем глаза она увидела появившиеся на балконе две фигуры — короля и премьера. Винамиатисы увеличивали силу звука, однако в миллионной толпе плохо былы слышны слова. Король зачитывал длинный указ, и вдруг прогремели оглушающие слова:

— Я отменяю рабство и объявляю всех людей, находящихся на территории Зенрута, свободными подданными зенрутской короны!

Толпа разразилась ликованием, плакала, визжала и кричала, торжествовала. Дальнейших слов короля разобрать было невозможно, незнакомец закружил Нулефер в танце, она смеялась и видела, как по небу летают тенкунские летуны, а маги огня запускают огненные шары. Когда она взглянула на балкон, никого уже не было. А толпа праздновала. Грянул уже оркестр, гудели трубы. На крышах конорских храмов забили гонги.

Нулефер, вырываясь из толпы, пошла на маленькие улицы, ей на встречу текли люди. Лица радостные, сияющие, рабы бренчали ошейниками, крича:

— Долой! Долой!

Люди высыпались с уголков и переулков.

— Слава свободе! — вопили рабы.

— Слава свободе! — отвечали свободные зенрутчане.

А ограбленные хозяева, заняв летние столики в ресторанах, мрачно косились на восторженную толпу.

Нулефер добрела до комитета по рабам. К зданию растянулась многомильная очередь. Хромые старики ждали своего часа, опираясь на палку, мужчины купали в луже грязные босые ноги, женщины держали на уставших руках детей. Рабы чаяли лишь одного, чтобы с их шей побыстрее сорвали дьявольские ошейники.

— Мы отмучались, — плакала женщина, прибежавшая в конец очереди. — О, хвала нашим богам!

— Фанеса, занимай место! — молодой юноша взял Нулефер за руку и втянул в толпу. — А вдруг к ночи дойдёт очередь до тебя, и уже сегодня с тебя снимут ошейник!

— Я не рабыня, — улыбнулась Нулефер. — Я просто счастлива за вас. Счастлива.

— Хвала богам! — закричал молодой человек.

— Хвала королю Фредеру! — перекликнул его приятель.

— Хвала принцу Тобиану Самозванному! — заголосил старик.

Очередь росла как льющийся с вершины горы ручей. Люди шли, бежали, предвкушая, как впервые за всю их жизнь шеи вздохнут, почувствовав свободу. А тем временем по стеклу указ короля разносили по всем шести провинциям Зенрута. Безусловно, за один день невозможно снять ошейники с миллионов рабов. Король Фредер предусмотрел это и дал срок для рабовладельцев избавить рабов от ошейника до морона, до начала следующего года. Мудрые рабы сидели на пороге своих домов, курили трубки, не стекались в праздничные толпы, а задумывались о своём будущем. Нулефер услышала разговор хозяина и пожилого раба.

— Поток людей не закончится, — хмурился хозяин. — В конорский комитет теперь с каждой деревни побегут рабы. Ты, Арни, подождёшь ещё шестицу?

— Коли, господин, вы не будете против моего присутствия в вашем доме, — хрипло отвечал раб.

— Живи, сколько хочешь. Оставайся, живи с моей семьёй.

— Спасибо, господин. Нет… Рысьиной провинции моя дочь. Я поеду к ней.

Нулефер, задыхаясь от приливающей радости, просто шла, гуляла по улицам. Вот бы, правда, провести этот чарующий день с семьёй в родной Рыси, поздравить няню Пэлли, подружек Роберту, Сэм, Арру… Как-нибудь в другой жизни. Она же дождалась, она встретила день, когда зенрутчане, жители её родной страны, обрели свободу! Чего же больше желать?

Зудели даже трущобы, беззубые нищие поднимали чашку пива за свободу земляков, остро подшучивая, что ряды оборванцев станут больше. В богатых районах не было судорожного веселья, женщины на скамейках обмахивались веером, мужчины рассуждали про рост цен и спрос на дешёвую рабочую силу, рабы продолжали им прислуживать. Хозяева судачили, увеличат ли они свои аулимы, если займутся судьбой своих освобождённых невольников или же расходы не покроют помощь от государства.

Пока Нулефер проходила мимо толп, она слышала и недовольные шептания, что рабы лягут тяжёлым грузом на уважаемых и свободных людей. Мужчина говорил своей жене:

— Рабов, рождённых от захваченных в прошлом пленников, мы ещё примем в общество, но выращенных нет.

— А как определить, кто выращен, а кто нет? — вздохнула жена. — Поди, перемешалась кровь.

— Да здравствует король Фредер! Король Фредер! — продолжали возноситься хвалебные оды.

Нулефер хотелось воскликнуть, что король Фредер не в одиночку достиг условий для отмены рабства. Ему помогали люди из восстановленной партии Народная сила, члены Отряда Освободителей, зарождённого ещё Грэди и Линдой Каньете, самоотверженные санпавцы, презирающие рабство задолго до коронации Фредера.

На вокзале и в порту стояли новые поезда и судна для рабов, которые не могут оставаться у своих хозяев и хотят начать новую жизнь. Санпава под руководством Джексона и Тобиана ещё за три года до королевского указа освободила рабов на своей территории и дала им пустующие земли. Понятно, что не все рабы захотят отправиться в Санпаву, где жизнь даже в роскошном особняке таит опасности от подземных испарений, токсичных облаков, продолжающегося неурожая и угрозы взрыва вулканов. Таких комитеты обязаны были пристроить в своей провинции.