— Верю, — сказал Тобиан. — Я воочию видел, как Фредер подготавливает почву для отмены рабства. Я лично принимал в Санпаву вольноотпущенников и руководил подготовкой мест для людей, которые обретут свободу после издания указа.

— Зенрут идёт к отмене рабства, — хмуро поправил очки Аахен. — Король не передумает за один день.

— Он в первый же год освободил всех рабов на личных землях королевы Эмбер и Огастуса, — известила Люси. — Я верю Фредеру.

— Верю! — пылко ответил Уилл.

Завтра… Завтра. Завтра. Долгие семь лет Зенрут близился к переломному дню в его истории. Короли прошлого часто обещали отменить рабство, которое, как неумирающая язва, тянулось десять веков. Видели бы рабы, растерзавшие Неонилиаса и его семью, что потом их потомки забудут наказы предков и возродят чудовищную эпоху…

Завтра. Король Фредер семь лет создавал условия для мирного уничтожения рабства. Запретил выращивание людей, освободил всех младенцев и детей из приютов для рабов, подготавливал опустевшие земли в Санпаве для принятия новых жителей, поощрял хозяев, которые сами отпускали рабов на волю и материально поддерживали их на вольном пути.

— Опять ты! — Тобиан схватился за стакан с вином.

Чёрная собака обмахивалась хвостом о его ноги. Но едва Тобиан привстал, чтобы отогнать её, она сама же умчалась вон.

— От тебя вкусной едой пахнет. Вот за что ты её прогнал? Зверь есть хочет, — запричитал Аахен.

— Я утром позавтракал салатом, и у меня конфеты даже нет. Какой запах? Псина точит на меня зуб. Ей явно что-то нужно от меня, — угрюмо сказал Тобиан. — Я должен понять, что. Должен.

— Сиди, — Люси схватила его за руку. — Завтра ты нужен Фредеру, а незнакомая собака справится без тебя.

— В кабаке есть зверовещатели?! — воскликнул Тобиан и усмехнулся тихим голосом: — Надо звать Джексона.

— Раз речь зашла о губернаторе Марионе, — нетерпеливо спросил Аахен, — когда он собирается увидеть Абадонию? Всё обещает, обещает.

— Не в этом году, и, может быть, не в следующем, — Тобиан краем глаза смотрел на открытую дверь кабака, возле которой торчал чёрный хвост. — На его плечи возлягут скоро новые санпавцы — освобождённые рабы, которые после указа будут без дома, денежных средств и работы в своём городе. Это каждого нужно пристроить. А вчерашние рабы это вам не котята. Они и отказываться от работы начнут, многие почувствуют себя лишним в вольном мире. Санпаве нужны люди, но от людей всегда одни проблемы. Аахен, можешь не ждать фанина Мариона на Абадонии ближайшие годы. Он мечтает попасть на остров и увидеть таинственные храмы, вступить на землю, по которой ходил Агасфер. Но на первом месте у Джексона Санпава, а за ней его семья: Делия, маленький ребёнок, престарелые тётя и дядя, которых он навещает в Тенкуни. Джексон уже не страдает тайнами магии как раньше, он грезит о семье с четырьмя или пятью детьми, о домашнем тепле, о чистом воздухе и чистой воде, — Тобиан, косясь на дверь, вздохнул и добавил со стыдом. — Я не верил Фреду, а не прошло и четырёх месяцев, и он освободил Делию Швин и Кэлизов.

— Люси, — сделав глоток чая, спросил Уилл, — твои родители думают скрепить свою семью по канонам церкви? Семь лет уже свободные люди.

— Брак родителей законный, — сказала Люси. — Свалоу всегда приглашали священника, когда мужчина и женщина хотели образовать семью.

— Мама! — Оливер потянул Люси за платье. — Вишенка!

Сын протягивал маме вишню, покрытую сахаром. Она была ещё и в сладком креме. Оливер пальчиками вытащил её из пирожного.

— Мама, для тебя вишенка.

— Спасибо, рысёнок мой, — и Люси слопала сочную вишню.

Оливер пошёл в мать: рыжий, зеленоглазый, маленький и хрупкий. От отца досталась резвость. Пока родители разговаривали с друзьям, он напевал песенку про лошадь и дрыгал ногами. Оливер взялся за второе пирожное, вытащил вишню, голодно облизался. Но есть не стал. Он спрыгнул со стула и пошёл к коляске.

— Юрсан, держи. Все едят, а ты не ешь.

Юрсан не спал, он спокойно смотрел в потолок, думая о чем-то важном, ведомом только младенцам. Над коляской возникло улыбающееся лицо Оливера, незнакомый мальчик показал ему яркую и душистую вишню. Юрсан не сдержался и радостно завизжал, тряся ручками.

— Оливер, рано Юрсана угощать вишенкой. Он кроха, поменьше тебя будет, — добродушно погладила мальчика по голове Нулефер.

— А кого мне угостить? Папа, тебя? — спросил Оливер, задумчиво надув щёки.

— Меня! — оживлённо сказала Нулефер.

Аахен ухмыльнулся:

— Не отнимай у детей вишни и конфеты.

— Папа, мама, я хочу лошадку! — неожиданно выкрикнул Оливер. — Волшебную!

Люси посадила Оливера на колени, провела рукой по волосам.

— Мы покажем тебе лошадку. Обязательно покажем, рысёнок, — зашептала она и запела тихую песенку.

Оливер смотрел на лицо мамы, а потом задорно засмеялся. Люси качала его на коленях, пела, рассказывала про удивительных тенкунских магов, а Оливер засыпал её вопросам, хлопал, восторженно восклицал. Он спрашивал, кто ещё хочет съесть его пирожное, с кем можно поделиться сахарными ягодами и фруктами.

Нулефер наблюдала с улыбкой за играющими матерью и сыном. Теперь она видела Люси сияющей, обласканной счастьем и удачей на каждой встрече. Многие говорили, что Люси не выдержит жизни с принцем, да ещё с принцем, который отдаёт себя целиком недужной Санпаве. А Люси, как только обменялась с Тобианом кровью и дождалась освобождения своих родителей, перестала грустить. Она жила в Санпаве, трудилась ради Санпавы, творила ради Санпавы. Тобиан, став правой рукой помилованного и восстановленного Мариона, руководил возрождением провинции, залезая в самые опасные места, надзирал за обустройством вольноотпущенников, Люси взяла на себя немного, лишь заботу о санпавских детях. Её ласково называли «сестрёнка Люси Кэлиз», хотя она носила фамилию Афовийских. Но, не будучи принцессой, Люси запоминалась людям как смотрительница приютов, жертвенная «сестра» для покалеченных и осиротевших малышей.

— Уилл, — заговорил Аахен, жадно откусывая большой кусок мяса на ножке утки, — про тебя не слышно. Как ты сам? Когда мы отправлялись в Абадонию, ты нас провожал с Тэйли Милгус. Как ваша жизнь?

— Магия нас разделила, — Уилл высушил залпом стакан чая. От вина он отказывался, несмотря на бесполезные попытки Тобиана напоить его. — Тэйли предана Тенкуни, я Зенруту. Тэйли вступила в Магическое братство, чтобы её магия служила Тенкуни, а моя магия служит Зенруту. Тэйли хочет продолжить род магов, а я отказываюсь покидать манаровскую страну. Наши пути разошлись. Я ведь зенрутчанин, никогда себя не считал частью великого магического круга, что подчиняет себе уклад манаров.

— Как ты сам?

— Этот год весьма тяжёлый. Посещаю с Фредером каждую провинцию, каждый город, он без сна работает над законом, и я с ним. В свободное время, как обычно, я с Цубасарой. Она отчаянно просится в Санпаву, даже пустоглазом выучила, где на карте Санпаве, тыкает лапой и просит, просит. Приходиться мне перемещаться в Санпаву и гулять с мамой.

— Ибо в Санпаве её соплеменники показали себя демонами и дали понять, что не зря боги прокляли их предков, — вздохнула Нулефер.

Юрсан беспокойно заворочался в коляске. Нулефер взяла его на руки, чтобы он не расплакался.

— Почему вы назвали сына Юрсаном? — поинтересовался Тобиан.

На лице задумчивого Аахена появилась тень улыбки.

— В честь человека, подарившего нам целый мир. Когда родился сын, мы, не задумываясь, подарили ему имя Юрсана. Вы с Люси тоже вложили смысл в имя вашего ребёнка?

Тобиан засмеялся.

— Нет. Мы сидели в саду, сидели под оливковым деревом и решили, пусть он будет Оливером. А если девочка, то Оливия. Мы не придавали имени глубинный смысл. Нулефер, Аахен, — Тобиан провёл по ним взглядом, — вы слышали, что мой брат ожидает наследника? Фред меня сильно оглушил, сказал, что хочет назвать первенца, если родится сын, в мою честь! Ещё одним Тобианом Афовийским! — лицо исказилось недовольной гримасой. — Нет уж! Я сразу заявил, что против этого имени. Хочу быть единственным Тобианом в нашей семье. Не люблю тёзок. И кому нужна путаница в двух Тобианах?