— Здравствуй, дитя, — он поприветствовал Тину.

— Я не дитя, мне уже шесть! — гордо ответила девочка. — Здравствуйте, фанин Марион. Я вас давно не видела. Где вы были? Почему бросили Живчика?

— Я… Были проблемы…

Джексон почесал голову, не зная, как ответить ребёнку, что он в заточении ждал казни, и перевёл внимание на невольника, который длинной метёлкой подметал дорожку у дома.

— Фанин, я приехал к вашей госпоже Элеоноре Казоквар. Позовите её.

— Можете называть её Свалоу, через месяц она перестанет быть моей женой, — на крыльце показался молодой мужчина в прогулочном чёрно-белом жакете из чёрного бархата с вышивкой, в руке он держал длинную папиросу.

Раб при появлении хозяина склонил голову, отошёл в сторону и перестал подметь двор, застыв неподвижной фигурой.

— Вы Джексон Марион? — уточнил мужчина.

— Я не похож на себя? — усмехнулся Джексон.

— Я не слежу за политикой и не знаю, как выглядит Марион. Элеонора говорила, вы можете приехать за собакой… Проходите, забирайте своего питомца.

Мужчина равнодушным знаком руки пригласил его в дом. «Эван Казоквар», — со злостью подумал Джексон. Он ненавидел всю их породу. Одного напуганного взгляда раба, брошенного на хозяина, хватило, чтобы Джексона проняло гневом. Когда-то он мечтал, что после свержения Афовийских новое правительство во главе с Эйдином и с марионеточным королём Жоао поведёт Казокваров на эшафот одними из первых. Но эшафот достался ему.

Эван вприпрыжку скакал по высоким лестницам и молчал весь путь. Джексон, стиснув зубы, с болью поднимал ноги на ступенях. Оказавшись на втором этаже, он рассмотрел просторный холл, линейчатый узор пола, стены, увешанные изысканными картинами в кипарисных рамах. Что там Эван сказал, Они разводятся? Когда он в последний раз видел Элеонору, она мечтала проникнуть в лоно Казокваров и стать частью их королевства, созданного на боли и страданиях других.

— Элеонора в моём кабинете. Будет убивать — зовите меня. Я приду на помощь, — сказал Эван.

— За что меня убивать? — посмеялся Джексон.

— За собаку. Элеонора обезумела на любви к вашей псине, — с прежним равнодушием отвечал Эван. — Удачи. Зовите меня.

И отворил дверь, забыв постучаться для приличия.

Элеонора стояла возле стола и убирала в чемодан бумаги и книги. Женщина готовилась к отъезду. Кабинет был уставлен чемоданами, сумками, ящиками. «Боюсь представить, что у неё в комнатах». Она не сразу заметила гостя, но когда Эван кашлянул, Элеонора подняла голову и встретилась взглядом с Джексоном, её лицо сперва застыло в ужасе, затем налилось краской, глаза вспыхнули ненавистью.

— Эван, выведи этого мятежника и изменника немедленно!

— Фанеса, я прощён Его Величеством, — Джексон прошёл в кабинет. — Где же моя любимая собака?

— Эван!

Но Эван молча вышел и закрыл за собой дверь.

— Фанеса, я хочу поблагодарить вас за заботу о Живчике, — Джексон достал кошелёк с купюрами. — Мне рассказали, что именно вы спасли его от улицы, кормили и заботились всё время, пока мы были с ним разлучены. Никакими словами мне не передать свою благодарность. Вы спасли моего друга, моего младшего брата, моего сына.

Элеонора отмахнулась от денег.

— Они мне не нужны.

— Как вас отблагодарить, фанеса?

— Оставьте Живчика. Он мой пёс, — отрезала она.

Джексон убрал деньги и покачал головой.

— Элеонора, он мой пёс. Сегодня я возвращаюсь в Санпаву. Я забираю Живчика с собой.

Его окинули испепеляющим взглядом. «Вот что видела перед собой королева Эмбер», — внезапно подумал Джексон и представил, как Элеонора загорается кровавым пламенем и вонзается в него.

— Я не отдам вам Живчика. Он теперь мой. Вы потеряли его. У Живчика новый хозяин. Убирайтесь!

— Пока вы меня не сожгли? — Джексона насмешил горячий пыл Элеоноры. Впрочем, его всегда забавляла чужая злость. — Остыньте, Элеонора. Покажите же мне мою собаку.

— Живчик — мой. Я вам не понятно сказала? Я не отдам его! Как говорите? Сказка закончилась!

— Сказ окончен.

«Это тяжелее, чем казалось». Нулефер Свалоу рассказала о глубокой привязанности сестры к Живчику, как та пестовала, как возилась, как общалась с псом будто с человеком. «Она вам не отдаст Живчика», — пригрозила Нулефер на другом конце стекла. Помнится, Элеонора брезгливо фыркала, когда пёс мирно дремал, растянувшись на полу. Вдали от глаз Джексона бурчала, что Живчика нужно выставить вон, а то и пристрелить, чтобы своим мерзким видом не пугал людей. Джексону до сих пор не верилось, что его пса приютила именно Элеонора.

— Почему, фанеса? — Джексон разыграл наивность и всплеснул руками. Злющая женщина, давно он таких не видел. Вот и проверит остроту языку, вспомнит былое.

— Потому что вы его бросили, предали! А я спасла ему жизнь! Это моя собака!

Джексон рассмеялся.

— Не бросил, а меня арестовали. Не ваша собака, а моя. Это подтвердят многочисленные свидетели, что пять лет он был моим псом, пока меня не посадили в Пинийскую крепость. А за спасённую жизнь Живчику я всё ещё хочу вас отблагодарить. Эх, Элеонора, не злитесь, на вас же дети смотрят. Их у вас теперь двое. Младший сын принадлежит роду известных на всю страну рабовладельцев, а отец старшей дочери кто, напомните? Донор на заводе по выращиванию рабов?

— Какое это отношение имеет к нашему обсуждению? — спросила Элеонора.

— Мать заботится о детях, а не о собаках, когда разводится с мужем.

— Мои дети защищены! И не смейте про них говорить! — задыхаясь, выдавила Элеонора.

— Не нужны мне ваши дети. Приведите Живчика, я расплачусь с вами за заботу о нём деньгами или, коль не хотите денег, добрым словом и уйду. Почему мы ругаемся, Элеонора? Я брат Живчику, вы сестра. Мы, выходит, семья.

— Мне думалось, человек, прошедший пытки, научится держать язык за зубами.

Джексона пронял холодный страх, который сжал сердце, горло, почудилось, что в исполосованную спину снова врываются острыми ножами и плетями. Элеонора заметила его мелкую дрожь и громко хмыкнула.

— А вы не обучаемы. Джексон, я понимаю вашу любовь к Живчику, но вы потеряли своего пса. Надо было думать о его судьбе до восстания Эйдина. Вы могли позаботиться о нем, отдать друзьям, с Идо Тенриком переправить его в Тенкуни к родственникам. Вы могли найти Живчику кров, где он дождался бы вас. Но вы поступили как бездушная мамаша, бросающая младенца на дороге. Вы не достойны Живчика. Я его не отдам.

Джексон пожал плечами:

— Я был слишком самоуверен в себе и в своей победе.

— Пожинайте её плоды.

— Элеонора, приведите Живчика, — стиснув кулаки, настойчиво потребовал он.

— Нет.

— Почему же вы бьётесь за него? На вас непохоже, чтобы вы привязывались к мерзкой псине. Так вы его называли.

В дверь постучались и заглянули.

— Нужна помощь? — обеспокоенно спросил Эван.

Джексон улыбнулся.

— Нет, мы справимся. Но спасибо за помощь.

Когда дверь закрылась, Джексон повторил вопрос.

— Элеонора, зачем вам нужен мой Живчик? Какова причина вашей привязанности к нему?

— Я его полюбила. Представляете, на такое я способна, — Элеонора взяла связанную кипу бумаг и резким движением положила в чемодан.

Джексон усмехнулся:

— Не рассказывайте басни. Я видел столько обмана, что себе перестал доверять. Не врите, Элеонора. Вы могли полюбить моего пса, но держитесь за него не из-за любви.

— Фанин Марион, вас много лет назад как-то истерзал медведь, но вы не уяснили урок. Тимбер Рэдликс тоже был плохим учителем?

Его снова окатили как из ведра. Горло схватили с яростной силой, язык онемел, в глазах засверкало. Он вновь оказался в тёмных застенках наедине с Рэдликсом и Огастусом. Джексон сжался, отскочил назад. Элеонора взирала на него с тем же чудовищным желанием, которое он читал в глазах своих тюремщиков.

— Когда я узнала из газет о вашей трагичной судьбе, — улыбнувшись, она продолжила, — я взялась за ваше прошлое. Тимбер Рэдликс, он много рассказал мне после нашего знакомства. Мы не один день провели в ресторанах, в парке, я даже была у него в гостях. Он рассказал о вашей напускной браваде в те дни, когда вы верили, что Эмбер помилует и отпустит вас, о ваших спектаклях, достойных театральной награды, в которых вы жаловались, что умираете с голоду и жажды — вам сегодня не принесли заморского вина. А потом день за днём от вашей самоуверенности отбивали кусочки.