— Сын, ты же на моей стороне! — завизжал Геровальд.

Дверь была открыта, регент и пустоглаз выкатились в коридор и остановились, когда коснулись чьих-то ног.

— Геровальд, Геровальд! Ещё на троне сидишь, — всплеснул руками Джейгард.

Регент поднялся на ноги, отряхнулся, застегнул жилет и сделал обидчивую гримасу.

— Джейгард Апекатский, вызываю вас на ковёр. Вы учите короля подшучивать над его отцом.

— Я только рассказываю ему, каким был его отец, — поддразнил младший брат.

Геровальд невольно прыснул от смеха. Джейгард погладил пустоглаза, приветствуя его, пожал руку племяннику и развязно встал у стены. Оставались последние часы с Сальварой, Джейгард пришёл, чтобы поддержать брата и племянника в такой трудный для них день.

— Папа, дядя, почитайте мне эту книжку! Нет, я сам почитаю! — Сиджед вздёрнул носик и засиял улыбкой.

Сальвара раньше отца и дяди понял, что хочет его маленький друг, поднял короля на руки и протянул к шкафу. Сиджед взял толстую книгу, первый том истории Камерута, когда его земли были ещё частью могучей и легендарной Зенрутской империи.

— Я почитаю, а Салли послушает, расскажет друзьям на Абадонии! — вскрикнул Сиджед. — Нет, передумал! Папа, позови учителя тенкунского, поболтаю с Салли. Позови учителя древнетенкунского! Салли больше любит старые языки. Папа, а на Абадонии запомнят нас?

Сын щебетал, не умолкая. Он по-своему прощался с Сальварой, думал, что расставание будет недолгим, они скоро увидятся, снова поиграют, Сиджед даже застанет Сальвару в образе человека. К этому времени он будет чуть старше, поэтому надо быть умнее, сильнее, удивить Сальвару-человека своими знаниями и умениями. А ещё, когда пройдёт очень много времени, ему предстоит занять отцовский престол и встретиться с хранителем зенрутского принца Уилларда, единственным другом в период его заложничества.

В душу сына Геровальд не мог залезть, боялся, что тот ужас Сиджед никогда не забудет, ребёнок лишь прячет свои тревоги, но отцовская любовь, внимание дяди, забота Сальвары, уход няни пытались унесли боль и страх, которые пережил Сиджед в заложниках. Про Тимера и Карла он не вспоминал, но про Эмбер сказал как-то Мариэлле, когда няня укладывала его спать: «Я не буду убивать королеву Эмбер, когда вырасту. Я прощаю её. Камерут и Зенрут должны подружиться ради наших народов».

Король Камерута не ведал, что зенрутская королева убита, а её сын уже не принц. Фредер — правящий монарх, одержавший победу в Санпавской войне.

Шестицу назад в Намириане состоялось подписание мирных договоров между Зенрутом, Камерутом и Иширутом. На этом процессе присутствовали в человеческом обличие все абадоны, похищенные с острова, в том числе и Сальвара. Они восседали на высоких, специально отведённых для них местах рядом с Леокуртом Твереем, его ближайшими советниками и тремя недавно избранными старейшинами. Манаровские страны представляли не короли, как желали в начале абадоны, а генералы и военные министры. Так устроено государство: монарх незыблемо правит, генерал принимает победу или поражение. Абадонам, к счастью, не удалось нарушить этот вековой порядок.

Поверженным странам пришлось отказаться от притязаний на Санпаву и на щедрые дары её земли. Старый договор, позволяющий войскам Камерута занимать Санпаву, был уничтожен. Геровальд приказал вывести крошки своих оставшихся частей. Так закончилась эпоха, когда Камерут питался чужими ресурсами. Проигравшие успокаивали себя, что и Зенрут ничего не выиграл: он получил лишь пустыню да стихийные бедствия, ораву голодных и бездомных людей. Все квиты. Но люди, сделавшие хоть один шаг на санпавскую землю после победы над Онисеем, утверждали, что ощущают всем телом зарытую в санпавских недрах колоссальную мощь, силищу, способную и манара превратить в мага.

На этом мирном договоре страны Зенрутской империи принесли слова прощения абадонам, ещё раз признавая их победу над родом вечных людей. Абадоны тоже извинялись и посыпали голову пеплом за своего кумрафета. Но что были эти сожаления перед горами трупов?

После заключения мира Тенкуни предъявила манаровским странам счёт по долгам.

Абадоны уходили с процесса триумфаторами. Манаровские генералы, даже зенрутские победители, — опустошёнными и разбитыми.

Уже шестицу шёл обмен пленными. Солдаты и младшие офицеры мечтали побыстрее увидеть свой дом, обнять родных, высшие офицеры с трудом передвигали ноги и закрывали фуражками лица. На лбах командиров, которые сдались, спасая от неминуемого уничтожения своих подчинённых, зияли позорные клейма. Некоторые офицеры сдирали с себя кожу, поджигали абадонскую метку, пусть будут уродами со шрамами, но без клейма. Одним из калек в ближайшем кругу Геровальда был и генерал Нанцирский, потерявший и руку, и лицо. «Ваш лик изуродован, но сохраните честь, — сказал ему Геровальд, стараясь утешить своего министра, когда тот подал ему прошение об отставке. — Вы остаётесь со мной. Камерутская армия должна возродиться. Вы тот человек, на которого я могу надеяться». Геровальд не расставался с покалеченными слугами и полководцами, в отличие от иширутского соседа. Никому не известно было, что произошло между Иги и генералом Шенрох, но сразу после окончания войны любимец иширутского короля оказался в темнице и должен был дожидаться казни… за измену. Через несколько дней с помощью верного тенкунского адъютанта изувеченный Шенрох бежал, его след затерялся в Гайруте, ещё одном детище великой империи. Изуродованный, отверженный, одинокий, знаменитый изменами зенрутской королеве и иширутскому королю, Шенрох вновь отправился на поиски своего дома.

В тот день, когда манаровские страны подписали мирный договор, Сальвара снова вернулся в Камерут. Для абадоны дорог каждый миг, когда он предстаёт человеком, и эти заветные часы Сальвара решил посвятить своему другу и его сыну. Они с Геровальдом прошли много часов пешком по саду Зимнего дворца, разговаривая обо всём на свете. Они и присоединившийся к веселью Джейгард играли в непос, смеялись над весёлыми сказами на стекле, наслаждались праздничной камерутской кухней, катали на плечах Сиджеда и рассказывали ему забавные истории. Геровальд внимательно смотрел на Сальвару, слушал его речи на старом языке и не переставал поражаться огромной пропасти между их мирами. Не нужно создавать машину времени, чтобы увидеть, какими были далёкие предки. Они все прикованы проклятьем на заколдованном острове. Разница между временами ощущалась даже не в речи, не в мышлении и мировоззрении, а простых вещах: во владении чернильной ручкой, в зажжении спички, в поведении за столом.

Сальвара был пленником времени — живя в одну эпоху, он не мог покинуть черту прошлого. Сальвара родился с мыслями и памятью людей, что жили тысячу лет назад, их сознание стало его сущностью.

Но дружба была сильнее и ярче временных границ. И пусть между Геровальдом и Сальварой дорога занимала десять веков, они её преодолели.

Когда приблизилась полночь, Сальвара взял руку регента и сказал:

— Друг мой, навещай меня на Абадонии. Я буду ждать тебя и сына твоего. Мы не прощаемся. Я жду вас в гостях.

— Я приеду к тебе, Сальвара, — ответил Геровальд. — Слово короля и обещание друга.

— Заботься о Сиджеде. Взрасти его великим мужем и королём. Взрасти человеком.

— Человеком. Да, Сальвара, человеком, — сосредоточенно подумал Геровальд. — Ты показал мне важность человечности. Я буду опорой для моего сына. Обещаю, Сальвара.

— Что есть помысел без претворения в жизнь? Пустой звон, — задумчиво протянул абадона.

— Сальвара, ты в моём сердце навсегда.

«Навсегда», — заулыбался Геровальд, глядя на взъерошенного пустоглаза, ласкающегося к Джейгарду.

Он взял на руки Сиджеда и пригласил брата к себе в кабинет, мальчик тотчас свернулся клубочком на руках у отца. Пирожков на кушетке было ещё много, хватит на четверых. Но больше… Мариэлле не хватит. Геровальд велел позвать няню, заодно велел принести творожно-яблочных пирожков и для неё. Когда пришла девушка, регент торжественно объявил о полднике. Последний, который они проведут с Сальварой.