— Нулефер, ты идёшь в музей? — Аахен вывел её из раздумий.
— Какой музей? С пустоглазами? — удивился Тивай, когда Аахен махнул рукой шумной стае.
— А что здесь такого? — удивился Аахен будто у него спросили, почему он берёт с собой в музей не глупых пустоглазов, а компанию человеческих друзей.
— Так они животные, — Тивай переминался с песчаной ноги на живую. — Ничего не поймут, только разрушат музей.
— Пустоглазы ничего не поймут, соглашусь. Но через шестицу превратятся в человека и насладятся увиденными произведениями искусства.
— Ты ради их культурного развития разгромишь музей? — скривился Тивай.
— О, Аахен будет внимательно следить за пустоглазами! — воскликнула Нулефер. — Мы уже были в музее.
Она решила смолчать, что в прошлый раз взбалмошный пустоглаз всё-таки поцарапал одну картину.
— Всё будет на высшем уровне! — пообещал Аахен.
Внезапно его счастливое лицо переменилось, взгляд потемнел, Аахен сдавленно произнёс:
— Он едет…
Послышалась летающая карета.
— Кто это? Кого ты боишься? — спросил настороженно Тивай. — Онисей восстал из мёртвых?
— Хуже. Мой отец летит.
Карета главы Магического братства покружилась над их головами, пустоглазы беспечно попрыгали, пытаясь поймать рукой её край. Она остановилась в метре от них, опустилась, завывая, и открыла свои двери. К Аахену пожаловал не просто отец, а вся его семья: мама, Лора, Джая и будущая тёща Ханна. Пустоглазы истошно закричали, когда увидели казарку.
— Цыц! — прикрикнул Аахен. — Не трогать курицу! О, отец, мы так хорошо отдыхали…
Леокурт потрепал Мегуну по голове, наслаждаясь коротким моментом, когда он оказывается выше неразумного зверя. Невозможно забыть, что и его, великого Леокурта Тверея, абадоны заставили содрогнуться от ужаса и уверовать в беспомощность.
— Здравия желаю, господин Тверей! — Тивая вытянулся по струнке и отдал поклон главе братства.
— Будьте здоровы, подполковник Милгус, — в уголках глаз Леокурта сузились морщинки. — Рад видеть вас таким счастливыми и беззаботным. Вольно, Милгус!
— Ты снова со своими обезьянами, братец, — Лора показала пустолазам поднятой рукой команду «сидеть», но они не ворохнулись. У них был только один старейшина, даже членов его семьи они воспринимались не более, чем приятелями стаи.
Аахен злобно моргнул.
— Ты сама обезьяна! Пустоглазы это совершенно иной биологический вид. Вчера на собрании зоологов мы приняли решение отделить пустоглазов от обезьян и сформировать новый подотряд приматов.
— Потерянный для человечества человек. Потерянный! — запричитал Леокурт, целуя головку кричащей от страха Джаи. — Потерянный!
Аахен выпрямил спину, нервно сглотнул. Он ещё не рассказывал о своём решении родителям, посвятил только Нулефер.
— Отец, мама, завтра с абадонами с покидаю вас. Я отправляюсь на остров и неизвестно, когда вернусь. Я буду держать между вами связь, ведь мой долг проверять, чтобы абадоны, которых потом привезут вам для морских путешествий, жили как высокие и дорогие гости. Прости, отец, я был твоим наследником, мог стать тенкунским старейшиной, самым главным человеком в мире, но я хочу быть старейшиной у… — Аахен едко причмокнул, — у обезьян.
Нулефер ждала, что Леокурт сурово соединит брови, но глава Магического братства улыбнулся и похлопал сына по плечу.
— Не стыдись своего пути, сын. Ты представитель великого народа. А я горд, что мой сын нашёл своё признание. Больше всего я мечтаю, чтобы мои дети жили, не предавая свои убеждения. Ты нашёл своё место среди абадон, заслужил их почёт словом и делом. Мне бы брать с тебя пример.
Ханна, улыбаясь, взяла руку Нулефер.
— Церковь разрешила вам заключить брак.
Нулефер обняла маму. Она знала, что тенкунская церковь Пятнадцати богов, запрещающая браки между магами и манарами, даст согласие, ведь Нулефер родилась с магической силой. Но доля страха до последнего преследовала её.
— Когда намечаете свадьбу? — спросила довольная Даития.
— Поженимся возле храма в Абадонии! — закричал Аахен.
— Нет, — возразила Нулефер, — после возвращения в Тенкуни. Я хочу, чтобы на нашей свадьбе была моя подруга Люси, брат Уилл и… если захотят… папа с Норой.
Улыбка исчезла. Прошёл год, как родные отреклись от неё. Дадут ли отец с сестрой ей второй шанс? Нулефер бы явилась к ним, поговорила, но дорога в Зенрут закрыта. Тайно она виделась с Уиллом и Люси, но то брат и близкая подруга. А Нора может и сдать её полиции. Второй раз Фредер не помилует её… И отец, кто знает, как он примет дочь?
— Я поговорю с Норой и Оделлом по винамиатису, — сказала Ханна. — Отец тебя любит. Знай, он любит тебя.
Нулефер знала. Ведь он убил человека ради той, от которой громко отрёкся. И спас ей жизнь.
Она зябко прижалась к маме, вспоминая тот день и своих прошлых братьев, соратников, членов Кровавого общества. Вчера казнили Карла Жадиса. Суд прошёл над ним очень быстро, в условиях военного времени Карлу запретили подавать на апелляцию. Приговор исполнили на следующий день. Казнь. Карл так надеялся на огромную публику, на освещение его смерти в сотнях газетах и по стеклу на весь мир. Но Карла казнили тихо во дворе Пинийской крепости. Свидетелями его ухода были только солдаты-стражники, врач, подтверждающий факт смерти, и прокурор. Ему не дали даже сказать прощальное слово. Карл умер молча, забытый всеми поклонниками. Похоронили его в общей могиле с бродягами.
Когда никого не было рядом, Нулефер поплакала над его судьбой, поплакала и над Тимером Каньете, чьё растерзанное тело нашли в трущобах Зенрута. Всё же они были её друзьями, она делила с ними кров и пищу, а Тимера даже немного любила как своего учителя. Нулефер не верила в божественное происхождение Тимера и в его предначертание быть пророком, но ей нравился мистический дух и невероятная энергия, исходящие из Тимера. Хотелось идти за ним до конца жизни и величать хоть самим богом, если он попросит. «Он должен был погибнуть достойной смертью», — плакала Нулефер. Никому, даже Аахену, она не рассказывала о своей скорби.
Сердце разрывалось болью от противоречий. Её друг мучительно погиб, но Зенрут теперь спасён. Зенрут спасён. От таких чудовищ, как она.
Аахен стиснул Нулефер в поцелуе, разжал губы и таинственно произнёс:
— Хорошо, поженимся в Намириане, затем вернёмся на остров. Наш первенец будет зачат на Абадонии. Я хочу проверить, как скажется магия острова на ребёнке от простого мага и полуабадонки.
— Я не готова к детям и ещё несовершеннолетняя, — возмутилась Нулефер. — Я хочу подождать несколько лет.
— Второй наш ребёнок будет зачат на манаровской земле. Интересно, достанется ему магия как при переселении души? — Аахен не слышал Нулефер и закрыл глаза, погрузившись в мечты. — А третьего создать можно уже в Тенкуни.
Нулефер оттолкнула его.
— Ты безумец! Маньяк!
Леокурт положил руки на плечи Нулефер.
— Будущая невестка, я предупреждал тебя, что мой сын неисправим.
Ханна с вызовом взглянула на главу Магического братства.
— Моя дочь неисправимее, дорогой сват.
— И поэтому мы вдвоём посвятим жизни Абадонии, — сказала Нулефер.
Ей часто попадались безумцы. Но безумец Аахен оказался самым родным.
— Аахен, пошли в парк, к рододендронам, — попросила Нулефер. — Это наши цветы, которые даже в лютую зиму остаются зелёными.
Он кивнул, соглашаясь. Как только они взялись за руки и побрели с пляжа, пустоглазы издали визг, всполошились и кинулись за своим старейшиной. Верещащие, воющие, рычащие, они обгоняли друг друга, вырывались вперёд Нулефер и Аахена, но то и дело оглядывались назад: а старейшина идёт за ними? Даже Мегуна и Хелез признавали превосходство Аахена на чужой земле, на которой они только гости, бывшие пленники.
Нулефер обернулась, посмотреть на маму и Леокурта, попрощаться с ними глазами, и увидела Тивая, подошедшего к главе братства. Леокурт, держа Джаю, по-дружески похлопал его плечо и сказал:
