— Явились, — буркнул Онисей. — Аще нет конца войны. А вы явились!

— Онисей, друг мой, кумрафет наш, куда ты зашёл?! — с болью воскликнул Мегуна. — Абадоны измучились на войне. Конец должен приити. Короли подпишут завершение рати, слезами отметят свой позор. Мы же посмеёмся над ними, возрадуемся победе народа абадонского и возвратимся домой героями, умытыми кровью.

— Мало крови, Мегуна, мало, — язвительно сказал Онисей.

— Мы залиты ею на века, — ответил Мегуна. — Короли сдались.

— Я ратую за Зенрут. Его враги не сдались!

— Сдались, — утвердил Мегуна. — Мы ждём тебя. Абадоны ждут тебя. Не предавай нашего доверия.

— Оно предано, — проворчал Фекой. — В тот миг, когда ты наделил болью Хелеза.

— Сея вина на нём. Старец был неповоротлив, слаб. Он должен мыслить о жизни и смерти, об упокоении души, а не злословить на бранной земле. Абадона не убивает абадону. Я помню. Помню. Помните и вы, что есть истинный абадона.

— Онисей, короли сдались, — сдержанно повторил Мегуна. — Успокой свой гнев, выполни обещание, дай королям встретиться и подписать конец войны. Так ты возжелал в день, когда убил Ваксму Видонома.

— Враги Зенрута не сдались!

— Сдались!

Уиллард вылетел перед Мегуной. Он долго вглядывался в Онисея, затем снова произнёс:

— Враги Зенрута сдались. Санпава осталась за ним. Я свидетель, как король Иги и король-регент Геровальд объявили о капитуляции и отказались от всех прав на Санпаву. Поверь мне, сыну Цубасары. Враги Зенрута сдались. Война завершена.

Онисей удивлённо заморгал.

— Сын Цубасары… В былое время се гордо звучало. Ныне сын Цубасары — раб, пёс презренный, даже не человек. Человек тот, кто пса в себе убил. Я узрел тебя в темнице, скованным рабским ошейником. Раб герцога Огастуса, как я могу надеяться на твои слова?

— Ты избрал Уилларда своим гласом, рабство его не зрел! — закричал Агэм.

— Огастуса убили. Я уже не его раб, — ответил Уилл. — Я посланец наследника зенрутской короны кронпринца Фредера Афовийского и посланец абадон. Говорю тебе, кумрафет, враги Зенрута сдались.

Онисей хрустнул каменными костяшками рук.

— Огастус, Фредер… Один муж сменяет другого. Идеже Эмбер? Ей я клялся убить врагов Зенрута.

— Эмбер убили. Цубасара забрала её жизнь. Теперь наследники Зенрута принц Фредера и принц Тобиан, его брат, считавшийся мёртвым.

Онисей будто вздрогнул, когда услышал имя Цубасары и узнал про её месть. Спесь на некоторое время покинула его недовольное лицо. Но затем рот растянулся усмешкой.

— Враги Зенрута сдались, — так же отчаянно заявил Уилл. — Онисей, довольно убийств.

— Враги не сдались! — заорал кумрафет.

— Сдались.

— Не сдались!

От его рёва задрожала земля. Поднялась пыль и впитала в себя отблеск солнца, освобождённого абадонами воздуха.

— Эмбер и Огастус нарекли врагами своими санпавскую землю и санпавский люд. Я всё внемлил, когда был бессловесным пустоглазом. Санпава предала Зенрут, её народ духом мятежным объят, воздвиг себе нового короля. Санпава — враг Зенрута. Я клялся уничтожить зенрутских врагов. Вот они: Санпава. Враг. Сердце мятежа и непокорности. Зарождение войны трех королей. Хранилище сероземельника, поработившего древнюю магию. Я изничтожу Санпаву. Я клялся зенрутским королям умерщвлить их врагов. Воины камерутские могут сдаться. Санпава лишена слова, и я изничтожу её.

Вода за Уиллом поднималась, жёсткой стеной заграждала абадон.

— Новый правитель Зенрута кронпринц Фредер, а также брат-преемник его прощают Санпаву. Она больше не враг Зенрута.

— Когда мы с Эмбер и Огастусом речи молвили, не исходили слова о прощении. Было лише поражение врага. Собери передо мной весь санпавский народ, все милльоны человек. Всех. Они падут на колени, и я приму их поражение и унижение. Король Геровальд сдался. Король Иги сдался. Санпавский народ нет.

— Вот лжец! — огрызнулся Гилия.

Онисей недобрым взглядом посмотрел на друга.

— Не лжец. Лицедей. Я жду санпавчан. Всех.

Онисей стоял выжидающе, будто надеясь на атаку, которую первой нанесут ему друзья. Абадоны переговаривались, шептались, призывали кумрафета сдаться. В небе гремел гром, на земле бурлила разъярённая вода, ветер закладывал уши. Нулефер смотрела то на хмурого Онисея, то на изумлённых абадон, не понимающих, что им делать. Кумрафет не пойдёт на сделку с людьми, это стало понятно. Он придумает себе другие причины, когда он закончит войну, хоть даже если все миллионы санпавчан выйдут к нему и склонят головы. Онисей не намерен идти на мир. Нулефер смотрела на его идеальные доспехи. Как пробить этот камень? Никакая пушка не справится. Глаза Онисея, на них нет камня. Можно ударить по глазам. Тивай смог убить абадону. Ирвин Шенрох и иширутские солдаты тоже совершили невозможное. Но сперва нужно победить камень. Огонь Цубасары дал знать, что магия может жить отдельно от хозяина.

Земля новыми кусками тянулась к Онисею, твердела на нём, увеличивала щит. Каждый камушек трепетал Онисею и дрожал под его порывистым дыханием. Единый организм, послушная стихия, лишённая души, наделённая только рабской преданностью и содроганием перед Онисеем, покорёженная больная земля сама страдала от своего повелителя, тихим шорохом она будто молила «спасите». По воле Онисея она превращалась в камень и, освобождённая от его гнёта, теряла силу, разлеталась пылью.

Нулефер смотрела в его серые глаза. Одна струя воды или одна пуля лишит Онисея зрения. Раненный, он потеряет на мгновение рассудок, щит ослабнет. И тогда…

— Нулефер, дщерь Цубасары, дщерь мстителя, кто ты? — внезапно Нулефер задрожала от голоса Онисея.

Глаза кумрафета темнели. Разрывая ногами мёртвую землю, он люто смотрел на Уилларда и Нулефер.

— Кто ты, дщерь Цубасары?

Нулефер смутилась такому вопросу, но быстро взяла себя в руки.

— Я человек. Как и ты.

— Спрошу иначе. На чьей ты стороне?

— Аахен Тверей, мой друг и возлюбленный, встал на сторону абадонского народа. Но я не буду выбирать между двумя народами. Абадония — моё место и моё призвание. Зенрут — моя родина. Я хочу, чтобы все жили. Я пришла в Санпаву, чтобы спасти не только вечных людей, но и вас. Не погубить, не восстать против вас, не предать, а вернуть живыми домой. Я знаю, на что способны загнанные в угол люди, знаю их месть. Вы будете жестоко истреблены. Ночь уже сменилась утром. Вы же обречены. Ты обречен, Онисей.

— А ты на чьей стороне? — выбросил он Уилл.

— За Санпаву и за Зенрут.

Онисей засмеялся.

— Раб избрал страну рабства? Сын Цубасары встал на сторону королевы, павшей в огне его матери?

— Я выбрал свой дом и семью. Онисей, где твой дом? Где семья? Где народ, избравший тебя кумрафетом? А народа нет. Все эти люди, стоящие за мной, не хотят, чтобы ты был их кумрафетом. И Гилия, и Мегуна, твои верные друзья, разочарованы в тебе. Хелез, друг твоего отца, лишился половины лица и едва не жизни. Хелез от тебя отрёкся, Цубасара готова пойти на тебя огнём и нарушить абадонский закон. Но Мегуна ещё…

— Я дорожу тобой, но терпение теряю! — сказал Мегуна. — Онисей, останься человеком.

Онисей бросил на друга жалостливый взгляд, посмотрел на журчащую воду, что витала вокруг Мегуны и развернулся. Взмыли пепел и пыль, тёмные тени поползли по выжженному камню и звали Онисея за собой.

— Мы выше вечных людей. Я их выше. Мегуна, заблудшая душа, никто не доверит человеку мир, доколе он не создаст сей мир. Замкнутый круг, и я встал в него. Прощай, Мегуна, ты был хорошим другом. Но слаб на душу оказался, — Онисей тяжко вздохнул. — Смерть я преодолел, природу покорил, лише в петлю коварства и предательства увяз.

Он быстро пошёл на встречу городу, не оборачиваясь. На месте, где он стоял, был измельчённый грубый песок. Осколки земли дрожали, от них исходил шорох, схожий на шёпот измученного, умирающего в нестерпимой боли человека.

— Стой!

Водной лозой Мегуна схватил Онисея за руку.

— Стой, предатель и словоблюд! Ты не уйдёшь. Война окончена.