Он тоже пошёл подышать. Тобиан вглядывался в окна. Наступил рассвет, огонь Цубасары медленно покидал небо. Тобиан смотрел на возвышающие соседние здания, на их величественность, помпезность, прислушивался к гонгу, бьющему скорбь по королеве. Он видел себя мальчишкой, бегающему по многолюдной улице под колёсами карет, видел себя юношей, рассказывающий Люси историю зданий и дворцов. Дома, в Конории, было хорошо, но в Санпаве… лучше. Хочется раствориться на её широкой улице, налить себе вина, осторожным взглядом искать в толпе зорких соколов, смеяться над шутками санпавчан, обойти дом Конела Наторийского, встретиться с Джексоном, сыграть с ним партию в карты, обсудить будущие планы, помечать о светлом дне, поговорить о любви к женщинам, а ночью приехать на необъятное поле и броситься в его мокрую росистую траву.
Сможет ли он когда-нибудь вернуться в Санпаву? Увидит ли новых друзей?
Цубасара стояла возле окна и гладила тяжёлые занавески.
— Сын Эмбер, — с тоской пробормотала Цубасара, — за мной явился?
Тобиан прислонился к стене возле Цубасары.
— Мимо проходил, и тут ты попалась мне на глаза.
— Так иди мимо.
— Уже встретил тебя, вместе постоим. Вообще-то я должен вставить тебе в спину нож, ведь так, когда абадона не ожидает удара, её можно убить… Но не хочется. За мать не хочется мстить.
Цубасара грустно закрыла глаза. Когда она их распахнула, Тобиан заметил их яркую голубизну. Глаза чистого небесного цвета. Почти как у них с Фредером.
— Она просила передать, сын Тобиан, что любит тебя и прощение просит у тебя. «Люблю тебя, мой сын, мой Тобиан. Прости меня, неразумную маму, прости за всё плохое. Я всегда любила тебя. Я ухожу и думаю о тебе. Прости меня, Тобиан. Прости. Будь счастлив».
— О мёртвых плохо уже не скажешь, — проговорил Тобиан. — Цубасара, ты её долго мучила и убивала? — он уже видел, какие муки огонь приносит людям.
— Сыновье отречение принесло ей больше боли, — с горечью сказала она.
— Да скажи ты прямо! Ты сожгла её мгновенно или заставила маму страдать в огне?! — вспылил Тобиан.
— Мгновения многообразны для разных людей. Ты молвишь, что Эмбер познала много огня, Фредер поспорит, что мало, — и Цубасара недовольно нахмурила лоб. — Не налетай на меня, прими то, что слышишь и отстань.
— Фредер тоже любил маму. Мы оба её любили, хотя нам казалось, что ненавидим, — выдавил Тобиан. — Как она восприняла, что её пришли убивать? Достойно встретила смерть?
— Эмбер умоляла убить её… Умоляла отпустить… Мольба внемлена, желание сбылось. Я сотворила с Эмбер то, что возжелала она. И советами одарила, как жить там, идеже она не будет королевой. Молись о несчастной душе.
Тобиан хотел сказать, что он ни за кого не молится, но Цубасара вступит в спор, а спорить Тобиана отнюдь не тянуло.
— О чём вы говорили так долго?
— О наших сынах, о наших мужах, о народе и доме. О сожалениях и раскаянии, о том, что не возвращается. Мы вспоминали прошлое. Эмбер яко священнику исповедовалась мне. А я внимала её речам и обещала, что боги одарят её прощением, еже она покается.
Цубасара отвернулась к окну и уставилась в окно. Она смотрела на дома из белого камня, на чистую улицу и бегущих на ней людей. Даже быстрая походка случайного пешехода выдавала в нём страх перед будущим и скрытом в Конории чудовищем по имени Цубасара. Столица познала ужас, и он смоется лишь с кончиной последних свидетелей стонущего павшего дворца Солнца. Тобиан, не боясь ничего, развернул Цубасару к себе.
— Ты хотела её убить?
— Я хотела её узреть.
— Уиллард просил тебя не убивать Эмбер.
— Она просила отпустить её.
— Жалеешь о совершённом?
— Жалею, что мало с ней поговорила, что быстро отпустила, что ныне она одна.
— Ты убила человека, — утвердил Тобиан, пряча за спину кулаки, которые начинали чесаться.
— Я убью не одного человека, еже вы все не смолкните. Эмбер нет. Оплакивайте её, молитесь за неё, еже вы любили её. Я помогла, я исполнила скорбную мольбу несчастной. А ты, Тобиан, забери её последний подарок.
Цубасара сняла с пальца кольцо, которое сразу узнал Тобиан. Его когда-то подарил маме их отец. Тобиан взял кольцо и быстро спрятал в карман. Ещё одна отцовская память, ещё один подарок, которым он напоминает о себе после смерти. Пальцы в кармане брюк погладили нежное колечко, Тобиан испугался, что потеряет драгоценное обретение. Он переложил его во внутренний карман пиджак и застегнул.
— Мама знала, что мне дорого. Спасибо ей хоть за это.
Тобиан переминался с ноги на ногу, вспомнил о не менее важных задачах: вернуться на совет, узнать о состоянии дел, поговорить с Джексоном, который, выйдя из опалы, развернул в Хаше лагерь беженцев и контролировал выход людей из всех уголков Санпавы. Когда Тобиан собрался покинуть Цубасару, он увидел Фредера. Брат был в окружении офицеров и, хромающий, опирался на трость как покойный дядя.
— Явился сковать меня в цепи? — спросила Цубасара холодным как лёд голосом.
— Нет, поговорить, — напрягся Фредер. — Я стоял за стеной и слушал вас. И желание поговорить пропало. Убить хочется самому, так же жестоко, как ты расправился с нашей матерью. Стражу я взял, чтобы она удерживала меня, если я сам не сдержусь.
Цубасара лукаво улыбнулась.
— Эмбер вспоминала, как Тобиан любил её и как ты проклинал да предавал её. Сын, предавший мать, что с ним сотворят Псы Создателей?
Цубасара вернулась к занавеске и принялась развязывать её толстые шнуровки. Фредер доковылял до соседней и занялся той же кропотливой работой. Они связывали и развязывали шнуровки, теребили толстое полотно, чтобы успокоить расшатанные нервы. Тобиан смотрел на брата и думал, что ему сказать. Разговаривать с живым Фредером было сложнее, чем с его бессознательным телом. Уже испарилась та былая ненависть, но Фредер оставался в стороне. Брат тормошил верёвки измученной занавески, разделял их на ниточку, он метался между Тобианом и Цубасарой, с каждым хотелось поговорить. Но только с глазу на глазу.
— Вы так занавески порвёте, сами будете дырки зашивать, — Тобиан попытался пошутить.
Глаза Цубасары обратились к Фредеру.
— Что со мной будет, когда сему аду приидет конец?
— За убийство королевы человека полагается казнить, — сказал Фредер, — но ты не совсем человек, большую часть жизнь проводишь в другом теле. И вряд ли абадонка даст себя убить.
— Тебя вернут на Абадонию, как и всех, — добавил Тобиан. — А мы с Фредом приложим все силы, чтобы забыть тебя.
Цубасара пошатнулась, отпустила занавеску и бросилась к Фредеру. Офицеры загородили принца, но Цубасара обратилась огнём, проплыла мимо них, приняла человеческий облик и упёрлась руками в плечи Фредера.
— Убейте меня, но не разлучайте с детьми! Принц Фредер! — она замотала головой. — Принц Тобиан! — Цубасара резко повернулась к Тобиану. — Кто их вас наследник престола? Кто возьмёт корону Эмбер? Не разлучайте меня с детьми!
— По права рождения наследник — я, — сказал Фредер. — Но я подписал отречение. Парламент может не признать, что я совершил эти действия под принуждением. Возможно, Тобиан, ты вероятный преемник Эмбер.
— Красота! — воскликнул Тобиан, раздавливая в себе подступающий смех. — Разгорается борьба двух братьев за престол. Можно я из неё сразу выйду?
Они постояли, помолчали, Тобиан, вздыхая, произнёс:
— Я мечтал о твоей смерти, Фред. Не вру, мечтал. Матери, хоть и поломала она мне жизнь, никогда зла не желал. А вышло… Ты жив, выкарабкался с такой-то раной, а мама умерла.
За стеной послышались голоса и приближающие шаги, скоро показались граф Роберт Отлирский и Риан Рис. Премьер-министр был задумчив, майор хмур и нелюдим.
— Абадонское отродье, — произнёс Рис хриплым голосом.
— Муж человеческий, — фыркнула Цубасара.
Фредер демонстративно покашлял.
— Отставить ругань.
Рис хмуро, с вызовом взирал на Цубасару. «Я убью тебя» — говорила его напряжённая поза, согнутые в кулаках руки. Тобиан усмехнулся. Гвардеец хочет воздать за госпожу, а сын в мести не нуждается. Лишь непонимание зудело в Тобиане, как Цубасара ради удовлетворения своей ненависти могла пожертвовать чувствами и доверием Уилла, как могла жалеть Эмбер и в то же время убивать её? Вот уж абадонская природа… Тобиан взболтнул головой. До Онисея Цубасаре далеко, и они должны пользоваться её помощью.
