Без сыновей невозможно существовать. Когда они отреклись от неё, то убили свою мать.

Искупать грехи, на время забыть про сыновей и жить исправлением ошибки — Люси говорила верные слова. Но как это осуществить? Как же жить без мальчиков? Сердце матери разбито, а без сердца нет и жизни. Наделил бы кто-нибудь её силой, вдохнул бы жизнь, желание, и она бы всё исправила. Уже поздно.

Дворец вздрогнул как при землетрясении. «Кто на нас напал?» — испугалась Эмбер. И пошла дальше. Всё равно. Пусть убивают. Может быть, своей смертью кого-нибудь и обрадует. Сыновья точно будут счастливы, что мать даровала им свободу. Только бы их не тронули.

«Пощадите сыновей. Пощадите сыновей», — мёртвой тенью Эмбер брела в покои. Броситься бы к ним, узнать, что это за толчки. Но что это даст? Сыновья опять скажут ей «убирайся». Им не нужна мать.

Стена, увешанная портретами предками и восхитительными картинами, воссияла алым пламенем.

И страх переборол отчаяние и отрешение. Эмбер взвизгнула, попятилась назад. Чуть не влетела в горящую стену! Королева оказалась в пылающей западне. Огонь был везде: на стенах, на потолке, прыгал в диком динамичном танце прямо перед её глазами. Не тронут был ничтожный клочок пола, и на нём жалась Эмбер, не зная куда деваться, куда бежать. Едкий дым разъедал глаза, попадал в нос и не давал дышать. Пламя разрасталось, жалило, вырывались языки, похожие на длинные костлявые руки, и тянулись к горлу Эмбер.

Королева стояла вкопанной. Шаг вперёд — сгорит. Шаг назад — сгорит.

— Мальчики! Фредер, Тобиан! Спасите меня! — закричала Эмбер.

Глаза метались, голова крутилась направо и налево. В очертании играющего пламени она видела ехидную улыбку дьявола. Слова Фредера оказались пророческими. Дьявол, вернее, дьяволица, одетая в красное длинное платье, вышла из огня. Алая стихия ласкала худое лицо, искажённое злобой и вызовом, порхала сквозь взбешённые очи, развевала поседевшие волосы.

— Дьявол, — прошептала Эмбер.

Дьяволица раскинула руки. Каменные стены расплавились, мебель превратилась в угли. Вдали прозвучали взрывы.

— Имя моё Цубасара. Я пришла за тобой.

Эмбер упала на колени и протянула руки к ступням Цубасары. Через распахнутую ладонь прошёл дым, огонь кусал пальцы, обжигал лёгкие. По сравнению с болью сердца эта была терпимой.

— Цубасара, мать Уилларда… Огастус мёртв. Ты не успела.

На тёмном лице Цубасары прорвалась довольная усмешка.

— Я пришла за тобой, королева Эмбер. Умрёт тот, кто должен умереть.

***

Тимер и Карл бежали со всех ног. Проскочили узкий тоннель, крутую винтовую лестницу, юркнули в маленькую комнатушку, вылезли в коридор дворца Солнца и спрятались в новом зале, имеющий выход к тайным проходам. Тимер прямой наводкой бежал в дальние покои, в которых их никто не будет искать. Впопыхах он не успевал рассказать Карлу свой замысел. Рот Сиджеда был забит оторванным рукавом убитого камерутского офицера.

А дворец горел. Огонь пронзал стены до основания. Дорога Тимера и Карла превратилась в бег по пламенной тропе.

— Мы же сгорим! — воскликнул с паникой Карл. — Цубасара! Она не убедилась, что мы покинули замок.

— Не сгорим, — ухмыльнулся Тимер, проведя рукой по пылающим стенам. — Этот огонь предначертан не нам. Цубасара пощадила людей, коих не считает врагами. Эх, добрая у неё душа. На ферме я увидел в Цубасаре дьяволицу. Ну ладно, помолимся, чтобы Афовийские насладились муками за всех обитателей дворца.

Направляемый верой в карту и Богов, Тимер добрался комнаты, вход в которую открывался нажатием на рычаг. Передал Сиджеда Карлу и, едва раскрылась стена, он скользнул в комнату. Фрейлина! Одна чёртова фрейлина металась по своим покоям, не зная, куда ей деваться. За дверьми всюду пламя. Тимер бросил в женщину нож и попал точно в цель — в голову. Пока дверь не успела закрыться, он сдвинул картину с белой пушистой собачкой и дёрнул за второй рычаг. Для Карла и Сиджеда появился путь.

— Клади ребёнка на стол! — резко бросил Тимер и вынул нож из головы фрейлины, заодно пнул тело, дабы проверить, что женщина наверняка умерла.

— Тимер, да что же ты делаешь? — Карл озирался по сторонам и ждал появления врага.

Лицо Сидежда покраснело от непрекращающихся слёз, грудь подпрыгивала, хотя мальчик собирался вздохнуть. Он мог только с мольбой в глазах смотреть на Тимера и Карла, которых ещё недавно ласково называл дядями. Нелепая попытка вытащить изо рта тряпку обернулась сильной пощёчиной от Тимера. Сиджед упал лицом на стол и перестал мычать от нарастающего страха.

— Тимер! Ты пугаешь меня! Не говори, что убьёшь короля! — заорал Карл.

— Что же ещё? — проговорил Тимер с восхищением, вонзая нож перед дрожащими пальцами Сиджеда.

— Я понял, ты не случайно прикрылся проходящим магом! — Карл смотрел, как Тимер достаёт из кармана винамиатис, связывающий его с Геровальдом. — Так вёл себя Тенрик, когда сдал нас. Случайно дотронулся до винамиатиса Элеоноры, случайно не появлялся долгое время, случайно застал нас в сарае, в котором нельзя было спрятаться от него.

— Винамиатис Сальвара тоже случайно потерял: я его украл и уничтожил, — засмеялся Тимер. — Дружище, ты знаешь, я безжалостен с предателями. Король Геровальд предал нас, когда мы нуждались в его признании, а потом позвал нас, поманил пальцем как бездомных щенят. Я отомщу ему. Во дворце Геровальда я не мог рассказать тебе свой план, Карл, нас подслушивали, мы были окружены винамиатисами. Но тут — свобода! Никто не потревожит, враги заняты дьявольским огнём!

Тимер наклонился над Сиджедом и сказал громко, чтобы слабослышащий мальчик разобрал его слова.

— Ты сын предателя, Сиджед. Да будешь ты убит!

— Ты любил этого мальчика, — смотрел Карл с сочувствием на Сидежда, трясущегося мелкой дрожью.

— И до сих пор чувствую к нему тепло.

— Мальчик не виновен, — не успокаивался Карл.

— Ты Карл Жадис или оборотень, испивший зелье превращения? — рявкнул Тимер.

В секретере фрейлины он нашёл магическое стекло и поставил на него винамиатис, держа камень перчатками. На той стороне взволнованный напуганным до ужаса голоса взывал к Тимеру Геровальд, не зная ещё, что спаситель его сына накинул на себя роль карателя.

— Сиджед родился королём. Он своим рождением уже виновен, что стал фигурой на доске мира и войны, свободы и плена! Его смерть должна стать расплатой регенту-предателю! Регенту-слабаку! Карл, кто шепнул мне зарезать несколько десятков неповинных людей на улице Лебедей? С чьей подачи Лебеди стали самым ужасным нападением Кровавого общества? Кто захотел убить всех жильцов и их рабов в обычном жилом доме?

— Это был я, Тимер, — вздохнул Карл. — Но каждый из этих людей порабощал Зенрут своими действиями или смирением!

— Ты без зазрения совести убивал обычных людей, не забывая издеваться над ними, смотря в лицо. Как глава Кровавого общества, я принял твой план под своё имя, я взял все твои убийства и насмешки на свои руки, однако не желал. Думал прекратить хаос и уйти, раскаивался первые дни. Но что произошло, то не изменить. Взгляни ещё раз на Сиджеда! — схватив мальчика за щёки, Тимер поднял его голову. — Тебя смущает его детское лицо, наивные печальные глазки. А его отец плакал, когда развязывал войну с Зенрутом, когда его солдаты и маги убивали санпавских детей, превращали их в сирот? Кто из королей трёх воюющих стран задумывался над страдающими людьми? Пройдёт пятнадцать лет и наивные глазки Сиджеда пропадут в гордости, жестокости и безразличии. Я отомщу Геровальду. Сиджед будет моим невинным лебедем!

Тимер стянул перчатку и взялся за винамиатис.

— Карл, задумайся, какой прекрасный день! До восхода солнца умрут сразу два короля! Эмбер и Сиджед! Геровальд, дурень, слышишь меня?

Стекло зажглось, голос Тимера дошёл до Камерута. И регент увидел пламенную комнату, в котором на столе, словно жертвенный барашек, лежал его сын с разбитой губой и пылающей красной щекой.

— Геровальд, какого быть преданным, обманутым? — Тимер посмотрел на регента тяжёлым давящим взглядом.