— Я на стороне Санпавы, — произнёс Тобиан. — Вам покажется, что я стал поверенным человеком Мариона, однако я не разделяю многие его действия. Я лишь встал на защиту санпавского народа. С Фредером и Эмбер не хочу иметь ничего общего. Нет у меня семьи.

— В последнее время королевский совет был не согласен с политикой герцога Огастуса. — сказал Деулский. — Из грамотного и жёсткого королевского советника он превратился в озлобленного карателя. Он только вредил стране и её экономике, уничтожал и Санпаву, и Зенрут целиком.

— Не говоря уже о том, что его приказы были преступны и чудовищны, — согласился верховный судья Берч.

— За герцогом стояли армия и полиция, никто не мог оспорить его приказы, не боясь за свою жизнь, — добавил Шолфиский. — Королева Эмбер раньше противостояла герцогу, но с недавних пор она стала уподобляться ему. Вы заявляете, что вы принц Тобиан, член королевской семьи Афовийских. Будете ли вы, принц Тобиан, искать мост между Зенрутом и Санпавой, Афовийскими и Марионом?

— Буду, — Тобиан облизал пересохшие губы. Советники говорят в таком тоне, что, Огастус, возможно, на самом деле убит. Но кто его убил? Почему не договаривают? Снова ложь, проделки его дяди? — Пожалуйста, удовлетворите моё любопытство. Кто убил Огастуса? Кто отобрал у меня добычу? И почему вы вытащили меня на этот разговор ночью? Встретились будто бы тайно от королевы, хоть и в её дворце. Вы отвернулись от Эмбер?

Отлирский задумчиво потёр висок и сказал:

— Королева Эмбер первой отвернулась от своих ближайших людей. Она не доверяла нам, не считались с нашими советами. Из двенадцати советников правду о принце Тобиане знали только пятеро, и это не мы. Хотя я с молодости посвятил свою жизнь служению государству и королевской семье.

— Однако вас, граф, королева и герцог сделали премьер-министром, — зарычал не верящий Тобиан.

— И что же? — холодно ответил Отлирский.

— Королева и герцог не доверяли мне из-за камерутского происхождения, — стянув рот в оскорблённой ухмылке, сказал Деулский. — Мои предки после Иширутсткой войны помогали в Санпаве обустраиваться камерутским войскам. Однако я преданно служил ещё королю Вильясу, и ваш дед подарил мне титул и новую фамилию. Но моё происхождение и мои взгляды отпугивали герцога Огастуса. Я критиковал рабство, много раз высказывался герцогу, что оно тормозит страну и делает нас ещё больше зависимым от Тенкуни.

— Мы хотим видеть на троне новое лицо, — сказал Отлирский. — Вас.

— Наследник Афовийских вообще-то Фредер, — не согласился Тобиан. — Его отречение было незаконным, против его воли. Огастус угрожал, что завтра и меня пытками принудит к отречению.

«Но Огастус умер. Стало быть, завтра нас с Люси не будут пытать», — по Тобиану пробежала волна облегчения. И тут же сменилась гнетущим чувством. Никогда б не додумался, что эти перевёртыши-советники, которые только что обвинили и его дядю в преступлениях против государства, и отвернулись от своей королевы, что дарила им медали и награды, откажутся от Фредера в угоду Тобиану, восставшему из мёртвых несколько часов назад и успевшему всех их проклясть.

Некоторое время советники молчали. Судья Берч почесал лоб, опуская глаза вниз:

— Огастуса убил, защищаясь, принц Фредер. Ваш брат. И сегодня кронпринц должен умереть от раны и яда, которыми герцог хоте его погубить.

Тобиан чутко ловил каждое слово советников, хотя перед глазами всё закружилось, сознание потоком понеслось куда-то прочь. В далёкие, почти забытые времена, когда он смел называть Фредера своим братом и гордился их родством. Ком застрял в его груди, руки заколотились. Тобиан завертел головой. «Не верю! Не верю! Он не может умереть!» И всё же советники возразили ему: Фредеру отведены часы.

Из Тобиана вырвался глухой стон, а за ним последовал лёгкий, быстрый хохот. «Что, братец, спас мне на эшафоте жизнь, а сам умираешь?».

Хотелось и плакать от отчаяния, и смеяться. Если Фредер, его демон и мучитель, умрёт, то он освободиться? Сможет, наконец-то, вздохнуть? Холодное лицо Фредера плясало перед ним. Чужое лицо.

— Отведите меня к нему! — повелел Тобиан и вдруг понял, что давно не молился богам, но пару дней назад попросил их об одной просьбе — подарить Фредеру ужасную смерть. Боги услышали его.

Они шли по светлому коридору в лечебный зал. Проход освещали лампы с винамиатисами. Дворец не спал. По стенам висели портреты прадедов и прабабок Тобиана, грозных суровых монархов и их жён. За ними шли портреты Эмбер, Огастуса, Фредера. Брат был ребёнком, кажется, исполнилось ему на том портрете тринадцать лет. Аккуратные светлые волосы, доставшиеся в наследство от Конела, отцовские голубые глаза… И гордый надменный взгляд, так редко встречающийся у детей. Фредер облачился в красный церемониальный мундир с золотыми эполетами, поставил левую руку на королевский трон, правую положил к себе на бок. Пронзительным высокомерным взглядом Фредер смотрел со своего детского портрета в самое сердце Тобиана.

«Ты всегда таким был. Только я жил слепцом и поздно прозрел».

— Принц Тобиан, — вздохнул советник Деулский. — Это не всё… Сей ночью герцог Огастус отправил в Санпаву абадон… — и начал рассказ.

Тщетно и Фредер, и Уилл, и он сам останавливали Огастуса. Случилось то, что никто не мог представить. Санпава погибала от вчерашних «обезьян», обрётших голос и разум. Не видать ему и каторжной жизни в Санпаве. Провинция стремительно погибает. Кто же просил вас, люди, лезть к этим абадонам?! Перед глазами предстала Санпава. Широкие поля, густые леса, разбросанные мелкие деревушки, дружные города. Санпавцы мирно и спокойно жили, никому не желали зла… По всей видимости, травоядная жизнь всегда заканчивается смертью. Как взбешённые хищники, короли трёх стран вцепились в её шкуру острыми зубами, а теперь и исчадия ада решили выплеснуть на Санпаву свою лютую злость.

— Если вы хотите видеть меня на вашей стороне, — с ненавистью выдохнул Тобиан, — я должен незамедлительно связаться с Марионом по моему винамиатису через магическое стекло и передать ему все сведения о путях и целях абадон, чтобы помочь с эвакуацией населения. А вы должны обеспечить Мариону свободу и безопасность.

Тобиан остановился у приоткрытой двери лечебного зала. Дёрнул ручку и услышал учащённое биение сердца. За этой дверью его умирающий брат, за этой дверью его ключ к свободе. И смерть его прошлого. Тобиан распахнул двери. И увидел её.

Возле постели кронпринца стояла закованная наручниками Люси.

Он распихнул советников и бросился к ней. Забыл и про брата, и про Санпаву. Бежал, спотыкаясь, путаясь в своих ногах, падал, вновь поднимаясь. Самый длинный и долгий путь жизни!

Они слились в объятиях.

— Тобиан! Тобиан!

Люси целовала его щёки, ласкала шею, пронзая холодом своих наручников. Тобиан боялся её отпускать, целовал, смотрел в широкие, заплаканные от горя глаза. Не понимая, в слух или про себя, кричал, что больше не бросит её. Вдруг он почувствовал вкус её нежных губ, по телу разлилось тепло.

— Я не брошу тебя, Люси. Не брошу!

Люси печально посмотрела на Тобиана и убрала с его лица свои руки, на которых застыла засохшая кровь.

— Тобиан, я пыталась спасти Фредера. Делала, что могла. В его теле яд. Посмотри, пожалуйста. Попрощайся с ним!

«Почему ты думаешь, что я хочу с ним прощаться? Люси, да ведь я наслал на него смерть своим отчаянным желанием!»

— Я хочу постоять с тобой.

Люси взяла его за руку и повела к постели принца.

— За что ты его ненавидишь? Фредер спасал нас. Всегда.

— За то, за что и ты его ненавидела.

Его подвели к койке. Тобиан не мог разглядеть Фредера. Мешали. Над телом брата склонилась плачущая мать. Вроде Тобиан забежал с шумом, криком, а Эмбер не слышала его. Мать прощалась со своим первенцем. Или уже попрощалась? Тобиан, нагнувшись, увидел серое лицо Фреда, сомкнутые сухие губы, закрытые неподвижные глаза. Фредер будто не дышал. Тобиан не мог выносить плача матери, который резал его по ушам, дотронулся до плеча — даже чужое прикосновение не привело Эмбер в чувство — и затормошил её.