Аахен протянул Онисею руку.

— Жизнь меняется. Когда правила шайка Видонома, у абадон не было надежды на возвращение домой. У вас оставалась только месть. Теперь иначе. Абадоны — часть Тенкуни. Онисей, тебя ждёт жена и дети. Твоих друзей ждут семьи. Возвращайся к ним героями, а не жестоким убийцей.

— Враги Зенрута не пали, — Онисей не принял его руку. — Абадоны дорожат словом.

— Онисей…

Внезапно заговорил Фекой.

— Мы хотим домой.

Онисей уставился на него долгим немигающим взглядом. От неожиданности он забылся, где находится. Земля перестала трястись.

— Фекой, что вы творили в Тенкуни? Чем жили? — медленно выдавил он.

— Ждали вашей битвы в телах пустоглазов. И мечтали вернуться домой.

— В телах пустоглазов, — с надменной усмешкой проговорил Онисей. — Скакали, поедали своих блох и игрались. А мы претерпевали мучения чёрного рабского ошейника, дабы превратиться в людей! Мы пошли на опыты! Мы рассуждали о грядущей войне! Мы жаждали сей войны! Мы молитвами попрощались с близкими. А вы гонялись за своими хвостами! Фекой, ты размяк!

— Чего хотят другие? — спросил Аахен. — Кто из абадон предан дому?

Фекой, Иэгафап и Фаджай робко подняли руки. Онисей оглянулся назад. С вытянутой рукой стоял Адат.

— Кто за месть?

Остальные показали руки.

Онисей кивнул.

— Вот истинные абадоны. Вы же, Фекой, Адат, Иэгафап, Фаджай — подлые трусы.

— Онисей, пожалей людей Зенрута, которые не заслужили стать пеплом под рукой абадон. Виновники ваших мучений — тенкунские маги. И мы просим прощения.

Онисей размял руки, щёлкнув пальцами, размял и колени, которые устали стоять в невесомости.

— Старейшина, я не прощаю. Дарю иную игру. Мы отправляемся в Тенкуни и воздаём ей за грехи и страдания абадонского народа. Або продолжим убивать людей Зенрутской империей?

— Мою страну ты не уничтожишь, — храбро сказал Аахен.

— Старейшина, ты выбрал свой народ. Так и мы выбрали свой, а не чужой.

Аахен начинал побаиваться демонической усмешки Онисея. Он чувствовал себя спокойно, лишь благодаря пятерым абадонам, вызвавшимся его защищать. Абадоны не нарушат своего обещания, не в их традициях. Аахен задумался. Они верны своим словам. Стоит ли продолжать безуспешные переговоры? Хотя четверо согласны бросить всё и вернуться, пока на них висит ещё человеческое лицо.

— Онисей, ты убиваешь своих людей.

— Так спаси нас, старейшина. Докажи, что тенкунцы не зря тебе вручили власть, а я не зря нарёк тебя другом. Иди на переговоры к королям манаров и взывай закончить междоусобицу. Я дал простые требования для престания бойни в Санпаве — манаровская война заканчивается победой для одной страны и поражением для иной. Люди не переседлают абадон.

— Хотя бы пощади вечных людей! Превращай земли в пустыни, уничтожай сероземельник, который есть и в незаселённых районах. Санпава — малолюдна, пожалуйста, найди хорошее место и сокруши его, пока я буду разговаривать с королями.

— Я вечных людей не щажу, — глаза Онисея странно блеснули.

В одно мгновение из недр почвы взвились чёрные руки и отбросили Фаджая в сторону. Воздушный щит пал. Лапы из застывшей лавы схватили воинов Тенкуни, ударили их с пронзительной скоростью об землю.

Аахена поймал Фекой и скрыл под толстым слоем воды. Перед ними вспыхнуло пламя Дофирана. Иэгафап и Атазай загородились чёрной стеной.

Онисей пролетел сквозь неё, заставив стену расступиться. Оторвался клок земли с лежащим на ней человеком.

— Ромб проходящего мага? — пригляделся он к жалкому одеянию. — Верно, проходящий. Его я бил слабо, лише кости сломал. Аахен, уходи.

***

Тимер вглядывался в Конорию. Всюду царила ночная тишина. Вот знакомая узкая улица, по которой он ходил ещё с родителями, фонари освещают яркую витрину цветочного магазина, ровные дорожки, добротные дома, афиши цирковых и театральных представлений на столбах. Ничего не изменилось с тех далёких незабываемых времён. Фонари заканчивались через три дома, наступала мгла. Именно там под люком, покрытым мхом, был один из лазов, ведущий изгибистой дорожкой во дворец Солнца. Закрывая глаза, Тимер видел карту подземелий как живую. Так долго её изучал, запоминал, переписывал, дабы одурачить противников, и всегда мечтал попасть во дворец и свершить правосудие. Мечты до недавнего время казались несбыточными.

Теперь он был не один. Вдыхая свежесть ночного воздуха, с Тимером стоял абадона Сальвара, облачённый в чёрную, будто бы похоронную тунику. «Надо разобраться с мальчиком, это главное дело», — он успокаивал своё горящее желание мести.

— Сиджед спит. Он на третьем этаже, в его покоях нет тайных дверей. Но есть стража, — молвил Сальвара вытянул ладонь в сторону. — В шестнадцати милях Цубасара. Она среди крестьян и животных. Нам к Цубасаре. К Цубасаре.

Тимер, Карл, офицеры и проходящие маги обернулись на абадону, наслаждающегося конорским ветром.

— Нас ждёт король Сиджед, — противно пропел Карл. — Сальвара, позже встретишься с подругой.

Сальвара глубоко дышал, в минуты изучения местности он казался погружённым в иной мир. Чёрные края туники парили от дыхания, исходящего из его груди.

— В сей граде есть абадона. Цубасара. Она ещё пустоглаз. Я навещу её, поведаю, что сей ночью абадоны воздают вечным людям. Во дворце Солнца её сын, закованный мёртвым ошейником. Геровальд рассказывал мне жуткие сказы о сем ошейнике.

— Сальвара, у нас миссия — вернуть малолетнего короля его отцу, — не унимался Карл.

— У Цубасары, моей соплеменницы, тоже миссия. Она просила нас не оставлять её пустоглазом, еже мы все обратимся в людей. Гарлис, иди к Цубасаре. Сея благоделие займёт немного времени.

— У нас задание, — возразил проходящий. — Ты обещал королю-регенту забрать Сиджеда.

— И Цубасаре давал обещание.

Сальвара наклонился перед магом. И тот схватился за горло, упал на колени, затрясся от боли, закашлял, выплюнул сгусток крови.

— Идём, идём к Цубасаре… Молю, перестань… Задыхаюсь… Больно! — проходящий в мольбе протянул руку.

Сальвара прервал пытку и помог магу встать.

— Ты сам отнимаешь наше время. Как мне нужен Сиджед, так и Цубасаре нужны её дети.

— Мне не нравится, что с нами будут посторонние, — холодно улыбнулся Тимер. — Они нам помешают.

— Одеяние. Цубасаре нужно одеяние, — сказал Сальвара и разбил броском воздуха витрину магазина.

С тяжёлым вздохом Тимер подошёл к проходящему. Спорить с абадоной — себе во вред. Не хотел бы он оказаться на месте проходящего. Цубасара так Цубасара. Только бы добраться до Сиджеда и освободить его от зенрутских стражей. Смотря на задыхающегося мага, Тимер в тысячный раз восхитился абадонами. Вот это сила! Вот это злость! Сальвара казался добрым человеком, но это лишь маска, за которой скрывается истина высшего существа.

Для более тихого проникновения на ферму, решено было отправиться с Сальварой только Тимеру и проходящему, другие должны ждать их в лесу, где нет людских глаз. Ферма встретила гостей мраком. Благоухал тимьян, росший вдоль забора. Его запах напомнил Тимеру о лесной поляне, на которой он с родителями часто устраивал пикники. Тимер остановился даже, принюхиваясь к пьянящему аромату, когда Сальвара пошёл за Цубасарой. Туманная дымка окутывала дома хозяев и рабочих, хлев, сараи. Озаряя очертания фермы, Тимер прижал свои руки к груди, их охватывала дрожь. Ферма… Для Тимера это слово ассоциировалось только с болью, изводящим голодом, унижениями и смертью. Бледные лица рабов, исхлёстанные спины, жгучий ошейник, он пробирался к домику Цубасары, заламывая руки, нервно дыша, уши закладывало от крика дикой птицы, что пела вдали. Под ногами хрустнула маленькая веточка. Тимер чуть не завопил. Он укусил язык до крови, чтобы не разбудить фермеров. Не разоблачения испугался он, не вызова зорких соколов. Прошлое слилось с настоящим. «Только не ошейник», — каменная мысль ударила Тимера по голове.

А дальше… Собаки! Его хозяин спускал своих людоедов не только на ропчущих рабов, но и на воришек, желающих покуситься на великолепные яблоки или простые куриные яйца. К счастью, собаки спали.