— Я не могла их задержать или отпустить. Мы поговорили и договорились лишь о малом. Тивай, если тенкунские воины не передумали ещё воевать за даром, придётся набраться силы. Деревне Вереск позарез нужны проходящие и маги с боевыми способностями, чтобы закрыть людей от идущей на их сторону атаки. Убеди их защитить санпавцев. А мы с тобой и с абадонами отправимся к королю-регенту.

***

Над Аахеном нависла тьма. Чёрные облака пепла и пыли заволокли небеса, луна и звёзды погасли. В гуще тёмного тумана лишь мерцали красные горящие камни, которые когда-то были Ураканским хребтом. Аахен, абадоны, проходящие маги, воины со «Встречи» держались в воздухе силами Фаджая. Дышать было нечем: летящие к ним навстречу абадоны уничтожили всё.

Аахен видел раньше на картинках Ураканский хребет. Покрытый у подножья платком зелёной травы, цветущий, желтеющий, надевший белую снежную шапку, он утопал в цветах и снегу. Воздух, казалось, благоухает ароматами трав. На солнце пестрит гранит, сланец. В ущельях и карьерах трудятся люди, добывают сероземельник, уголь и руду…

Их всех поглотила земля. Горы расступились, сморщились и взорвались. Люто огненная лава вырвалась на свободу и брызгала фонтаном из необъятных щелей, расплавляя камни. В Ураканском хребте властвовала смерть, похоронившая под грудами горных пород, в жарких испепеляющих объятиях тысячи людей. Затихли и птицы, и ветер. Слышно было, как милями впереди с грохотом и свистом мчатся абадоны, стирая за собой уцелевшие камни и чудом выживших, заживо погребённых горняков.

Аахен, стоя в воздухе благодаря способностям Фаджая, смотрел распахнутыми глазами на пустошь, что некогда была прекрасным краем, и не верил, что оказался в Санпаве. «Я ли их разбудил? Я приложил силы, чтобы вдохновить людей в экспедицию на Абадонию?» Лава под ногами бурлила, взрывалась со звуком стонущего человека. Жидкие языки бросались вверх, мечтая укусить Аахена и абадон. Изворачиваясь, они пели людскими голосами и принимали форму неупокоенных душ.

Огненный абадона Дофиран убрал пламя и приглушил жар лавы. Фекой пролил с небес воду, чтобы потушить догорающие остатки. Чёрно-серое пепелище оказалось более жутким, чем извергающие из земли вулканы. Фаджай взял Аахена и воинов под плотный барьер и сказав, вдохнув тяжёлый воздух:

— Жизни нет.

Впрочем, без его слов было понятно, что в окрестностях ближайших миль не выжили даже мухи.

Земные маги Иэгафап и Атазай встали впереди группы. Огонь был не самым страшным, что их ждало. Навстречу нёсся Онисей, раздробляя каждую песчинку. Не было времени защищаться камнями и кусками застывшей магмы. Магия земли превратилась в мощную волну, как только столкнулась с бешеной волной от Онисея. Щит на щите, атака на атаке. Содрогнулись даже абадоны. Вечные люди с Фаджаем отлетели на сотню метров.

Взорвалось пепелище. Ураканский хребет в один миг стал кратером.

Здесь, на чёрных углях, Аахен и встретил Онисея. Маг света и тьмы зажёг светлые огни, чтобы абадон можно было увидеть. Пустоглаз на доспехах кумрафета кричал яростью, будто вот-вот соскочит с одежды и вонзит зубы в ненавистных людей. Чёрные глаза Онисея смотрели на нежданных прохожих, лицо тоже казалось чёрным. За спинами вождя скрывались его друзья, их волосы вздыбились, взгляд устремился вперёд.

— Онисей, — позвал Аахен, облетя спереди воинов и абадон-телохранителей и встав лицом к кумрафету.

Онисей презрительно посмотрел на него и сказал повелительным голосом:

— Возвращайся домой, вечный человек.

«Он не назвал меня старейшиной. Это плохо».

— Я пришёл к вам как посланник от людей и абадон. Онисей, Адат, Амас… — Аахен перечислил все имена, — ваша война услышана. Как манарами, так и тенкунцами. Оставьте бой, вас вернут домой. Вы под защитой Тенкуни, говорю вам я — старейшина абадон и сын Леокурта Тверея, главы Магического братства. Совет старейшин свергнут, больше никто не угрожает вашей свободе.

— Брешь не закрыта, — сказал Онисей. — Абадоны не отомщены.

— Отомщены и перетомщены, — не согласился Аахен. — Войска вечных людей сметены. Ураканский хребет стал гробом для тысяч людей, которые даже не знали о вашем существовании: тёмные бедняки, шахтёры, рабы, скованные ошейниками. Онисей, достаточно. Ты услышан. Зенрут, Камерут и Иширут унижены. Тенкуни вас признала. Возвращайтесь.

Онисей нахмурился.

— Куда? На плаху?

— На Абадонию.

— Аахен! — прогремел Онисей. От его громкого голоса по коже Аахена пробежал озноб. — Я нарёк тебя старейшиной, своим мостом между абадонами и вечными людьми. Ты мой глас, мой друг, моя десница в вонном мире. Ты не разумеваешь, как важна для нас эта битва? Я уповал, ты будешь на моей стороне… Абадоны должны быть внемлены, отпечатаны в человеческой памяти до скончания нашего проклятия.

— Вы услышаны. Уже этот час войдёт в учебники истории. Дети будут бояться вас, взрослые будут оплакивать Санпаву каждую герматену. Вы добились своего, можете возвращаться, — сказал Аахен, смотря на пылающие камни, которыми окружил себя Онисей. Он стоял в воздухе, земля была ещё горяча, чтобы вступать на неё. Но как она дрожала, ощущая нечеловеческую силу Онисея! Даже земля боялась своего повелителя.

— Мы не добились. Ни зенрутские, ни камерутские враги ещё не сдались. Мы смяли ещё не весь Ураканский хребет. Воззри за горизонт, сколько в горах руды, железа, меди. А сколько сероземельника в Санпаве! Мы оставим вечных людей без их сокровищ! — с пылким азартом закричал Онисей. — Они потеряют свою силу! Одна из двух сторон получит от нас победу, но победа будет пустой!

— Вы не кровожадные убийцы, — произнёс Аахен. — Вы — абадоны, хранители мудрости богов, напоминание о грехе наших предков. Не повторяйте путь Агасфера.

— Чей путь?! — Онисей затрясся, от его нарастающих эмоций края кратера осыпались. — Мы идём против манаровских королей, подобных Агасферу! Им никак было не навоеваться, они издевались над своими народами, а теперь возжелали поработить и нас, абадон! Мы им за всё воздадим! Мы уничтожим их силу!

— Наав, Гапиж, Ватаж, Имфан, Амас, Адат, прислушайтесь к голосу разума. Манаровские враги разбиты, война окончена, Тенкуни отправляет вас домой. Моя семья будет защищать ваш дом. Отец сверг старейшин, ибо они считали вас не людьми, а животными. Сейчас вы лишь убиваете людей, истребляете природу, сеете хаос. Плачет сама земля!

Онисей распахнул руки и поднял их к небу.

— Творите, друзья мои! Ваши руки должны творить то, чего хочет абадонский народ, а не человеческий.

— С каких пор ты говоришь за весь абадонский народ? — Аахен оглянулся на спутников Онисея и перевёл взор на своих защитников-абадон. Он встретил недоумение на их лицах. Послышались тихие шептания, в которых не узнавались тенкунские слова.

— Я избранный кумрафет! — прокричал Онисей, вонзая в Аахена взбешённый взгляд. — Я тот, кто знает, как защищать народ. Тот, кто защитил тебя. Я убил Видонома, когда богомерзкий старец поднял глас и руку на друга абадон. Ты мой друг, Аахен, и друг моего селения. Лише тебя я признал из всей оравы вечных людей. Ради тебя я отправился в Тенкуни: тебя пытались убить… Ты огорчаешь меня, не оправдываешь имя старейшины. Ты должен вещать мудрость, но больше в твоих словах я не внемлю её.

— Потому что я не согласен с тобой? — Аахен провёл бровью. — Спроси абадон, чего они хотят — мести всему белому свету или возвращению домой. Хелез, твой соплеменник, который сейчас защищает абадону Нулефер на перегоровах с Мегуной, сказал: главные ваши враги — тенкунцы, что всё затеяли. Заявляю вам я, избранный кумрафетом старейшина, что Тенкуни повержена. Никто и никогда не похитит вас с острова и не появится на нём без вашего согласия. Остановите жестокие убийства, или же будете потом убиты низшими манарами из громкой палки.

— Ты предносишь нашу защиту, Аахен? В Тенкуни новая власть? Ты нас и спасёшь, когда мы обратимся пустоглазами. Еже не врёшь, — Онисей нервно топтался, зависнув в воздухе. Он не любил ждать, а разговоры отнимали время.