Фредер, Люси и Уилл сидели на одной койке в душной камере. Сколько прошло часов, они не понимали. Окон в подземелье не было, спасибо, хоть керосиновую лампу поставили для узников, и они могли разглядывать свои лица. Фредер мучался, что нельзя покурить. У него при себе были спичка и трубка, но из-за Люси и Уилла он терпел, им ведь придётся дышать дымом в непроветриваемом помещении.

— Орешки? — Уилл вытащил из карманов кителя миндаль. — Я их прихватил из обеденного зала.

— Ты и меня угощаешь? — ухмыльнулся Фредер, когда ему протянули горсть.

— Бери, чего уж там, — не пытаясь уклониться, сказал Уилл. — Вряд ли к нам придёт сон.

Люси взяла орешек и сжала в кулаке.

— Как думаете, абадоны уже начали свою войну?

— Не хочу и думать, — неспокойно сказал Фредер, злобно разгрызая орехи. — Когда нас выпустят отсюда, если, конечно, такое произойдёт, мы не узнаем Санпавы. А Джексон Марион, санпавцы, хватит ли ума примкнуть к победителю?

Люси повернулась к нему.

— Может, к лучшему будет, если абадоны Зенрута проиграют? — неуверенно спросила она. — Геровальд и Иги хоть и чужие короли, но они справедливее и добрее отнесутся к санпавцам. А наша зенрутская армия обвинит в поражении королеву и герцога, которые привели в нашу страну абадон. Королева и герцог потеряют доверии армии. Фредер, а ты сможешь его забрать себе, наставив недовольных генералов против правящих королей.

— Дело говоришь. Но я не хочу проигрыша своей стране. И не ценой смертей невинных санпавских жителей я хочу заручиться поддержкой армии.

Они услышали, как отпирают дверь. В темницу влетел Огастус, за ним забежали старые знакомые Фредера: Джон Пайн, Стивен Лодж, Алан Манрин и Дэвин Харди.

Огастус растолкал Люси и Фредера, стянул Уилла и койки и схватил за грудки. Глаза его горели безжалостным огнём.

— Ты знал об абадонах! Знал всё! — прорычал герцог.

— Что я знал? — спросил Уилл.

— Абадоны не собирались драться друг с другом! Они обратили свои силы на людей! — закричал Огастус. — Онисей, как ни в чём не бывало, уничтожает камерутские и иширутские войска, а Мегуна со своей шайкой бьёт наших солдат!

Уилл вырвался из рук Огастуса. Внезапно заболела голова. Герцог не пробуждал винамиатис, но от одного взгляда на хозяина становило плохо. В мозгах застучало, ноги объяла дрожь. Уилл устоял.

— Я ничего не знал! Расскажите, что случилось!

— Ах не знал! — с яростью прокричал Огастус. — Все совещания Онисей проводил только в твоём присутствии! Он требовал, чтобы при каждом обращении его в человека, ты бы рядом! О чём ты разговаривал, когда оставался с Онисеем наедине? С Ададоном? С Дионсом?

— Ни о чём таком, что вызвало бы подозрения! Что вообще произошло? Как абадоны… могли отказаться о сражения?

Огастус оскалился.

— Вы только посмотрите, он ещё мне вопросы задаёт!

— Задаёт, потому что впервые слышит про отказ абадон воевать друг против друга. — Фредер вскочил с койки. — Как это случилось?

— Как? — кричал Огастус. — А вот так. Онисей и Мегуна даже не думали соперничать за власть в стае и не собирались нам служить. Они встретились, пожали руки и пошли убивать людей. Онисей — войска захватчиков, Мегуна — наши силы. Отряды абадон разбросаны по всей Санпаве, их скорость поражает, они уничтожают все войска, которые стоят в Санпаве!

— И мирных жителей… — промолвил Уилл.

— Мой отец! — осмелилась закричать Люси.

Глаза Онисея, горящие, пылающие ненавистью к вечным людям, его голос, в котором был собран яд всего мира, нетерпение, желание поскорее бы начать битву, неважно в какой день — можно же было догадаться, что Онисей замыслил что-то ужасное! Уилл обложил себя отборной бранью. Будь бы он внимательнее к Онисею и остальным абадонам, к собственной матери, в которой тоже застыла жажда убийств, ничего не произошло.

— Я выступлю переговорщиком. Позвольте мне! Моё слово для них, наверное, ещё что-то значит, в глазах абадон я тоже абадона, сын Цубасары.

— Ты изменник! — сказал ему, дрожа от злости, Огастус. — Если бы не ты, я не получил бы толпу диких чудовищ, убивающих мою страну!

— Я виноват, что не разглядел настоящего плана абадон. Виноват, простите. Но я не изменник. Я поговорю с ними. Попытаюсь убедить их остановиться. Силой абадон не победить, их магия в десять раз превосходит нашу. Нужно взять их словом и хитростью. Дайте выступить переговорщиком, вас они не будут слушать.

— Именно ты попросил абадон показать свой голос. Ты! — цыкнул зубом Огастус. — Они услышали тебя и показали, на что способны! Ты натравил чудовищ на людей!

Уилл взболтнул головой. Он не об этом просил! Он хотел, чтобы абадоны доказали людям, что их нельзя подчинять, нельзя порабощать. Чёртов Онисей, он любые слова переведёт на язык крови.

— Другие виноваты, дядя? Подражаешь моей дорогой мамочке? — Фредер засмеялся. — Вы же с матерью купили их у Тенкуни и заставили воевать. Вы же приказали им воевать, иначе они не вернутся домой к жёнам и детям. Пожимай свои плоды, дядя. От Санпавы не останется ничего. Прах! Чудовища, звери сотрут её и твою гордость.

— Молчи, чудовище.

В скрежещущем голосе Огастуса прозвучала угроза, но Фредер не расслышал её.

— Дядя, хорошо идёт твой первый день в качестве короля? Сутки ещё не прошли с твоего назначения регентом, а твоя армия умирает от абадон, которых ты не смог разгадать, обуздать, предупредить и остановить. Завтра же тебя свергнуть твои генералы. А народ наплюет на твои портреты.

— Я бы не загадывал так далеко, племянник. Завтра, оно наступит не скоро, дожить бы до этого дня.

Фредер с наигранным сочувствием покачал головой.

— Жалкий человек, мечтающий всю жизнь стать королём. Вот, получай, что заслужил. Расправляйся своей королевской властью с чужаками, которые бьют наших и не наших в Санпаве.

Огастус сделал шаг вперёд, подойдя ближе к племяннику. Уже не раб заботил его мысли, а принц. Уилл напрягся и подозрительно взглянул на спину герцога.

— Эта война не началась бы, — сказал Огастус. — Но ты не смог замолчать, когда я похоронил твоего брата. Ты предал свою страну и свою армию ещё будучи двенадцатилетним мальчишкой.

— Вот опять ты вспоминаешь тот день. Камерутчане так спокойно и легко покинули бы обжитую Санпаву, когда бы Зенрут выдвинул им официальные обвинения? Они бы подтерлись твоим обвинением и продолжали бы грабить Санпаву. Война разгорелась бы ещё раньше. Я отодвинул её, я дал Санпаве пожить еще несколько лет без войны. Дал возможность вам с матерью наладить дипломатические отношения с Геровальдом. Вдруг получилось бы что-нибудь! А ты не смог даже воевать разумно с врагом. Притащил абадон!

Огастус повернулся к Уиллу, бросил на него испепеляющий взгляд и направил внимание на племянника.

— Я разберусь с ними. Они будут уничтожены.

— Как и Санпава. Огастус, ты король без короны и земли.

— И с тобой разберусь, — вздохнул герцог.

Уилл увидел сверкающую сталь, выглянувшую из-под сюртука Огастуса. Блеск ножа прервал все мысли об абадонах. Уилл бросился на хозяина, первее него выхватил нож и закрыл собой Фредера. В шаге стоял Огастус, Уилл занёс нож, но немыслимая боль оглушила его, дыхание спёрло. На шее взвился ошейник.

— Схватите Фреда! — велел Огастус.

Проваливаясь в пучину боли и темноты, Уилл услышал треск ключа, закрывающий дверь в камеру. Офицеры подбежали к принцу и схватили его за руки.

— Не надо, пожалуйста! — вскочила Люси.

Джон Пайн одной рукой сжал её за талию.

Фредер тяжело пыхтел. Кажется, он вырывался. Уилл с пола видел только длинные сапоги офицеров и Фредера. Перед ним стоял Огастус и улыбался искренней счастливой улыбкой. Глаза сияли отблеском стали. Из руки в руку он перебрасывал чёрный винамиатис.

— Я поражён, что после моей дневной взбучки ты ещё держишься на ногах. Твоя смерть будет долгой. Ты не воин, а пошедшее псу под хвост создание. Как жил никем, так и умрёшь никем. Завидуй своему другу и принцу — он быстро умрёт. Если, конечно, не захочет ухватиться за свою проклятую жизнь.