— Отведите нас к пустоглазам! — повелел Аахен.

— Они в соседнем зале, — сказал Тивай.

— В зале? Стрелять в них будете?

— Зенрутский ошейник подчинения, — голос Леокурта был твёрд.

В зале напротив бродили пустоглазы, нюхая и царапая незнакомые стены. Леокурт побоялся притащить всех тварей, которых в Тенкуни было тридцать голов, он взял лишь десять, самых дружелюбных к людям. Сквозь рыжую шерсть выглядывал ошейник. «У него и ошейники имеются!» — Нулефер не переставала поражаться хитрости и расчётливости Леокурта. Аахен накинул на пустоглазов одежду и взял чёрный винамиатис.

— Я сам.

Кто бы мог подумать, что тенкунец в Тенкуни будет пробуждать ошейник раба. У Аахена не сразу получилось направить силу на винамиатис, мысли в его голове путались. «Давай я попробую», — захотела выступить Нулефер. Она-то с детства наблюдала за пробуждением ошейников. Но у Аахена получилось, пустоглазы завизжали от боли и через несколько секунд обернулись людьми.

Нулефер и Аахен загородили собой отрядов воинов за их спинами. Их лица тут же узнали абадоны и поспешили поскорее одеться.

— Началось? — Фекой понял причину, по которой их обратили в людей поздней ночью.

В похожих друг на друга лицах абадон — ведь у них всегда была одинаковая неменяющаяся причёска — застыл восторг, воодушевление, любопытство. И доля отречённости, когда они глянули на стоявших за спинами Нулефер и Аахена воинов. Нулефер смотрела на абадон. Совсем недавно они были лохматыми зверьми, что бесились в океане и брызгали на её новое платье. «Это мой народ», — она горько вздохнула.

— Началось, — произнёс Аахен. — Поздравляю вас с успешным одурачиванием вечных людей. Ваша цель нас уничтожить?

— Нет. Приказать вам николиже не будоражить покой абадон на Абадони. С ближней ночи мы станем зверьми, и вы нас заморете.

— А сейчас вы будете убивать людей? Военные Зенрута и Камерута уже услышали ваши требования — кому-то сдастся в войне. Но так ли это? Фекой, Дорифан, ребята, что вам нужно от манаровских людей? Вам не причинят вреда, всего лишь расскажите, что будет дальше.

Абадоны погрузились в молчание, скорбное, словно прощались с собой. Ещё бы, сзади них стояли лучшие воины Тенкуни, предводители Тенкуни, люди, владеющие кораблями, способными вернуть их на остров. Или же продать другому государству.

— Будут бои, — сказал Агэс. — Бессмысленные, непрекращающиеся. Не бои, аже чистки. Абадоны полетят на воинов врага. Убьют их, не жалея размаха и границ. Полетят на новые полки. Найдут воздухом и силой земли схороненные в зарослях отряды из трёх человек, беглецов, героев былых войн, язвенных в лечебницах. Перемнутся шахтами и природными сокровищницами. Абы к сему часу не будет повестей о поражении со стороны манаровского короля, абадоны будут крушить земли, воды и горы Санпавы.

— Мы честны с вами, — добавил Эдуэг. — Зенрут улучит смерть своего врага. Камерут улучит смерть же своего врага. Онисей узрел, как отомстить вечным людям. Он сообразил, что нас могут разлучить и заставить воевать и наказал, яко право сражаться против врага. Абадоны будут воевать, но не против себя.

— Что Онисей вам ещё тогда сказал? Что? — Нулефер догадалась о каких прощальных словах кумрафета шла речь. — Прямо сейчас в Санпаве умирают тысячи и тысячи людей. Командование не успевает эвакуировать даже солдат и офицеров. Про людей, обычных людей, живущих в своих домах в деревне, точно как вы на своём острове, оно вообще махнуло рукой. Что вы подарите вечным людям дальше? Что ещё кроме ужасных смертей?

— Абадоны будут милосердны к мирным жителям Санпавы, — рука Хелеза коснулась плеча Нулефер. — Наши враги — армия.

Нулефер заметила вспышку сожаления в глазах этого абадоны, невысокого седого мужчины, покрытого морщинами старости. Только не долго сожаление пожило на его лице. Хелез прищурил глаза, мотнул головой и стал вновь гордым высоко взирающим на людей абадоной.

— Главный враг абадон не манары. Вы — тенкунцы, — он вперил суровый взгляд в Леокурта и воинов. — Вы выдрали нас с острова, не они.

Сзади Нулефер и Аахена засмеялись ироничным смехом.

— Но набросились вы на Зенрутскую империю! — хохотал Тивай.

— Кто же бы нас вернул домой, аже бы мы испепелили Намириан? Ныне Намириан цел, старейшина Аахен Тверей жив. Он вернёт нас домой. Хотя бы нас, оставшихся тридцать абадон.

— Сойдёшь с их стороны, Аахен?! — воскликнул Метинас.

Аахен обнял за плечо Хелеза и повернулся к воинам и отцу.

— Нет. Я избран старейшиной абадон, вторым после кумрафета в стае. Я не отрекусь от долга, который мне передали. Хелез, вы вернётесь домой. Пока вы в Тенкуни, вас не тронет ни один человек. Клянусь именем своего отца, возглавляющего Магическое братство. Мой отец ведь подтвердит, что абадоны под защитой Тенкуни как граждане, наделённые правами и свободами?

Нулефер увидела, как Леокурт не нашёл, что сказать в первые же секунды. Не было её здесь рядом, она бы в такое не поверила. Леокурт смутился, а потом посмотрел в глаза Аахену.

— Да, вы остаётесь под защитой Тенкуни.

Скажи иначе, и тебя убьют сильнейшие создания в мире. Не успеешь моргнуть!

— Аахен, ты вернёшь нас на остров, а мы молвим народу, как караться с вечными людьми. Печальную историю нашей стаи запишут на древних свитках, будут читать и передавать от сына к сыну. Будут учить, как давать отпор вечным людям силой и кровью. Баче с нас не спадёт проклятье, вечные люди будут ужасаться нас.

— Да, я вас верну! — громко заявил Аахен.

— Они чудовища! В Санпаве сущее пекло! — внезапно вскричал Ятодан. — Мне прислали первые карточки, — целитель поспешно залез в нагрудный карман, дрожа схватил смятые бумажки и ткнул ими в лицо Аахена. — Тел даже не осталось! Земли нет!

Аахен убрал от своего лица карточки и взглянул в глаза магу.

— Я сын Леокурта Тверея. Я из семьи человека, который почти полвека питает силой войны, революции и восстания. Делил бы я мир только на белое и чёрное, я бы давно поменял фамилию. Если ты живёшь в Тенкуни, ты не можешь быть святым. Ты или твой родственник причастен к чужой несправедливой войне, а ты кормишься на деньги этой войны. Малерз Ятодан, вам пятьдесят лет, сколько покорёженных тел сгинуло на войнах, пока вы служили в Магическом братстве? Или война, начатая абадонами, угрожающая Тенкуни, это нечто другое? Так вот, я на их стороне, я их старейшина. А если вы хотите покончить с кровавыми убийцами, начните с ваших друзей, стоящих сейчас возле вас. Я знаю, о чём вы думаете, малерз Ятодан, о чём думают все воины и мой отец. Вы рады, что абадоны избрали объектом мести Санпаву, а не Намириан. Ведь слабых всегда добивают. Почувствуйте себя хоть один раз в жизни слабыми манарами перед лицом величайших магов.

Нулефер смотрела то на Аахена, то на абадон. Не просто далось её возлюбленному такое решение. Аахен и букашки не убил за свою жизнь. Он грозился прикончить голыми руками Ваксму Видонома, но слабо верилось, что у него действительно взялись бы силы на отнять чужую жизнь. Аахен был благороднее и добрее её.

— Хелез, можно ли повлиять на абадон? — Нулефер подошла к нему и разгладила складки туники. — Остановить их иным путём? Короли Зенрута и Камерута не пойдут на капитуляцию, им проще потерять Санпаву, чем позорно сдаться. Или хотя бы можно договориться с абадонами, чтобы они убавили силу и обошлись меньшими жертвами?

— Не ведаю, — Хелез пожал плечами. — Как благоизволит Онисей. Поговори, попытайся, но уговорами ты не спасёшь Санпаву, тут надобно слово короля.

— А вы можете поговорить с Онисеем и с Мегуной, его правой рукой?

Хелез повернулся к абадонам. Они зашептались на неизвестном языке.

— Мы заточены в Тенкуни, — бросив взгляд на Леокурта Тверея, сказал Хелез. — Наша сторона — наблюдение и ожидание.

— Нулефер… — Аахен коснулся её щеки.

Изменение в её лице обеспокоили Тверея. Она подняла взгляд на возлюбленного и сказала, делая робкие паузы:

— Я абадона. Часть моего народа стоит здесь и ждёт возвращения домой… Мой народ на острове… Там моё место, мой дом… Люди Абадонии мне как родные, я никогда не ощущала такой близости с незнакомцами как на Абадонии… Но Зенрут, я там выросла… В Рыси, недалеко от Санпавы. Аахен, если мы можем, давай попытаемся помочь переговорами. У абадон должно быть и другое лицо.