***

— Мегуна? Мегуна! — кричал в шумящий винамиатис Геровальд. — Невозможно!

С других точек приходили те же самые вести: абадоны встретились, переговорили, пожали руки и разошлись. По спине пробежали мурашки. Его войска почти разгромлены, «его» абадоны летят на армию Зенрута, сокрушая за собой территорию. Генералы между собой переглядывались и шумели, из Иширута орали по винамиатисам. По спине Геровальда пробежали мурашки.

— Сальвару! Обратите его в человека! Доставьте ко мне генерала Нанцирского! И просите Тенкуни о помощи!

В штабе военного командования только и слышны были незатыкающиеся винамиатисы. У Геровальда раскалывалась голова. Последние пять дней он ужасно спал, ужасно ел, тревожась за Сиджеда. В ушах звенел мерзкий хохот Эмбер и заливной смех Сиджеда с его дня рождения, который подарила мальчику королева. Она показывала пиршество в честь пленного короля по стеклу, только чтобы пустить его отцу пыль в глаза, притвориться доброй и сострадательной. Лишь этой ночью Геровальду удалось нормально заснуть, в два часа его разбудили: Зенрут опередил его с абадонами. Окна штаба выходили на площадь. Геровальд вспоминал, как гулял по ней с пустоглазами и играл в лихие шумные игры. Предатели. Предатели! Демонические предатели! Камерутские войска тонули в крови, а так называемые союзники этого и ждали.

Генерал Нанцирский был изувечен. Правую руку размазало камнем, осколки изуродовали лицо, смяли нос и выбили правый глаз. Он не мог согнуть спину и дышал, прижимая оставшуюся руку к животу. Он возглавлял Первую Дивизию, состоящую из лучших офицеров и магов, когда так внезапно атаковали абадоны. И успел спастись лишь благодаря проходящему.

— Предательство, — проговорил, скрепя зубами, Геровальд.

— От демонов нельзя было ждать дружбы. Я убедился, — с мучительным вздохом ответил Нанцирский.

Сальвару привели в зал штаба смущённого и напуганного. Было видно, что его быстро нарядили в чёрную тунику, дали первые попавшие под руку сандалии.

— Мы не сбрасывали его с башни, мы обстреляли стену возле него, — пролепетал офицер, страшась гнева Геровальда. — Простите, Ваше Регентство.

Сонный, зевающий и обескураженный Сальвара съёжился, когда регент подбежал к нему и схватил за грудки.

— Онисей убил мои войска, а Мегуна борется с зенрутскими частями! Не было никакого боя между абадонами! Они пошли уничтожать человеческие военные силы. Ты скрывал от меня правду! Я считал тебя другом.

Сальвара отмахнул от себя Геровальда.

— Дай человеку присесть, — он сурово уставился на Нанцирского, дрожащего, стоявшего возле кресла.

— Я постою, — ответил Нанцирский.

— Сядь или умрёшь, — потребовал Сальвара.

Он помог Нанцирскому отодвинуть кресло из-за стола и усадил покалеченного генерала на мягкое сидение.

— Абадоны Мегуны завоёвывают Камеруту победу, — сказал Сальвара. — Они умерщвляют зенрутских военных, уничтожают крепости и дороги. Ибо так ты и хотел. Камерут же для сего желания купил абадон. Дабы абадоны уничтожили противника. Абадоны Онисея следуют воле зенрутской королевы, что купила их. Вашим королевским желанием было сразить врага. Сей мы и сражаем.

Геровальд занёс руку над Сальварой, но остановился за мгновение перед пощёчиной и ударил кулаком по стене.

— Я дал вам кров! — он дико закричал от злости и боли в руке. — Принял как самых почётных гостей! А тебя полюбил как своего друга! Ты понимаешь, Сальвара, что подвёл меня, предал! Что мне теперь делать с абадонами?

Сальвара взял его за ушибленную руку и потёр тёплой ладонью.

— Предал? Нас усыпили, затащили в трюм аки рабов, аки скот, продали. Заставили воевать, ибо никогда не вернёмся домой. Я тебя предал? Люди Мегуны предали? Наш дом и наша родина сей наш остров. Мы преданы лише ему, нашим семьям и нашим друзьям, храмам, кои должны вечно блюсти. Я тебя люблю, Геровальд, но абадоны — мой народ. Я непрестанно буду на стороне абадон. Я не мог тебя предать, ибо я не клялся тебе в верности. Ты подружился с пустоглазом, у коего мозгов аки у собаки, но человек Сальвара будет мыслить по-другому… На Абадонии живёт моя жена, мои дети, я хочу вернуться к ним, я вижу их в своих неразумливых пустоглазьих снах. Их я люблю преболе тебя. Ты размыслял о детях моих, Геровальд? А о семьях иных абадон? Вы, вечные люди, сгубили нашу жизнь. Абадоны не простят.

— Что вы хотите? — спросил Геровальд, оторвав руку от Сальвары. — Убить всех людей? Крушить всё живое, пока следующая ночь не превратит вас в зверей? Вы же не сможете уничтожить Зенрут, Камерут и Иширут за день, хоть и хвастаетесь своей божественной силой! У абадон тоже есть ограничения в скорости и расстоянии. Что вам надо? Следующей же ночью всех пустоглазов прикончат меткими оружейными выстрелами!

— Мы ведаем, что живём последний день, — сказал Сальвара. — Сия война — явить вечным людям, тенкунским магам, считающим Абадонию своей собственностью, всем человеческим правителям, всему вашему миру, наше слово: мы никогда не будет рабами. Оставьте нас в покое, убирайтесь навечно с нашего острова! Вас мы не страшимся, мы заперты в проклятом теле, но мы могущественнее вас. Дайте нам жить на нашей земле, с нашими семьями, под опекой наших кумрафетов. Сей битвой мы покажем, что убьёт всякого, кто посягнёт на нашу жизнь и на крошку нашей земли! И так будет всегда.

Геровальд видел, как сильно держат офицеры ружья.

— Как остановить твоих собратьев?! — закричал он, хватаясь за край стола, возле которого запаленно дышал Нанцирского.

— Закончите войну королевским словом, — строго ответил Сальвара. — Когда одна сторона из вас сдастся, тогда мы остановимся. Кто первым признает поражение — Зенрут или вы с Иширутом?

— Мы не для этого воевали три месяца, — криво ухмыльнулся Нанцирский. — Ваше Регентство, вы ещё хотите Санпаву?

Геровальда сжигали сомнения. Да, он хочет Санпаву! Ему нужен сероземельник, которого так чертовски мало в Камеруте. Нужны и другие богатства провинции: уголь, руда, железо, соль, богатый чёрными и цветными металлами Ураканский хребет.

В зале винамиатисы всё кричали и кричали, генералы и канцлер Вабеский не успевали на них отвечать. Камерутские проходящие не справлялись с эвакуацией войск. Тенкуни отказалась посылать странам Зенрутской империи новых воинов.

— Наши и иширутские силы в Санпаве почти разбиты, — проговорил Геровальд. — Зенрутские войска, что были вблизи наших частей, возможно, эвакуированы ещё до появления Онисея. Другие же полка эвакуируются сейчас, пока к ним несутся абадоны.

— Нам нужно больше проходящих, — сказал Нанцирский, — чтобы спасти всех раненных, выживших и эвакуировать ещё нетронутые полки и отряды. Ваше Регентство, призовите на помощь всех проходящих магов, которые находятся в Камеруте на службе. Соберите всех незадействованных магов любых стихий. Придётся им заплатить много денег, но выхода нет. Началась война на отступление. Помолимся, чтобы абадоны Мегуны побыстрее расправились с зенрутской армией.

— Кто спасёт больше своих войск, тот получит израненную Санпаву и её ресурсы! — воскликнул Геровальд. — Какой кошмар!

— Сокровищ земных не будет, — Сальвара склонил голову вниз. — Онисей наказал земным магам уничтожить шахты и рудники. Он хочет, дабы победа для страны-победителя обернулась пустотой. Геровальд, вошли проходящих в шахты. Люди под землёй не причастны к войне.

Сердце Геровальда отчаянно застучало. Он зря затеял эту войну! Зря доверился абадонам и признал в них людей! Из носа Нанцирского полилась кровь. Высший генерал умрёт за его столом, только потому что его король назвал демонов людьми. Если б можно было, он сам бы прилетел в Санпаву и снёс бы взрывчаткой голову Мегуне. Что он так долго тянул время? Надо было атаковать абадонами в первый же день, как их доставили из Тенкуни. Так хоть сохранил бы больше своих людей. И Сиджеда.

О Боже, его мальчик всё ещё у Афовийский! Герцог Огастус, объявивший себя регентом при больной королеве, отправил послание, чтобы Геровальд и не думал бросать «преданных» ему абадон на Конорию. Да, теперь он никого не отправит за спасением Сиджеда… Но безумец и чудовище Огастус может и так прикончить мальчика. Он наплюёт на дипломатию, на уважение к монархии и короне, на хоть какое-то мирное сосуществование Зенрута и Камерута в будущем.