— Мы выстоим, отец, всем назло!
Ромила закусила губу. О чём-то задумалась и накрыла отца одеялом.
— Мстить не будем. Папа, тебе нужно оставить месть. Не мсти… рабам, — выговаривала она несчастное слово через силу.
Дочь всё понимала. Отца четвертовали не рабы.
Стук в дверь. Зашёл Эван.
— Извини, что беспокою тебя… Ты не в том состоянии, но пробуди стекло, — прошептал брат, стыдясь за собственное поведение.
Сил у Нормута не хватало даже на стекло. Магический прибор пробудил Эван. В глазу, который жгли не высохшие слёзы, всё темно, мутно. Нормут не видел, только слышал Рица Шейма.
— Тобиан Афовийский жив, — говорил дрожащим голосом вещатель. — Он выдавал себя за Бонтина Бесфамильного. Мы разбираемся в ситуации и будем держать вас в курсе событий. Пока неизвестно, как относиться к заявлению принца Фредера и фанина Бесфамильного… Что это? Шокирующая правда королевской династии или ловкий трюк принца и его двоюродного брата, в котором нашлось места мошенничеству, магии и зельям превращениям?
Эван сунул Ромиле газету.
— Как только ты уехал, к нам в имении прискакали мальчишки и бросили газету. Люди разносят газеты по всей округе. Почитай.
Нормут лишь взглянул на заголовок и отвернулся. Принц Тобиан жив. Всё померкло. Всё стало ясным как божий день. Его переиграли. Над ним здорово подшутили и перехитрили. Эван коснулся его щеки, и Нормут будто увидел мысли брата. Нет, Эван не тупица. Он тоже понимает, кто искалечил его брата. И за что.
— Будет нужна помощь — зови. Прибегу, — попрощался Эван, унося стекло.
Нормут прислонился головой к шее Ромиле. Сил не оставалось даже на плач. За стеной слышалось шебуршания рабов. Наиболее смелые заглядывали к нему в комнату. На изрубленного хозяина стоит посмотреть! Рабы не смеялись, не улыбались. Они нацепили на себя покорный вид для Ромилы, у которой ещё есть руки, чтобы пробудить винамиатис.
Но Нормут всё видел, всё чувствовал. Рабы изгаляются над ним, желают проклятия, видят своё преимущество. Он никогда больше не пробудит ошейник. И не сможет взять даже палку, чтобы отлупасить дерзкого негодяя. Теперь побьют его — ничтожного калеку, если только дочь не вступиться за отца.
— Папа, я за тебя постою, — ответила ему Ромила. — Мы остались вдвоём. У тебя есть только я. Доверься мне. Я буду твоими руками и ногами, твоими глазами, — говорила она усыпляющим доверие голосом. — Я буду заботиться о тебе как…
«Как мать за больным ребёнком», — за дочь произнёс отец. И не смог возразить Ромиле вслух. Его дочь должна оставаться ребёнком, она ещё должна наслаждаться детством и юностью, ей рано взрослеть. Он молчал. Трясся. Отрезанные руки и ноги пронзались болью. Вспоминался старый анекдот. Нет у него больше языка. Герцог и язык тоже отрезал, заставив Нормута навеки умолкнуть о правде.
«Тобиан Афовийский жив» — звонко били в голове отголоски вещателя.
Бонтин победил, не прикасаясь и пальцем к нему.
Ромила положила голову Нормута к себе на плечо.
Он, изнемогая, закрыл глаз. Бедная его дочь! Девочка не должна тратить свою жизнь на покалеченного отца.
— Мы остались вдвоём, Ромила, — Нормут задыхался от боли и безумного страха.
Исчезла его большая и дружная семья. Только маленькая дочь, только осужденный покалеченный сын, только отдаляющийся от него брат Эван — вот и всё, что есть. Никто из этих людей не защитит его. Никого и он не сможет заслонить. Нет семьи. Нет силы. Нет грозного имени. Нет покорных слуг, испуганного стада. Больше нет Нормута Казоквара.
Он — жалкое подобие человека, лишённое рук, ног, глаза и языка.
Король забрал у него корону.
========== Глава 61. Рёв ==========
Пустоглазы спали. Через решётку им светили множество звёзд мерцающим золотым покрывалом на тёмном небосводе. Онисей, забрав под себя всё сено, разлёгся на спине и раскинул руки. Он сопел, ворчал, стучал кулаком по полу. Его друзья не просыпались, уже привыкли к тревожным снам своего вожака. Дионс и Ададон пытались во сне содрать проклятые ошейники, но те крепко сидели на шеях пустоглазов.
Послышался стук. Онисей поднялся первым и загородил могучим телом стаю.
— Это мы! — Карл Лендарский в успокаивающем жесте сложил руки. За его спиной стояли два десятка офицеров и магов. Улыбнувшись, Лендарский удостоверился в дружелюбности пустоглазов и приложил руку к чёрному кулону.
Жуткий крик оглушил людей. Маги загородили военных каменной стеной. Через пару мгновений раздался тяжёлый гневливый бас Онисея.
— Что надо вам сей поздний час?
— Пришло ваше время воевать, — из-за спин телохранителей вышел Огастус.
Абадонам дали одежду, воду для умывания, гребни для волос, сняли ошейники. Облачаясь в тунику и доспех, Онисей хмуро поглядывал на Огастуса и министра Лендарского.
— Сея дня? Почто вы раньше не упредили нас о битве?
— Мир меняется, — ответил Огастус. — Зенрут тоже изменился. Сегодня у нас прекрасный шанс закончить войну. Вы же хотите до лореамо вернутся домой?
Онисей рассмотрел своё одеяние. Ослепительно алая туника с пурпурной лентой, сверкающий доспех с выбитым изображением пустоглаза на груди, тёмные сандалии. Он не отказался и от золотых перстней, которые ему принесли вечные люди. Одежда товарищей была чуть скромнее: бледно-красная туника без лишних украшений, крепкие сандалии. Абадоны заявили, что не будут красоваться блеском тканей перед старыми друзьями.
— Я жажду ратовать, — сказал Онисей с небрежной усмешкой.
Дорога до военного зала показалась тихой, мрачной. Ни души не встретили абадоны на своём пути, кроме молчаливых, камнем застывших караульных, которые смотрели на них пронзительным воинствующим взглядом. Огастус, Лендарский, Митчан, Вотсон и другие важные полководцы сели за круглый стол, разложили перед абадонами карты.
— Идеже Уиллард? — провёл бровью Онисей.
— Он заболел, — ответил Огастус.
— Заболел? Занедужил? У него стальные дух и тело. Темнишь, Огастус. Идеже королева Эмбер? — громко спросил Онисей. — Чью же волю мы будет исполнять?
Он так сильно хлопнул по стулу, что офицеры выставили ружья, а проходящие маги подлетели к Огастусу.
— Королева потеряла рассудок, она безумна. Я её регент, представитель её воли.
— Онисей, Уиллард… — шепнул ему Озия, маг земли.
— Т-сс, я тоже чую, — Онисей вдыхал свежий ночной воздух и видел перед собой стены, арки, преграды, полы, потолки. Стоило закрыть глаза, ему являлась карта дворца и его подземелий, мягкие земли сада, ровные дороги столицы, грязь и слякоть трущоб. Он видел замки, темницы, людей, закрытых в них. Изумительная связь через частицы песка и каменных пород чутко воспринималась со всеми абадонами, кроме умерших Иоара и Ачираса. Цубасара, он почувствовал и её, спящую на земле возле деревянного сарая.
— Эмбер не возможет править, стало быть, новый король её сын Фредер, — это был не вопрос. — Куда же наследника скрыли?
— Наследник не в состоянии управлять государством. Он не вырос, не стал мужчиной, — стойко ответил Огастус.
— Я запутался. Кто же правитель Зенрута, кому принадлежит слово абадон? Кого мы должны слушать? — Онисей явно хотел разобраться в истории последних дней. — Приведите Уилларда. Он ваш голос для нас, он укажет, кто новый правитель Зенрута.
На лице Огастуса появилось пугающее раздражённое выражение.
— Уиллард болен. Его нельзя тревожить. Я понимаю, как вы дорожите его голосом, я потому и откладывал вашу битву последние две шестицы. Всё ждал, когда ему станет лучше. Но больше терять время нельзя. Вы увидите Уилларда после победы, которую принесёте Зенруту. Я новый правитель Зенрута, слушайте мои слова.
— Правитель так правитель, — пожал плечами Онисей. — Ныне ты в ответе за нас.
— Онисей! — воскликнул Ададон. — У нас договор. С людьми молвиться лише с нашим собратом из мира вечных людей — с Уиллардом.
— Я хочу ратовать, я долго ждал сего дня, — недовольно на него уставился Онисей. — Мы сразимся без Уилларда. Мы долго терпели и долго ходили перед вечными людьми обезьянами. Пора. Да скорее же ты хочешь вернуться домой к жене и детям?
