— Если я заберу тебя, ты не сможешь сберечь мой медальон, — Конел положил неосязаемую руку на голову Тобиану.

— Отец, — Тобиан еле ловил воздух, — отец, я раньше мало с тобой разговаривал, не рассказывал, как я живу… Отец, я забросил занятия по виолончели. Ты поддерживал меня, ты говорил мне, чтобы я занимался тем, что мне нравится. И я бросил виолончель, когда ты умер. В академию Гумарда я не поступил, хотя справился с экзаменами. Что я тебе рассказываю? Ты и сам знаешь это, как видишь, я то тут, то там, побывал даже Зорким соколом.

— Тобиан, я с тобой, — закивал Конел. — Тобиан, нас не разделить.

— Тобиан! Тобиан! — голос Фредера рассеял призрак отца. Брат стоял в дверях и ошарашенно смотрел на него. — С кем ты говоришь?

— Ты видел его? Нашего отца?! — в исступлении закричал Тобиан. — Он пришёл ко мне! Он здесь стоял!

— Я не видел отца. Тоб, тебе почудилось. Наверное, ветер колыхал шторы, — Фредер прошёл к нему, не убирая с лица изумление.

— Нет, Фред, наш отец навестил меня. Ветра нет, смотри, даже ставни на окнах закрыты, — Тобиан раздвинул шторы. — Они не могли шевелиться, на этом месте стоял наш отец. Призраки существуют, Фредер, клянусь тебе.

— Ты вчера нехило напился, он тебя и сейчас разит кабаком. Галлюцинации.

Фредер взял под руку Тобиана, передёргиваясь от его дикой улыбки и сумасшедших глаз, и провёл к кровати.

— Ты не выспался. Поспи, ещё утро. Выпей только зелье, ты в теле Тобиана, вчера я затащил тебя в свою комнату и через пять минут ты превратился в себя.

— Утро… Мариону остался день.

Фред поместил Тобиана на мягкое одеяло, сам уселся на жёсткий высокий стул подле него. Голова у Тобиана кружилась после вчерашнего вина и пива, а голос отца отдавался эхом в висках, но всё-таки потерянный взгляд брата не убежал от него.

— Ты вчера привёз меня во дворец или… мне привиделось твоё лицо?

— Я. Мне сообщили, что ты в пьяном виде прошёл в усыпальницу к нашим предкам и находился среди них два часа. Я отпросился в академии у генерала Шербека, объяснил, что у моего брата очень плохо со здоровьем и ему нужна помощь. Тобиан, я боюсь, что вчерашним поступком ты позволишь раскрыться твоей тайне. Фрейлина Лизанская, молившаяся в часовни на службе, рассказала мне, что слышала твой плач из усыпальницы. Ты не Тобиан, ты Бонтин, у тебя ничего общего нет с покойным Конелом Наторийским. Ты хотел быть моим братом, и я согласился поддержать слух казокварских рабов, что ты моя родня. Выполняй роль моего незаконнорождённого родственника. Вчера ты бы на глазах у людей превратился в себя, не подоспей я вовремя.

Тобиан хмыкнул.

— Я не виноват, что несколько минут разницы нашего с тобой рождения сделали меня незаконнорождённым. Фред, ты пришёл пытать меня словами? Ты сидишь передо мной как перед ложе со смертельно больным.

— Призраки здоровых людей не навещают. Я не против с тобой поговорить.

Тобиан упёрся на косяк кровати, смахнув с себя меха и одеяла. Ему сказали, что наступило утро, но в комнате у Фредера было темно: мебель, обои, шторы в отсутствии горящих ламп казались серыми.

— Что ты хочешь от меня? Я доверился бы тебе, да боюсь. Тебе понравилось испытывать людей. Забавно играть с Люси? Кошка сперва наиграется с мышью, а потом убивает её, беспомощную, жестоко перекусывая горло. «Что же замыслила глупенькая девочка Люси, дай-ка я подсоблю ей, вот тебе зелье, под тебе разрешение на свидание с отцом. Так что ж, когда петля затянется на её шее? На кого бы поставить? На девчушку или санпавскую крепость?» Хм, непростая ставка. Фред, с Люси ты был довольно мил. А Уилл увидел твою жестокость. Но оказалось проще — притворство.

— Жестокость порой необходима. Мы с тобой часто в детстве подбадривали Уилла, и он видел наши спины и прятался за ними. Я дал ему пожить в одиночестве, когда бы он ещё задумался о себе? Свой выбор Уилл не сделал бы в пользу свободы, если бы на его подружку не выставили оружия. Тоб, ты это осознаёшь без моих слов.

— Погибли люди.

— Иначе погиб бы твой лучший друг. Разве не ты сказал мне, что рабство превращает человека в немое растение? Я спас Уилла от этой участи.

— А какой глубокий смысл ты вкладывал в игру с Люси? Если бы что-то пошло не так, но судьба Люси была предрешена.

Фредер повертелся на стуле, стараясь побольше помолчать.

— Эксперимент. Я поставил эксперимент, я должен был изучить человека. Что такое выбор? На что пойдёт человек ради спасения другого, согласится ли второй принять его жертву? Что станет с первым, когда он не справится и уйдёт на свободу, оставив в тёмной камере самого ценного человека? Я экспериментировал и наблюдал. И Тоб, ещё я просто хотел отвлечь тебя от твоих забот из-за Мариона. Я посчитал, что Люси и её отец займут тебя вплоть до дня казни.

«Это сражение ты проиграл, я ни на час не забывал Джексона Мариона», — ему показалось, что Фредер видит его мысли.

— Тобиан, я готов заявить на весь Зенрут, что ты жив, — сказал Фредер до странности туманным голосом. — Моё признание спасёт его от смерти. Не жертвуй собой, давай в этот раз наказание получу я. Нет сил смотреть, как ты погибаешь.

— Мать лишит тебя права престолонаследия, оно перейдёт к одной из дочерей Огастуса.

— Переживу.

— Фред, ты тот человек, кто сможет изменить нашу страну.

— Почему ты уверен в этом? Я до недавнего времени прятался за мамину спину и не вышел ещё из вашей тени. Материной, дядиной и твоей. Я не буду особенным королём, я не стану героем, у тебя большие ожидания к моей фигуре. И когда я стану королём? Тоб, это будет не скоро, нашу маму рано класть в могилу. Иширутский король Иги сел на трон в шестьдесят пять лет.

В темноте Тобиан освоился, его взгляд впивался в неподвижного Фредера и в его ледяные тревожные глаза.

— Пожалуйста, не делай этого. Не отрекайся, я не хочу терять веру в тебя, брат.

Ответом стал лёгкий неуверенный кивок.

— Ты болван, Тобиан. Я даю тебе возможность спасти Мариона, ты её не принимаешь. Ты болван.

— Пусть так. Нормут Казоквар однажды сказал мне: «настоящий король сломит человека, не коснувшись его пальцем». Они сломали меня, наши мама и дядя. Из меня вынули всю душу, я не могу нормально мыслить, мои поступки противоестественны. Меня не существует, они уничтожают меня! Люди, которых я называл родителями!

Тобиан рухнул спиной на кровать, глаза блуждали по мрачному потолку.

— Я спас пятьсот невольников. Почему я не способен спасти одного заключённого?

— Я росчерком пера смогу освободить миллионы людей. Сейчас я не в силах освободить своего единственного брата. Почему?

В голосе Фредера Тобиан уловил страх. Ложь во имя утешения или брат больно за него как за себя? Тобиан боялся вкушать напрасную надежду. Наелся сполна.

— Отец не придёт больше ко мне, я чувствую. Фредер, как считаешь, там мы встретимся с ним? Отец дал мне понять, что обрёл благодать в том мире. А я боюсь, что просто исчезну, меня не примут в сады Создателей, не отдадут в пасти их псам. Я отрёкся от богов.

— Замолчи, — Фредер взял его за руку и замолк сам.

Несколько минут они сидели так в полной тишине: Тобиан лежал как прикованный, Фредер не отпускал его ладонь. Со дворца послышались голоса и цокот копыт.

— Мать?

— Нет, она здесь часа два. Мама приехала во Дворец Солнца сегодня и останется здесь до самой казни.

— Ты знаешь, как я хочу встретиться с ней, ты должен был сразу мне сказать, что она во дворце, — Тобиан начал подниматься.

— Мама не в духе последние дни, и вчерашние твои молитвы подпортили ей настроение. Не вставай, она не захочет тебя слышать, её охрана не даст вам увидится, ей велено пропускать к королеве только меня.

— Хорошо, я буду тобой, — поднялся Тобиан.

Вчерашний хмель больно отдавал по голове, но ясность разума окончательно не покидала Тобиана. Одно лицо, одно тело, они близнецы, как он мог забыть?! Тобиан надел поверх мятой рубашки курсантский зелёный мундир Фредера. Мундир был малость великоват. Пару лет назад Тобиан был крепче Фредера, шире его, но голод у Казокваров, недоедание последнего месяца измельчили его.