Нечто загадочное и неземное удерживало его от смертоубийства. К такому выводу приходил Тобиан, осушая бутылку с вином.

— Не позволю вам завладеть моим духом, — заплетался язык. — Моя честь и совесть принадлежат мне.

Джексон Марион как человек ничто не значил для него, так, по крайней мере, говорил он себе. Тобиан дорожил призраком Мариона, его мечтами, его и своим именем. Он лгал стране, друзьям, отрекался от близких, бегал по разным противоборствующим сторонам, но никто не заставлял его продавать душу дьяволу. Никто не использовал его сущность ради своей мести. Предать свою душу и идеалы Тобиану было невыносимо.

— Отец! Ответь мне! Докажи, что ты со мной! Оте-ец!

Отец не отвечал. Каменная голова была немного наклонена вправо и будто смотрела на могилу Тобиана. С отцом был ложный прах его сына.

Выходя из усыпальницы, шатающийся, пьяный, матерящийся Бонтин распугал фрейлин. Невероятно, но ему хватило сил не упасть на лестнице и спуститься до своего летающего самоката. Дальше он слабо помнил, как летел, однако не врезался в стену на полной скорости, как было с двенадцатилетним Тобианом Афовийским, и оказался у какого-то злачного кабака. Пол был весь прогнивший, за стеной верещали крысы, окна не были застеклены, повсюду стоял смрад.

— Вина! — приказал Тобиан, забравшись за стол.

— О, это Бонтин Бесфамильный! Здравствуйте! Доброго вам дня! — закричал кто-то из лохматых постояльцев.

— Вина, — проигнорировал его Тобиан.

— Фанин… у нас нет вина. Пиво есть, — произнесла грустно кабатчица.

— Я хочу вина, — возмутился Тобиан, но вынул из кармана брюк аулим и стащил с подноса кабатчицы кружку пива.

На него все смотрели: кабатчица, её муж кабатчик, их маленькая дочь, подметающая пол, посетители, среди которых были свободные рабочие и рабы. В стенах этого бедного заведения все становились равными друзьями. «Смотрите на меня, — смеялся он, — на несуществующего человека! Марион всем вам желал добра и заботы, он исполнил бы все свои обещания, да я, ещё один ваш герой, предаю его жизнь на растерзание Воительницы». Тобиан вновь ощущал забытье от хмеля. Не растоптали тогда, убив и продав в рабство, так растоптали сейчас. Кто он такой, чтобы становиться смыслом преступления, из жертвы превратиться в преступника и дать своё разрешение, чтобы отобрали у человека самое ценное — его жизнь? Марион был сломлен, повержен, измучен пытками, а ему остаётся смотреть, как Джексон погибает из-за него, из-за этой фальшивой могилы, на которую смотрит его отец.

— Тобиан, Тоб, Тобиан, — заговорил отец.

— Что? — он поднял голову от стола.

Не отец.

— Фанин, вы перепили, — в плечо его толкал растерянный кабатчик. — Вам пора остановиться, седьмая кружка уже…

— Я хочу вина! — зло скрипнул зубами Тобиан. — Вот этого! — он покрутил перед глазами кабатчика пустую бутылку от вина и швырнул в стену.

— Мы не продаём вина, у нас в наличие только пиво. Сидр ещё есть. За вином вам в ресторан.

— Я хочу вина сейчас. Самого крепкого, столетней выдержки!

Тобиан рукой упёрся в лицо кабатчика и оттолкнул его. Возле бутылок и стаканов с пивом стояла жена кабатчика, Тобиан полез к ней через стойку.

— Для вашего героя не найдётся вина? Я хочу напиться и забыться! Я хочу исчезнуть, а вы мне мешаете!

Кабатчик отдёрнул его от жены. Тобиан увидел их дочку, убиравшую осколки от его бутылки. Выхватил у малютки метлу и замахал.

— Кто желает со мной подраться? Неужели струсили? Грёбаные трусы! Нападайте на меня, или я вас сам перебью!

Да, давайте, ударьте кто-нибудь его бутылкой по голове! Пройдитесь ножом по горлу, компания в кабаке не из робкого десятка, и понятие о чести здесь свои.

Кабатчик и двое посетителей схватили Тобиана за руки и скрутили за его спиной.

— Успокойтесь, фанин. Успокойтесь, вы перепили.

— Бонтин, я с тобой. Ты сейчас вернёшь домой, — услышал он голос Фредера.

Светлое лицо брата оказалось перед глазами. Плечи укрыл зелёный мундир. Руки простолюдинов сменились руками гвардейцев.

— Бон, ты поспишь и всё пройдёт, — ласково говорил Фредер.

Снится ли ему брат?

Его положили в карету, запряженную лошадьми, один гвардеец захотел сесть в салон кареты, но Фредер велел ему сидеть спереди. В карете было тепло, сиденья мягкие, под ними был обогревающий карету винамиатис. Они ехали в Загородный дворец.

— Выпей, — Фредер протянул ко рту Тобиана бутылочку с зельем и шепнул: — Ты забыл сегодня принять его, ты сейчас превратишься в себя.

Тобиан, не зная почему, отмахивался.

— Пей. Ты должен, у тебя час остался до превращения.

— Пошёл ты с долгом! — вырвался он. — Я родился свободным, у меня нет долга! Ты первенец, ты наследник, это ты должен подчиняться своей судьбе! Я родился свободным! Ха, Фред, я свободен! Не наденете вы мне больше ошейник, а на твою головку-то взойдёт корона!

Он махнул рукой и попал по Фредеру. Зелье вылетело из рук и разлилось по полу кареты.

— Ты мертвецки пьян, — тихо вздохнул Фредер.

— Гений! Отличаешь пьяного человека от трезвого!

— Так, поворачивайте во дворец Солнца! Едем во дворец Солнца! — Фредер постучал по стене кареты, обращаясь к телохранителям. И шёпотом сказал Тобиану: — До дворца тридцать минут езды, успею дотащить тебя до своей спальни.

В карете было тепло и душно, мундир брата грел его, тряска укачивала. Тобиан стал погружаться в сон. В покои Фредера его ввели три человека, он не сопротивлялся. Упав на бездонную перину, он уснул.

Ему снился беспорядочный и душный мир. Люди возвели каменную башню, выходящую за пределы облаков, и заселили её. Им не хватало кислорода, но они прорывались к верхним этажам, дыша в хрупкие трубочки, они предпочитали высоту низким и убогим селениям. Каждый чувствовал себя сильнейшим, мудрейшим, убеждал себя, что зал под самой крышей несомненно достанется ему. Земля вокруг башни была усыпана маленькими хлипкими домишками. Кому не хватило монеты, кому ума и изворотливости, кому крепких кулаков, чтобы подойти хотя бы к воротам башни. Люди с вершины башни кидали вниз горящие факелы и смеялись, глядя, как пламя уничтожает деревянные лачуги. Они бесновались, не упуская из рук тоненькую трубочку с воздухом. Отсутствие кислорода кружило головы, они не замечали, что огонь от дерева перебирается на камень и пожирает его быстрее зелёного листа. И вот огонь подкрался к поднебесным людям! Ухватил острым языком женщину! Бредовый демонический смех сменился криком всеобщего ужаса и боли. Люди стали выскакивать из окон, спасаясь из огня, перед их глазами разворачивалась огненная пропасть. Тобиан стоял на земле, посреди горящих деревянных домов, и стремился поймать хоть кого-то. Да хоть вот эту первую горящую женщину!

Люди падали и разбивались в шаге от него.

— Тобиан. Тобиан, — разбудил его мужской голос.

Он не мог ни с кем перепутать этот голос!

Тобиан подскочил с мехов, в темноте возле бордовых штор стоял он. Его отец. На теле атласный красный жилет, который он сильно любил носить при жизни, штаны простые, с протёртыми коленями, на ногах сандалии.

— Тобиан, — повторил Конел.

— Отец!

Тобиан дёрнулся к нему, поспешил упасть в объятия, но Конел был бесплотен.

— Нельзя прикасаться ко мне. Наши миры — два разных существа, — мерно прозвучал голос.

— Отец, я ждал тебя! Возьми меня к себе! — Тобиан упал перед ним на колени.

Он хотел рыдать, биться о землю, сжать отца своими руками и улететь вместе с ним. Удивительно, как Конел мог улыбаться, смотря на сына, которому оставалось совсем немного до помешательства.

— Я был с тобой всегда. Тобиан, я всё знаю о тебе.

Всё! Пытаясь оглянуться назад в своё прошлое, Тобиан вспомнил только одно и зарделся от стыда.

— Прости, отец, я потерял твой медальон. Ты завещал мне быть сдержанным человеком, почитать свою королеву-мать, дядю, брата, но я живу наперекор твоим заветам, — поднимаясь на ноги, Тобиан затряс медальоном Фредера, висящим у него на шее. — Но его я сохраню. В медальоне твоя душа, верно? Я чувствовал, что ты оставил меня, отец, когда мой медальон сожгли, а теперь ты со мной. Ты рядом. И я прошу тебя, отец, возьми меня с собой.