Но, быть может, этой другой стороной будет её страна.
Вступая в ряды Кровавого Общества, Нулефер даже не предполагала, что ей придётся помогать врагу. Но если это затевается только для освобождения затравленных рабов, для восстановления справедливости, для уничтожения тирании Афовийских… Тогда можно рискнуть.
В Камеруте именно так рассуждали о вылазках освободителей. В этом холодном, северном, горном королевстве Кровавое общество восхваляли в песнях. Чего стоило Нулефер научиться свободно передвигаться по Камеруту без страха быть узнанной и оплёванной. Приходилось, конечно, опасаться тайных агентов Зенрута, но в целом она не боялась со своим настоящим лицом и без Идо Тенрика ходить по многолюдным улицам, сидеть в тихом кафе или гулять в парке, возле кустов рододендронов. Освободители вызывали уважение, их взрывы и убийства находили поддержку, спасённые беглые рабы рассказывали об ужасах Зенрута.
И никто не говорил про тот тёплый воздух, про смеющиеся лица людей, когда наступал вечер после знойного бешеного дня, жизнь затихала для птиц и диких зверей, а люди выходили на улицу и здоровались друг с другом как после долгого расставания. А ведь у кого в Зенруте ещё была семья, где-то жили в ошейниках их родственники и друзья. Где-то были и её родители, сестра, что так сильно любила вмешиваться в её жизнь, преданные рабы Свалоу, воспитавшие её. Все, кому она обязана была жизнью и восхитительным детством.
Зенрут и Камерут были как братья-близнецы, которые никак не могут поделить оставшееся от родителей наследство. А ведь они оба, вместе с Иширутом, страны одной великой Зенрутской империи! Нулефер, гладя нежные листья рододендронов, слышала этот же зенрутский язык. В Камеруте она не была чужой.
Мысль о братьях-близнецах увёла Нулефер в сторону от темы предстоящей войны. Афовийские близнецы не вспомниться просто не могли. До всего мира уже долетела новость о найденном убийце принца Тобиана — Джексоне Марионе. В отряде освободителей такое событие приняли в штыки, никто не поверил, что Марион это совершил. Тимер сказал, что Марион способен на хитрое убийство принца Афовийских, но, если это был он, следствие не тянуло бы шесть лет.
А Нулефер молчала. Достаточно с неё предательств! Уже пострадали Люси, Фьюи и Джина, Уиллард, Аахен. Отец и мать. В конце концов, даже у Тимера есть принципы, даже пустоглазы наделены моралью. Чем она хуже?
За спиной послышались тяжёлые шаги, на плечо легла грубая мужская рука.
— Девушка, вы такая красивая!
Нулефер быстро развернулась и отпрыгнула назад. Бросив цветы, тотчас схватил лежавшую на земле палку и стукнула одного из людей по голове. Взметнула рукой и водой из пруда, что был в ста метрах, сбила с ног второго. В руке возник нож, с ним Нулефер не разлучалась никогда, нося на поясе платья. Она бросилась на нападающего и прижала нож к горлу.
— Помилуйте! Спасите! Я ничего не сделал…
Мужчина взирал на неё испуганными глазами, его руки и ноги колотились, то ли от страха, то ли от крепкой порции алкоголя. На земле лежал его напарник в клетчатой разорванной рубахе и закрывал голову рукой.
Не враги, простые прохожие, которые решили с ней познакомиться.
Нулефер отпустила мужчину и убрала нож. Кажись, и у неё затряслись руки. Ещё бы чуть-чуть, если бы она не замедлила, то быстро бы перерезала глотку. Как учил Тимер. «Пожелела бы я о смерти этих простых бедолаг? Об Оуше Швине по сей день не скорблю».
И Нулефер вздрогнула.
«Почему я снова вспоминаю о Швине? Боги, когда я забуду о нём! Уж невмоготу! Его дух меня достал!»
Нулефер принялась отряхивать так называемых врагов и меж делом извиняться перед ними. Они не сводили ясных глаз с неё. Вид мужчин был ужасен. И не потому, что Нулефер чуть не забрала у них жизнь. У одного не было живого места на лице, слово на него вылили ядовитую кислоту. У другого отсутствовали ногти на правой руки, а шея была в заметных пятнах от ожога.
— Ты же… Ты из освободителей? Нулефер Свалоу? — закричал хриплый и несвежий мужчина, к которому Нулефер поднесла нож.
В его сбитой речи не было и намёка на камерутский акцент. Нулефер сразу насторожилась. Вдруг агент?
— А если бы и Свалоу, что вам из этого будет?
— Мы не думали, что снова кого-нибудь из вас встретим! — закричал второй мужчина, у которого не было ногтей. Он, скорее всего, был трезв. Не то что его приятель.
Нулефер не улыбнулась на его приветствия и отвергла объятия первого.
— Мы знакомы? Я вас впервые вижу. Если вы что-то замышляете, то я брошусь в бой. Не посмотрю, что нахожусь в другой стране, а убивать я уже привыкла, не одного человека положила…
«После Оуша были солдаты Урсулы».
— Мы бывшие рабы! Вы помните, как нас освободили? — воскликнул пьяный. — Мы жили в Гиноре в поместье Зимара! Тимер Каньете открыл нам ошейники и вручил документы на границу Камерута, я, мой друг Морри и ещё двадцать человек сразу бросились бежать. Ну потом я услышал, что поместье нашего хозяина вы сожгли.
— Мы отказывались верить, что освободители не врут, они в самом деле освобождают людей! Жалко, что Тимер не со всех снял ошейник, а только с нас. Ну мы понимаем, мы бросились вам помогать, я сам открыл ворота для вас. А кто-то прятался на чердаке. Но мы со Стевом не из робкого числа! Правда, Стев?
Стев кивнул.
Нулефер вспоминала их поход на Зимаров, тогда Тимер никого не убил своим острым ножом. Часть рабов освободил, часть предоставил самим себе, а хозяев запер в дальней комнате и поджёг дом. Нулефер даже не хотелось знать, сумел ли кто-нибудь из Зимаров выбраться и спастись. Зимаров в народе прозвали гинорскими Казокварами. Хотя они были даже хуже Казокваров, в их поместье Нулефер не встретила ни одного раба, у которого не было изуродовано лицо.
— Я рада, что наши старания даром не прошли, — сказала Нулефер. — Как у вас жизнь сложилась? По Зенруту не скучаете?
Стев и Морри засмеялись.
— Он нам в страшных снах снится! — сказал Морри. — Мы не вернёмся в Зенрут. Ни-ког-да! Мы вот думали-думали долго и решили вступить добровольцами в камерутскую армию. Постараемся быть полезными для нашей новой родины, кроме того Камерут своим солдатам жалование приличное платит.
Нулефер вдруг почувствовала огромное желание засмеяться.
— А если погибнете? Война, знаете, не шутка. Вы будете на ней беззащитными манарами, брошенными в бой, вы будете пылью для магов.
— Нулефер, — Морри стиснул зубы. — Я так сильно ненавижу Зенрут, что ты представить не можешь. Что я потеряю на войне? Абсолютно ничего! У меня вот только он один есть, этот пропойца Стев, который тоже пойдёт на войну. И что же мне терять? Нулефер, я надеялся, что на свободе заживу не хуже своих хозяев, но пока что приходиться работать на побегушках. Я хочу войны, жажду её, мне никто не рассказывал про военные ужасы. Некому было. Я выращенный человек. Может, хоть я смогу доказать, что человек без происхождения, созданный в колбе чего-то стоит?
Нулефер обвела его хмурым взглядом. Она не собиралась спорить. Не имеет право. Быть выращенным человеком это даже хуже жизни подкидыша. Тот хоть знает, что родился естественным путём, который завещали Боги людям.
— Возможно, если вы попадёте в плен, то о ваших личностях узнают. Зенрут к вам будет беспощаден. Известно же, в какие страны бегут рабы. Зенрут знает, что король Геровальд и король Иги стоят за Кровавым обществом. Не думайте, что в Зенруте живут дураки. Почему такое пристальное внимание к границам Санпавы? И лесом не пробежишь, найдут тебя какие-нибудь зверовещатели или растеневики.
Пьяный Стев косо глянул на Нулефер.
— Ты ж не хочешь войны?
— Не хочу, — кивнула она.
— А свободы людям хочешь?
— Вы говорите мне о разных вещах. Вы никогда не узнаете свободы, если будете каждый день ждать смерти. Ожидание сведёт вас с ума. Быть пленником собственных навязчивых мыслей, хорошо ли это?
Стев хрипло засмеялся.
— Безумство уничтожает границы! Свобода в безумие!
